Объявляю убийце голодовку

Это я тоже уже знала. Больше о бывшей подруге думать не хотелось. Я не первая и не последняя, кому жизнь преподнесла такой удар. Все равно надо брать себя в руки и жить дальше.

— Она жива? — Это последнее, что меня интересовало в связи с бывшей подругой.

— Да, ее тоже спасли. «Любимый» собирался инсценировать вашу гибель в автокатастрофе. Планировал замкнуть цепь на вас двоих и отвести ненужное внимание от больницы.

Вопросов у меня оставалось множество. Пока нас опять не прервали, был смысл поторопиться.

— Что вообще происходило в больнице? — поставила я вопрос ребром.

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил «Штирлиц». — Ты ведь уже пришла к определенным выводам?

Еще бы! Сколько голову ломать!

— Я полагаю, — осторожно начала я, — любящие родственники или просто знакомые, подчиненные, да кто угодно, делали заказ на человека и через определенное время могли смело рассчитывать на наследство — или продвижение по службе вместо ненавистного начальника. Или просто избавление от непонравившегося человека. Заказы могли быть продиктованы буквально чем угодно. — Игорь молчал, и я, приняв его молчание за одобрение моих логических выкладок, продолжила: — Разумеется, напрямую заказчики с персоналом дела не имели. Они, скорее всего, и не знали, кто конкретно станет убивать жертву. Переговоры и оплата шли через Ирену-косметичку. Так?

— Предположим. — Игорь не подтвердил, но и не опроверг мои умозаключения. — Но как можно заставить человека лечь в больницу? Тем более такую… гм… малопривлекательную и бесперспективную в плане оказания реальной медицинской помощи? — Я задумалась, а он продолжал подкидывать вопросы: — И если на дискете были списки жертв, да просто списки умерших людей, то как ты представляешь себе процедуру их умерщвления? С утра все пациенты поголовно встают в очередь? А уже к полудню выстраивается такая же толпа из родственников на выдачу свидетельств о смерти?

Получалось и впрямь довольно странно. Это же не Дахау, в конце концов, и не сталинский ГУЛАГ. Не могло у задрипанной районной больницы быть такой пропускной способности.

— И косметичка совсем не такое чудовище, как тебе кажется, хотя есть на ней грех.

Игорь замолчал, собираясь с мыслями, и я на него насела, чувствуя, что теперь уже вообще мало в чем уверена, кроме как в собственной умственной неполноценности, о которой, кстати, уже догадывалась и раньше.

Нас опять прервали. На сей раз невысокий плотный дядька в больничном халате и шапочке. Выражение его лица мне понравилось даже меньше, чем недовольная мордочка медсестры. И с чего бы это врачи придают такое значение больничному режиму?

Торговаться с нами и призывать к порядку мужик и не подумал. Ледяным голосом бросил мне «добрый день», а притихшему Игорю велел немедленно возвращаться к себе в палату.

— Вечером, так и быть, зайдете на полчасика. Но не больше. Я дам указание за этим проследить.

Я осталась одна и, облегчив душу нелестными высказываниями в адрес врачей-перестраховщиков, задумалась. Как же так? Я все себе представляла неверно. Но ведь объяснение существует, и оно где-то на поверхности. Неужели даже теперь, зная свои ошибки, я не докопаюсь до истины? Мысль показалась оскорбительной, и я принялась усиленно соображать.

Что известно наверняка? То, что преступная деятельность, имеющая место в больнице, — не плод моего разыгравшегося воображения. Она реально существует, и в ней замешано, судя по всему, довольно много людей. Причем не только медиков. У организации есть и свои, скажем так, боевики. Мальчики, насколько я могу судить по личному опыту, не уголовники. Так с кем же я столкнулась? И что они все-таки творят? Хотя сейчас было бы, наверное, более корректно говорить об их деятельности в прошедшем времени.

Я постаралась откинуть эмоции и еще раз все проанализировать. Ну что могли там делать? Если никого не убивали и не разбирали на органы?! Лечили, что ли?!

Я дернулась. Лечили! А почему бы и нет? Основную массу, предположим, не баловали, аскорбинкой отделывались, а вот особо избранных, так сказать, спецконтингент…

Я уже столько раз садилась в лужу, что и теперь сомнения оставались. Но другого объяснения все равно не видела. Здесь оказывали медицинскую помощь или какие-то дополнительные услуги отдельно взятым пациентам. Каким образом? Понятия не имею. А вот где конкретно, кажется, догадываюсь. Только в одно отделение я заглянула мельком, не сочтя нужным облазить уголки. В хирургическое. И думаю, большинство дам на моем месте поступило бы так же. Мало кто словил бы кайф от созерцания ног и голов, обмотанных бинтами. Положительные эмоции подобное зрелище способно вызывать только в том случае, если травмами обзавелись бывший муж и его любовница.

Что еще? Я знала как отдельных представителей руководства, так и некоторых рядовых членов организации. Не могу не отметить, что люди они почти интеллигентные, некоторые даже начитанные, если не сказать — образованные. Даже киллеры не производят впечатления уголовников. И о чем это говорит? О том, что у руля стояли люди неглупые и инициативные. Способные на оригинальные решения и красивые ходы. И прежде всего, нетрадиционное мышление. Они и впрямь могли проворачивать что-то весьма интригующее в задрипанной районной больнице. Никому бы и в голову не пришло здесь искать криминал.

Больше, к сожалению, я так ни до чего и не додумалась. Зато вопросов появилось еще больше, и я испугалась, что снова что-нибудь упущу, когда стану пытать Игоря. Тем более, что в моем распоряжении будет только тридцать минут. Надо бы составить вопросник.

Я порылась в тумбочке, но, как и следовало ожидать, ни ручки, ни бумаги не обнаружила. Пришлось жать на кнопку вызова, хотя встречаться с языкастой стервой не хотелось.

— Проблемы? — язвительно осведомилась она, появившись в проеме минут через пятнадцать. Интересно, если бы на моем месте оказалась какая-нибудь немощная старушка, был бы у нее шанс дожить до появления спящей красавицы?

— Угу, — недовольно буркнула я, — как и у всех, кому вы оказали медицинскую помощь! Мне нужна бумага и ручка!

— Завещание решили набросать? — ехидно поинтересовалась нахалка.

— Именно, — огрызнулась я. — И рекомендовала бы всем вашим пациентам сделать то же самое.

Дерзкая девчонка фыркнула и вылетела из палаты, а я в изнеможении откинулась на кровати. Завещание. Зачем вообще люди оставляют кому-то свои деньги? И как потом живут те, кому завещаны ценности и недвижимость? Борются с желанием ускорить перемещение благодетеля в мир иной? Перебирают способы?

Я все-таки не сдержалась, и, когда в дверях нарисовалась медсестра, намереваясь швырнуть мне в физиономию канцелярские принадлежности, кровать ходила ходуном, а я сотрясалась от рыданий. Девица проявила неожиданную прыть, исчезла и буквально в считаные секунды появилась со своим начальником. Оба медработника теперь ворковали надо мной, будто я была их общим долгожданным первенцем.

— Ну, ну, деточка, все хорошо, все будет в порядке, — нежно нашептывал дрожащим фальцетом врач, навалившись мне на плечи.

Должна признаться, получалось неубедительно, командирские интонации удавались ему значительно лучше. А с другой стороны, в ведомственном военном госпитале вряд ли бедолаге приходилось часто успокаивать зареванных барышень. Основной контингент тут отличался от меня по половому признаку и придерживался уставных отношений.

— Сейчас, сейчас, моя милая, — сюсюкала мучительница, втыкая в меня шприц. — Вот так, теперь умничка.

И все равно успокоилась я не от инъекции и не от их дурацкого бормотания. Затихла я на широкой груди Игоря, ворвавшегося в палату следом. Он не говорил никаких глупостей, а просто гладил по голове и время от времени вытирал мне лицо своим носовым платком. Его все-таки попытались выставить, но на сей раз мужик проявил неуступчивость и не двинулся с места. И я не только уснула, сопливая и зареванная, в его объятиях, я и проснувшись, обнаружила под щекой измятую ткань больничного халата.