Лили и майор

Линда Лаел Миллер

Лили и майор

ПРОЛОГ

Линкольн, штат Небраска. Декабрь, девятое число, 1865 г.

Все небо было обложено тучами, из которых сыпался мелкий противный снег. Порывы ветра без труда проникали под юбки шестилетней Лили и холодили ее голые коленки, однако она и не подумала наклониться, чтобы подтянуть сползшие чулки. Все ее внимание было приковано к людям, сгрудившимся возле железнодорожной платформы, на которой она и другие дети, приехавшие на сиротском поезде, были выставлены для всеобщего обозрения.

К ее поношенному пальто была пришпилена картонка с цифрами «два» и «семь». Лили знала, что если две цифры написаны вместе, то они обозначают какое-то новое число, но прочесть его не могла, потому что никогда не ходила в школу. Возможно, об этом ей что-то рассказывали сестры, но за последние дни голова Лили распухла от всех тех сведений, которые она должна была запомнить.

Девочке много раз повторяли: ее имя — Лили Чалмерс, сестер ее зовут Эмма и Каролина. Родилась Лили четырнадцатого мая 1859 года в городе Чикаго, в штате Иллинойс.

Малышка почувствовала, как ее плечо сжали пальцы Каролины, и попыталась выпрямиться. Душа Лили ушла в пятки, когда она увидела, что огромный мужчина в шерстяном пальто, прищурившись, осматривает жалкую группку сирот, стоявших на платформе. Лили никак не хотела расстаться с надеждой на то, что кто-нибудь сможет взять в дом всех трех сестер, хотя Эмма и Каролина с той самой минуты, как их поезд отошел от платформы в Чикаго, постоянно готовили Лили к тому, что им придется расстаться.

Похожий на медведя мужчина выбрал себе двух мальчиков, и Лили облегченно вздохнула. Уголком глаза она взглянула на стоявшую подле нее Эмму и увидела, что у нее по щекам текут слезы. А ведь Эмме было уже семь лет — по понятиям Лили, возраст почтенный, чтобы позволять себе плакать на людях. Она тихонько нащупала руку Эммы и сжала ее пальцы.

И в этот момент по прогибавшимся под ее тяжестью заснеженным деревянным ступенькам на платформу поднялась грузная женщина и прямиком направилась к беспомощно цеплявшимся друг за друга девчушкам.

— Я забираю вас, — заявила женщина не терпящим возражений тоном, и Лили на миг охватила радость от мысли, что ее мечты сбылись и их забирают всех вместе. Но уже в следующую секунду до Лили дошло, что женщина обращается исключительно к восьмилетней Каролине.

— С вашего позволения, мэм, — приседая в реверансе, едва слышно попыталась возражать Каролина. — Эти две девочки — мои сестры. Их зовут Эмма и Лили, и они обе хорошие, сильные девочки, к тому же достаточно взрослые для того, чтобы убирать и готовить…

— Только вас, мисс, — отвечала женщина, покачав головой.

Каролине ничего не оставалось, как крепко обнять на прощание сестер. Ее карие глаза были полны слез, а снежинки блестели на темной непокрытой голове, словно серебряная корона. Будучи самой старшей, Каролина надеялась, что ее заберут самой последней и она сможет запомнить хозяев двух младших сестер, чтобы потом суметь их разыскать.

— Помни обо всем, что я тебе говорила, — ласково сказала Каролина, беря руки Лили в свои. — А когда тебе будет одиноко, просто спой те песенки, которым учила нас бабуля, и мы снова окажемся вместе. — Она поцеловала Лили в щечку. — Я разыщу вас обеих, — добавила она. — Обещаю вам.

Каролина выпрямилась и обернулась к Эмме.

— Будь сильной, — сказала она. — И помни. Пожалуйста, помни.

Эмма лишь молча кивнула, слезы катились у нее по щекам. Лили считала, что из них троих Эмма была самой хорошенькой, ведь у нее были такие чудесные белокурые локоны, синие глаза и нежный мелодичный голосок.

Когда стало ясно, что больше никого из детей здесь не заберут, кондуктор загнал детей обратно в вагон. Лили не плакала, но горло ее судорожно сжималось от подавляемых рыданий, а сердце замерло в груди испуганной птичкой.

— Давай споем, — сказала, все еще всхлипывая и шмыгая носом, Эмма, когда они проглотили обычный приютский ужин, состоявший из черствого хлеба и разбавленного молока.

Но привычные песенки прозвучали ужасно тоскливо, когда некому оказалось исполнить партию Каролины. И это вызвало у Эммы новый приступ рыданий. В конце концов малышки потеснее прижались друг к другу в поисках взаимной поддержки и постарались уснуть.

Но стоило Лили закрыть глаза, как перед ее глазами предстала мать, беседовавшая с солдатом в грязном голубом мундире.

— Но ведь они мои малютки, — говорила она, невнятно произнося слова, как всегда в тех случаях, когда ей случалось выпить много бренди. — Что же, по-твоему, я должна с ними сделать?

— Отошли их на Запад, — отвечал солдат, одной рукой отдергивая занавеску, отделявшую кровать матери от остальной каморки, а другой рукой махнув куда-то вдаль.

— На Запад? — икнув, переспросила женщина, путаясь в складках занавеси. Мать всегда старалась поступать так, как от нее требовали мужчины, но почему-то это всегда приносило ей только неприятности.

Тогда Лили впервые услышала о существовании сиротских поездов. Пока солдат расписывал матери, в какие распрекрасные дома попадают сиротки, которых отвозят на Запад, из-за занавески на пол падали одна за другой детали их одежды. А когда тени солдата и матери переплелись на фоне грязной тряпки, Лили встала и вышла на крыльцо, где уселась в раздумье, опершись подбородком на кулачок.

Тут воспоминания поблекли, и девочка потеснее прижалась к Эмме, которая за всю ночь так и не сомкнула глаз. И тогда Лили сказала то, о чем молчала до сих пор.

— Мама отослала нас, потому что так хотел солдат.

— Он не захотел бы на ней жениться, если бы она нас оставила, — согласилась Эмма, и в ее темно-синих глазах вспыхнул гневный огонек.

— Ненавижу солдат, — сказала Лили.

— Не надо никого ненавидеть, — возразила Эмма, обнимая сестру за плечи и крепче прижимая к себе. — Да и к тому же все равно в один прекрасный день мы снова будем вместе, ведь Каролина обещала нам.

Лили только вздохнула.

— Мне надо выйти, — сказала она через какое-то время.

— Ох, Лили, — растерянно прошептала Эмма, — почему ты не подумала об этом там, на станции? Теперь тебе придется возиться с этим ужасным вонючим горшком в конце вагона!

— Мне надо выйти, — настойчиво повторила Лили, многозначительно расширив такие же, как у Каролины, карие глаза. Эмме ничего не оставалось, как проводить сестру в заднюю часть вагона, где за последним сиденьем находилось импровизированное отхожее место. Кое-кто из мальчишек попытался подглядывать за ними, но Эмма прикрикнула на них, как могла, и к тому же загородила Лили, расправив свои юбки.

Управившись с горшком и вернувшись на свое место в вагоне, Лили вдруг осознала, что ведь следующей сиротой, которую выберут себе добрые люди, может оказаться Эмма. Но если Эмму заберут из поезда, а Лили нет? Получается, что некому будет сопровождать Лили при нужде, отгонять от нее этих мерзких мальчишек и закрывать своими юбками в тот момент, когда Лили снимет штанишки.

Лили обмерла от страха, что сможет обмочиться, и тогда уж точно станет посмешищем для всего вагона. Ее станут дразнить малявкой.

Вслед за этим на Лили разом набросились все остальные терзавшие ее в эти злополучные дни страхи: они рвали ее бедное сердечко, словно свора бродячих собак, не дававшая ей проходу, когда они жили дома. А что, если те, кто возьмет ее к себе, не будут ее любить или просто окажутся злыми людьми? Или еще того хуже: ее вообще никто не захочет забрать, и она так и будет кататься по всей стране на этом промозглом, вонючем поезде до конца своих дней!

Прошло немало времени, пока обессилевшая Лили провалилась в беспокойный сон. Ей привиделось, что мать передумала и захотела вернуть своих детей домой. Она ласкала их, называла своими милыми крошками и обещала, что скоро они переедут все вместе в маленький уютный коттедж прямо на берегу моря: точь-в-точь такой же, какой Лили видела в одной из бабулиных книжек.