Страница 17 из 54
Не один Потоцкий разгадал истинные замыслы бывшего чигиринского сотника – они с самого начала были понятны и воеводе русскому князю Иеремии Вишневецкому. Получив призыв Потоцкого, он стал готовиться выступить со всеми своими силами ему на помощь.
В середине апреля Потоцкий собрал в ставке коронного гетмана командиров своих хоругвей и казацких полковников во главе с комиссаром Шембергом.
Окинув всех присутствующих холодным и суровым взглядом, гетман поднялся с места. Тяжело ступая по мраморным плитам ногами, обутыми в высокие кавалерийские сапоги со шпорами, подошел к открытому окну. Вдохнув напоенный ароматом цветущих садов теплый весенний воздух, он, собравшись с мыслями, начал свою речь.
– Панове, – обратился гетман к собравшимся, – бунт на Украйне набирает силу. Уже сейчас холопы жгут фольварки своих господ, убегают на Низ, вооружаются не только вилами, но и самопалами. Все только и ждут выступления казаков из Сечи. Настала пора принимать решительные меры, больше медлить нельзя.
Слова попросил Шемберг. Был он выходец из немцев, пунктуальный и методичный. Начинал он военную службу еще при коронном гетмане Жолкевском, имел хороший боевой опыт. Подобно самому Потоцкому, он считал, что казачество должно быть искоренено, так как от казацкого своеволия один вред. Назначенный не так давно старшим реестровиков, Шемберг так сумел настроить против себя казаков своей жестокостью и придирчивостью, что все они его люто возненавидели.
Предложение Шемберга сводилось к тому, чтобы немедленно выступить на Запорожье и не дать выйти Хмельницкому из Сечи.
– Надо упредить бунтовщиков, – говорил он, – и раздавить змею в ее логове. Если позволить им выйти из Запорожья, то вспыхнет бунт по всей Украйне.
Потоцкий согласно кивнул головой. Другие участники совета тоже поддержали Шемберга.
Но по поводу того, с какими силами идти против казаков, мнения разделились. Польный гетман Марциан Калиновский, подтянутый и худощавый блондин, с несколько поредевшими коротко подстриженными волосами на голове, предложил выступить на Сечь со всеми силами обоих гетманов и реестровым войском.
– Мы не знаем точного числа запорожцев, – говорил он ровным звучным голосом, – ходят слухи, что к Хмельницкому присоединились или готовы присоединиться татары. Насколько эти слухи верны я, правда, не знаю. Этот шельма Хмельницкий – хитрая бестия, мог и нарочно их распустить. Но в любом случае против всех наших сил ему не выстоять.
– Позор даже слышать такие речи! – вскочил с кресла коронный гетман, очень недолюбливавший своего заместителя. – Стыдно посылать большое войско против какой‑то шайки подлых холопов. Это быдло мы разгоним батогами!
Собравшиеся одобрительно зашумели, поддерживая Потоцкого громкими восклицаниями. Калиновский окинул зал полупрезрительным взглядом, пожал плечами и сел на место. До конца совещания он больше не проронил ни слова.
Было решено направить против Хмельницкого панцирную хоругвь полковника Чарнецкого, литовскую хоругвь Павла Сапеги, две хоругви драгун, а также все реестровое казацкое войско во главе с Шембергом.
– Региментарем над войском назначаю, – коронный гетман встал и, подойдя к одному из собравшихся – красивому белокурому юноше лет двадцати‑двадцати двух, положил ему руку на плечо, – пана Стефана Потоцкого, каштеляна дережинского.
Щеки юноши порозовели, в его глазах вспыхнул огонь. Он с благодарностью и признательностью взглянул на отца, обычно холодные глаза которого внезапно потеплели, а лицо на мгновение озарилось непривычно доброй улыбкой.
В дальнейшем обсуждались уже чисто организационные вопросы. Решили, что будет лучше, если примерно 4 тысячи реестровых казаков во главе с наказным полковником Иваном Барабашем, Ильяшем Караимовичем и полковником черкасским Михаилом Кречовским, поплывут на байдарах по Днепру до Кодака, а пешее войско будет двигаться по сухому пути вдоль Днепра. У Каменного Затона они должны соединиться и дальше действовать совместно.
Полковник Чарнецкий, не особенно доверявший казакам, предложил отправить с ними на байдарах и полк немецкой пехоты, с чем все согласились. Шемберг примерно с двумя тысячами реестровиков должен был следовать сухим путем вместе с основными силами.
К концу апреля все войска, отправляемые в поход, стянулись в Черкассы. 28 апреля с первыми лучами солнца байдары отплыли от берега. Одновременно передовые части Стефана Потоцкого тронулись по сухопутью в степь.
Коронный гетман обнял на прощание сына и, пожелав ему удачи, долго смотрел вслед уходящему войску. Против казаков двигалась великая сила. На могучих лошадях, каждая весом едва ли не в тонну, сидели, как влитые, всадники в блестящих панцирях и наброшенных поверх них леопардовых шкурах. Солнце отражалось от их доспехов так, что слепило глаза. За спинами великанов‑гусар покачивались крылья из перьев страуса, издавая при движении грозный и слитный шум. Каждый из них был вооружен полупудовым палашом, длинным кончаром и копьем, установленном в башмаке вертикально вверх. Гусарская хоругвь насчитывала 1065 закаленных и испытанных воинов.
За «крылатыми» гусарами ехали неспешным шагом драгуны – всего 900 человек, а за ними в пешем строю выступали литвины Казимира Яна Павла Сапеги. Их было немного, всего три сотни, но они славились своей стойкостью в пешем бою. Замыкали колонну реестровики Шемберга с пиками и самопалами на плечах.
– Хлопу, лайдаку Хмельницкому разве справиться с таким войском? – вслух подумал коронный гетман. Он, приподнялся в стременах, послал вслед уходящим в степь крестное знамение, затем поворотил коня и поскакал в обратную сторону.
Глава вторая. Начало славных дел
К тому времени, как польское войско выступило в поход, запорожские казаки уже пять дней находились в пути. По обширной степной равнине неспешно двигалась армия восставшего народа. Передовой казацкий полк вышел из Сечи утром 22 апреля. Запорожцы шли в пешем строю, все в белых свитках с самопалами за плечом и саблями на боку. Лес пик покачивался над стройными рядами пехотинцев и их сверкающие наконечники отражали солнечные лучи. Вслед за передовым полком с основными силами выступил и сам Хмельницкий. Гетман ехал в окружении старшины на буланом коне под малиновым стягом и бунчуком, которые держали в руках бунчужные. Рядом на легком ветру колыхались еще два знамени – подаренное австрийским цесарем запорожскому войску в 1594 году и голубое знамя с бело‑красным орлом – подарок короля Владислава 1У. За гетманом и старшиной сомкнутым строем следовали казацкие формирования, экипированные, как и передовой полк. Это была знаменитая запорожская пехота, известная своей стойкостью и отвагой. Ее было немного, но она составляла основной костяк всего войска. Эти полки были сформированы исключительно из запорожцев‑товарищей, бывалых казаков, прослуживших на Сечи не менее трех лет. Замыкал колонну обоз, состоявший почти из полтысячи возов. Сбитые из толстых свежеструганных досок возы медленно катились по пыльному тракту, влекомые медлительными круторогими волами и могучими быками. Где обозный Чарнота сумел раздобыть столько тягловой силы, не знал даже кошевой Лутай. На возах везли хлеб, муку, зерно, сушеную рыбу, корм для коней, пушки, запасы пороха. Войско шло плотной компактной массой, оставляя за собой широкую полосу вытоптанной земли. Впереди и по обеим сторонам пешего войска двигалась казацкая конница. Ее было немного, не более полутысячи всадников. Еще дальше в степи маячили татарские разъезды, отправленные туда Ганжой в качестве боевого охранения. Сам полковник, как всегда с сумрачным выражением на скуластом лице, ехал рядом с гетманом, изредка перебрасываясь с ним короткими отрывочными фразами.
В рядах казаков слышались шутки, раздавался смех, все были в приподнятом настроении. Хмельницкий, усилием воли сохранявший улыбку на лице, испытывал внутреннее беспокойство. Неизвестность тревожила его. Он не знал о том, как поступит коронный гетман и очень опасался, что тот выступит против него со всеми своими войсками.