Страница 50 из 54
– Вот так мы с ним и познакомились, – сказал Серко слушавшему его, как зачарованный Дорошенко. – Он и научил меня впоследствии этому искусству и, если хочешь, то я могу своими знаниями поделиться и с тобой.
Глава четвертая. Зборов
Комиссия Адама Киселя еще не успела возвратиться в Варшаву, как там уже начались приготовления к началу военных действий. Король Ян Казимир объявил созыв народного ополчения, которое намеревался возглавить лично, а тем временем командование над всеми остававшимися в его распоряжении коронными войсками возложил на Фирлея, известного в Польше древностью своего рода. Действительно, в прошлом из рода Фирлеев вышло немало известных военачальников и государственных деятелей, но нынешний полководец особыми военными талантами наделен не был. Фактически общее командование и коронными силами и своими собственными хоругвями принял на себя князь Вишневецкий, формально числившийся у Фирлея заместителем, так как даже в минуту грозной опасности для Отечества интриги внутри сената не прекращались и недруги князя добились, чтобы ему так и не была вручена булава коронного гетмана.
Своим универсалом Ян Казимир объявил об измене Богдана Хмельницкого, низложив его с гетманского поста, а старшим Войска Запорожского назначил шляхтича Забусского. Всем реестровым и запорожским казакам, которые покинут бунтовщиков и перейдут под командование нового гетмана, было обещано прощение, а также сохранение льгот и привилегий.
Хотя Речь Посполитая и готовилась к войне, однако денег для найма кварцяного войска, как обычно, у короля не было, а магнаты не торопились распечатывать свои сундуки с талерами, рассчитывая, что и так все обойдется, поэтому даже для выплаты жалованья коронному войску средств не хватало. Медленно съезжалась и шляхта из состава посполитого рушения – многие ожидали пока высохнут дороги да наступит тепло.
В ожидании наступления лета и новой войны в гетманской ставке в Чигирине кипела напряженная работа. Гетман и генеральная старшина с головой окунулись в подготовку к широкомасштабным боевым действиям, стремясь использовать оставшееся короткое время с максимальной пользой. Во все концы казацкого края из Чигирина летели гонцы с гетманскими универсалами, призывающими народ присоединяться к Запорожскому Войску. Но и без этих призывов сотни, а то и больше, крестьян каждый день пополняли ряды восставших.
Клокотала Украйна, бурлила Подолия, волновались Волынь и Полесье. Девятый вал всенародной войны захлестнул весь южнорусский край. Не было ни одного города, местечка или селения, оставшихся бы в стороне от общенародной борьбы с польскими панами. Все устремились в казаки. Кто‑то шел по зову сердца защищать свободу и святую веру, иные искали рыцарской славы и удачи, немало было и тех, кто вступил в казацкие ряды ради наживы, так как всем были памятны трофеи, доставшиеся победителям под Корсунем и Пилявцами.
Для создания антипольской коалиции гетман использовал и дипломатические ходы.
Прежде всего он заручился поддержкой своего, пока что единственного реального союзника хана Ислам – Гирея, который в этот раз пообещал лично прибыть со всей ордой, а также привести с собой 6000 турецких янычар.
Специальная депутация от Запорожского Войска была отправлена на Дон с просьбой об оказании помощи в совместных действиях против поляков.
В первый раз за весь год, прошедший со времени выступления из Сечи, гетман направил в Москву посольство во главе с Федором Вешняком для передачи царю грамоты, в которой официально просил принять Войско Запорожское под царскую руку и вместе ударить на поляков. Казацкая делегация была встречена с большим почетом, но в ответном послании царь Алексей Михайлович отвечал, что мира с Речью Посполитой он нарушить не может, однако, если польский король отпустит Запорожское Войско, то он его примет под свою руку. Впрочем, Хмельницкий на положительный ответ и не надеялся. Это скорее был дипломатический ход‑прощупывание позиции Москвы, и в определенной степени средство давления на Польшу.
Не получил Хмельницкий помощи и от донцов, затаив за это на них обиду.
Со всех концов обширного края к его западным границам стали стягиваться казацкие полки. Для усиления немногочисленных казацких гарнизонов между Горынью и Случем, откуда наиболее вероятно было вторжение поляков, гетман направил полки Таборенко, Ивана Донца, Яцкевича, Романенко. В Острополе укрепился Максим Кривонос. Из Брацлава к выступлению для соединения с ним готовился Данила Нечай, заканчивая последние приготовления.
К Чигирину с левого берега Днепра подтягивались полки Матвея Гладкого, Мартына Небабы, Мартына Пушкаренко, Антона Гаркуши. Прибыли в ставку со своими реестровиками Филон Дженджелей и Михаил Кречовский. На марше после выступления из Чигирина к Войску должны были присоединиться Богун, Морозенко, Хмелецкий, Иван Глух и другие полковники.
В начале мая, когда трава пышным ковром укрыла землю и дороги стали более‑менее проходимыми, огромная армия восставшего народа выступила в поход. На многие мили растянулось казацкое войско. Далеко впереди и по сторонам его виднелись конные разъезды, внимательно озирающие местность вокруг, хотя тут, в самом центре казацкого края, опасаться внезапного нападения оснований не было. Войско двигалось не торопясь, Хмельницкий ожидал прибытия крымского хана, подходившего с юга по Черному Шляху. Ислам – Гирей вел с собой опытных в военном ремесле крымских горцев, ногайских и буджацких татар, черкесов с обритыми наголо головами. Никто из волонтеров не требовал платы, они рассчитывали поживиться за счет поляков. Хан обещал привести с собой восьмидесятитысячную орду, но и без татар, сил у Хмельницкого было достаточно. Численность своей армии гетман и сам толком не знал, так как она росла не по дням, а по часам, но при выходе из Чигирина она превышала 120 тысяч человек. В его распоряжении были полки славной запорожской пехоты, уже не раз доказавшей свою стойкость и мужество в боях. Вместе с реестровыми казаками они составляли костяк всего войска. Больше половины всей армии составляла конница – лошадей у казаков теперь было в избытке. Обоз растянулся больше, чем на десяток миль. Упрямые быки и круторогие волы неторопливо тащили высокие, сбитые из толстых широких досок, возы с запасами пороха, фуража и провианта. На возах же перевозили и фальконеты. Кулеврины на колесах двигалась на конной тяге.
По ходу движения гетман объезжал казацкие полки, вглядываясь в мужественные, загорелые лица своих воинов.
– Никогда прежде не выставляла Запорожская Сечь такого воинства, – с гордостью думал он. – Этим воинам не страшны ляхи. Они их уже били и еще не раз побьют.
Первое трагическое известие пришло из Острополя – там внезапно умер от вспышки чумы Максим Кривонос (на самом деле это произошло еще в ноябре 1649 года во время осады Замостья) Болезнь унесла казацкого вождя буквально в считанные часы. Узнав о смерти своего боевого побратима, Богдан долго не мог придти в себя. Нет больше Кривоноса, человека, который был верным и надежным другом, боевым товарищем, единомышленником. В сражении под Корсунем именно Кривонос организовал засаду в Гороховой дубраве и поразил поляков, оказавшихся в ловушке. Никто иной, как Кривонос, мужественно встретил Иеремию Вишневецкого, выстоял против его хоругвей в боях под Махновкой и Староконстантиновым, заставив князя уйти с Волыни. Кривонос руководил атакой казацких полков на польский лагерь под Пилявцами, взял штурмом Высокий Замок во Львове.
– Эх, Максим, Максим, – с горечью думал гетман, закрывшись у себя в походном шатре, – как мне будет не доставать твоего мудрого совета, горячего сердца и острой сабли!
В начале июня, когда основные силы Хмельницкого еще находились между Белой Церковью и Паволочью, пятнадцатитысячное войско Фирлея и Вишневецкого скрытно перешло реку Горынь и с ходу вступило в бой с местными казацкими гарнизонами. Военное счастье сопутствовало полякам: в бою под Шульжинцами они, используя превосходство в живой силе, наголову разгромили запорожских полковников Ивана Донца и Таборенко. Несмотря на то, что казаки дорого уступали каждую пять обороняемой ими земли, воинское искусство князя Вишневецкого и численный перевес его войск победили. Однако, накал борьбы был таков, что после гибелиобоих полковников, в бой вступили даже женщины, которых возглавила сестра Донца Солоха Донцовна. Она проявила невиданное мужество и отвагу, из‑за чего поляки посчитали ее ведьмой и, захватив в плен, сожгли на костре.