Лили и майор

— Я хотела, чтобы это случилось, когда ты будешь во мне, — посетовала Лили.

— Не беспокойся, — отвечал Калеб, — оно и случится. — И он поцеловал ее губы, и шею, и ее напрягшийся, начинавший уже округляться живот.

Сильными руками Калеб развел ее трепетавшие ноги и вонзил свое копье в ее лоно одним сильным решительным натиском, отчего она хрипло вскрикнула и выгнулась, принимая его.

Он пришел в неистовство, когда она дотянулась до его груди и стала играть его сосками, и он со стоном всякий раз входил в нее все глубже.

Их сладостная битва продолжалась, и движения их все убыстрялись, пока экстаз не взорвался бурей наслаждения, унесшей их в поднебесье.

Когда они наконец пришли в себя, Лили неловко скорчилась во тьме возле Калеба, прижав ко рту тыльную сторону ладони.

— Наверное, вся Пенсильвания догадалась, что ты только что со мною проделал, — упрекнула она Калеба.

Он перекатился набок и поцеловал ее живот. Ему доставляло заметное удовольствие то и дело гладить его теперь, когда там рос его ребенок.

— Ты знаешь, по-моему, как только ты выносишь этого младенца, нам стоит позаботиться о следующем.

— Я не сомневаюсь, что именно так мы и поступим, — умиротворенно вздохнула она.

Он легонько погладил ее грудь успокаивающим, а не возбуждающим движением, и она погладила его по голове. Вскоре они оба крепко спали.

— А я хочу, чтобы ты был на моей свадьбе, — обиженно говорила младшая сестра Калеба, Аби-гейл. Ее поддерживали и Сандра, и Сусанна.

— Нам надо успеть вернуться домой, прежде чем наступит зима, — возразил Калеб, погладив девушку по персиковой щечке. Как и ее братья, Абби любила настоять на своем. — А кроме того, у нас есть дело в Чикаго. Это очень важно, пойми.

— Ну, значит, мне самой придется приехать к вам в гости, — надула губки Абигейл. — Вот, правда, возьму и приеду на свой медовый месяц.

— Ты всегда будешь у нас желанной гостьей, Абби, — улыбнулся Калеб, — можешь в этом не сомневаться.

— Не понимаю, за каким лихом вам нужно возвращаться в эту глушь, — жеманно произнесла Сандра. Беременность красила ее, и Сандра вполне преуспела, дрессируя лейтенанта Костнера. — Там же нет никого, кроме банд диких индейцев, разбойников и солдат!

— Это наш дом, — тихо сказала Лили, продев свою руку под локоть Калеба. Она уже давно гадала, заколосилась ли ее пшеница или стала жертвой засухи, и ей не терпелось рассказать Велвит и Хэнку о своем путешествии.

Калеб посмотрел на нее и лишь молча кивнул, но глаза его сияли.

Между Калебом и Джоссом установились вполне мирные, хотя и довольно-таки натянутые отношения. Несмотря на это, и Джосс, и Сусанна настояли на том, что надо устроить грандиозную вечеринку в честь отъезда Лили и Калеба, причем Сусанна ссудила невестке бесподобное вечернее платье, чтобы та принарядилась по такому случаю.

Лили как раз уселась передохнуть в промежутке между танцами, когда Калеб взял ее за руку, увел в уединенный сумрачный уголок и преподнес что-то в бархатной шкатулке.

— Это когда-то принадлежало моей матери, — тихо сказал он.

Затаив дыхание, Лили подняла крышку. В шкатулке лежало серебряное ожерелье тончайшей работы, усыпанное дождем бриллиантов.

— Ах, Калеб, — прошептала она.

Холидей взял с темного бархата произведение ювелирного искусства и подошел сзади, чтобы накинуть ожерелье Лили на шею и замкнуть замочек. А потом наклонился и поцеловал то место, где соединились концы серебряной цепочки.

— Когда-нибудь твой сын наденет его своей жене.

Лили повернулась и заглянула Калебу в глаза. Если у нее до сей поры и оставались какие-то сомнения по поводу его чувств к ней, теперь они ушли навсегда. Ни один мужчина не станет дарить женщине такую дорогую его сердцу фамильную вещь, если он не обожает ее всей душой.

— То, что я повстречалась с тобой, стало самым чудесным событием в моей жизни. — И она улыбнулась, припомнив тот хлопотливый денек в Тайлервил-ле, когда над ней подшутили солдаты и она уронила свой поднос. — Хотя могу сказать честно, что тогда я об этом и не подозревала.

Калеб приподнял ее лицо за подбородок и запечатлел у нее на губах нежный поцелуи.

— А я не сомневался в этом с самой первой минуты, — произнес он, когда его губы оторвались от ее. — Я знал, что должен остаться с тобой навсегда. Мне просто не хватило тогда прозорливости распознать, что ты создана быть супругой, а не любовницей.

Лили переполняло чувство спокойной радости. Все, чего ей еще надо было от жизни — разыскать своих сестер.

— А сейчас, пока ты будешь танцевать со всеми этими твоими поклонниками, — продолжал Калеб, и его глаза сверкнули, когда он кивнул в сторону толпы изящных молодых людей, переполнявших бальный зал, — я бы хотел, чтобы ты ни на минуту не забывала, в чьей кровати ты спишь.

Не успела Лили вымолвить и слова, как он опустил плечи ее платья так, что совершенно обнажилась ее грудь.

— Калеб! — шепнула она, с испугом подумав о том множестве людей, что танцуют и веселятся за полупрозрачной занавеской, отделявшей эту нишу от остального зала. Она прикрылась было ладонями, но Калеб засунул в карман шкатулку от ожерелья, схватил ее за руки и отвел их за спину.

Ее чудесной формы груди предстали перед его взором в полной своей красе, и соски на них послушно налились соком и затвердели под его взглядом.

— Ты — моя, — напомнил Калеб, и Лили с трудом могла бы сказать, чем полнее владеет ее муж: ее телом или ее душой. А он наклонился и взял в рот ждавший его прикосновений сосок.

Лили до боли закусила губу, чтобы не застонать от возбуждения: несомненно, этот неподобающий для бальной залы звук был бы услышан всеми гостями. Ее обычно столь непокорный дух был сломлен.

— Калеб, — прошептала она, — уведи меня куда-нибудь и давай займемся любовью.

— Не сейчас, — покачал он головой. — Просто я хочу, чтобы ты думала только обо мне весь остаток вечера.

Калеб вполне добился своего, ибо тело и душа Лили так жаждали слиться с ним, что она больше ни о чем не думала на протяжении всего бала. А через несколько часов в супружеской постели Калеб удовлетворил ее желание до полного изнеможения обоих.

Чикаго, конечно, успел сильно измениться с тех пор, как ее увезли отсюда, и теперь возвращение вызвало в Лили странную смесь чувств: ностальгию, гнев, меланхолию и радость. В нетерпении она мерила шагами холл в отеле, пока Калеб снимал для них номер. Когда с этим было покончено, они должны были пойти на прием к доктору, хотя Лили чувствовала себя превосходно.

— Ну почему мы не можем пойти туда после того, как побываем у маминого адвоката?! — капризно спросила она, беря мужа за локоть. Ей казалось, что у врача они только впустую потратят время.

— Беременные женщины требуют особой заботы, Лили, — покачал головой Калеб, — и я желаю быть уверенным, что у тебя все идет как надо. Подумай хотя бы о том, что, когда мы вернемся домой, к твоим услугам не окажется никого, кроме старого дока Линдсея, а он понимает в родах не больше, чем наш коновал.

Лили была в отчаянии, но понимала, что дальше спорить с Калебом бесполезно, время дорого. С равным успехом она могла бы спорить с почтовым ящиком на углу.

Они наняли кеб, чтобы добраться к доктору, которого рекомендовали им в отеле, и Калеб едва ли не силой завел Лили в подъезд высокого кирпичного здания в центре города. Кое-какие места казались Лили смутно знакомыми.

Доктор как ни в чем не бывало велел Лили раздеваться н ложиться на смотровой стол, и она повиновалась лишь потому, что это был добродушный пожилой джентльмен с седой бородой и добрыми голубыми глазами. И все равно она зарделась, как маков цвет, и стыдливо укрылась белой простыней, которую он ей дал после осмотра.

— Значит, вы зачали этого ребенка в апреле?

Лили кивнула, закусив нижнюю губу.

Врач добродушно похлопал ее по попке и разрешил садиться. Он принялся тщательно мыть руки теплой водой из титана, пока Лили приводила себя в менее унизительную позицию.