Посох Времени

Сколь же диковинен, сколь интересен мир подкаменный, если пришёл ты в него с добрыми помыслами и ведёт тебя над Недрой сам Авега. Одно только плохо, порой мало бывало света от огней вечных, что были в руках идущих, ибо встречались им залы такой высоты и величия, что хотелось остановиться, засиять будто сам Ярило и рассмотреть как следует эти чудные своды с древними рисунками и письменами. Наверху стоят трескучие морозы, снега в пояс, а здесь текут ручьи и целые реки, причём один раз довелось даже узреть, как ручей взбирался вверх по камням, легко поднимаясь на косой уступ высотой в два аршина.

Всяко бывало на переходах. Случалось, что приходилось бежать, чтобы не попасть под горячий ключ, выстреливающий в потолок кипятком, или красться, будто тати ночные, пряча светочи под одеждой и отсиживаться недвижимо, за спинами отводящих неприятелю глаза Авег. Но вот как-то стал Новолод веселее, Семовит расправил плечи и разговоры завёл о том, как правильно поступать, чтобы не навредить глазам дневным светом и поняли наши путники, что скоро они снова увидят ярилин свет.

Очередной, изогнутый в сторону шуйцы ход, упёрся в зияющий пустотой провал.

— Вот и Зала, — вздохнул с облегчением Новолод, поднимая выше Огонь и ступая на кривые стэпи, ведущие вниз.

— Ну, наконец-то, — ответил ему Семовит, поочерёдно пропуская перед собой дружную компанию, осторожно спускающуюся вслед за первым Авегой. — Почти пришли, друзи. Поднимемся из этой Залы, немного пройдём в стеснении и выйдем в аккурат перед Вишерским Камнем[172]. Его надобно обойти, там обитель Великанов, слышишь, Светозар? Наш Белогор отсюда Родом…

Кудесник не стал отвечать, поскольку их нестройная цепочка резко остановилась. Когда происходило подобное – следовало молчать, воспринимая остановку, как знак тревоги. Внизу Зала происходило какое-то движение. Несколько десятков светочей двигались параллельными цепочками.

Светозар тихо подошёл к Новолоду:

— Что сие? — прошептал он на ухо Авеге. — Уж не вороги ли?

— Вороги оттуда не войдут, — задумчиво ответил тот. Он поднял камень и четырежды, гулко ударил им в скалу. Стены отдались пронизывающим, глубоким звуком. Шум внизу прекратился, огни остановились. — Держи, — Новолод отдал чародею свой Вечный светоч и скрылся в темноте…

Обратно он явился не скоро, в момент, когда даже Семовит уже стал безпокоиться. Оказалось, что огни снизу – тризненные. Люди трёх общин предгорья Вишерского Камня несли к Залу-Усыпальне тело убитого ими великана. Зимой кургана Силы не сладишь для потомка Богов, а предать покою ставшее ему ненужным тело было надобно.

А случилось это из-за того, что в то время, пока наши путники отмеряли шаги под землёй, на поверхности её, другие великаны - Ящеры-Горыни стали зорить и жечь селения, убивать охотников и простых путников в горах, причём убивать без причины, просто так. Сиих злодеев только по сказкам уж и помнили, а потому на них никто и подумать сразу и не мог. Понимали, что простому человеку не под силу творить подобное. Да и следы в глубоком снегу говорили сами за себя.

Дошло до того, что на северном склоне Камня и вовсе осталось всего-то три села. Все остальные просто пропали. Лишь брёвна от теремов разбросаны, да дымятся остывающие печища. Людей и вовсе нет, не уцелел никто. Все вокруг знали, что в Вишерский Камень – Чертог великанов. Их частенько видели в горах, сторонились, как же, неведомое, страшное.

Охотники из оставшихся сёл стали по следам лес шерстить. Снег глубокий, отметин много. Вот и вышли на одного, прям у пещеры. Вначале стрелами его ослепили, а потом уж…, как могли – так и добивали. Уж больно много накипело у людей на великанов за содеянное.

Только покончили с ним, вдруг расступились сосны заснеженные, да вышли на поляну пред пещерой аж семеро чужаков. Огромные, даже больше того, которого убили. Но тот хоть на человека был похож, он, говоря по правде, и был человек, токмо большой больно, а эти. Будто ящерки-переростки. Пасти красные, очи, словно огнём пышут, и воняют гадом. Поглядели они на то, что селяне наохотили, попыхтели меж собой по-ежиному, и ушли.

Вот тогда-то и поняли люди, что натворили, и кто виной всем смертям и разорениям в окрестностях. Вот уж воистину: «Сказка ложь, да в ней намёк…». Внимать нужно было дедовским сказкам в Горынычах.

И пошли тогда селяне виниться к великанам. Сначала, чтобы сыскать их, послали волхва. Тот долго ходил в пещерах и нашёл-таки одного. Стыдом горели сердца охотников, как показали вышедшему к ним Асу залитого кровью собрата его. Оказалось, что разумеют великаны нашу, русскую речь, это ж не ящеры жестокосердые. Ох, и совестно было людям. Спросили, как вину загладить? А великан им: «Что уж теперь делать? Отпустили невзрощённую Душу, Карна вернёт обратно, а тело …собирайтесь скопом и несите к Залу. Придёте, дорогу я укажу».

Селяне послали клич горький, рассказали всем, что сотворено было недоброго и отозвались многие в округе, пришли проводить великана в Усыпальницу.

—  Вот она, слепая людская ярость, — тяжко вздохнул Новолод, — сказано же было Пращурами: «Не пускайте гнев неправедный в благодатное сердце ваше, ибо гнев погубит всякую благость и испортит чистое сердце ваше».

Как пришли все селяне, собратья усопшего уж внесли его тело в Зал, встретили людей, дали светочи и открыли дальний вход. Вот и несут теперь. Натворили бед немногие, а совестно всем…

— А ведь Горыни-то в горах, — вздохнул Светозар, — наверняка ищут нас. И мы виной всему этому.

— Ох, — тихо вздохнула Добромила, да опомнившись, прикрыла рот рукой.

— Тс-с-с, — зашипел на неё Семовит, — не буди эхо, лебёдушка. Устали дети, устала ты, но придётся ещё потерпеть. Пройдут сейчас люди и: пока с тризной гимны петь будут, пока всё как надо справят, мы должны выйти наружу. Здесь, во владениях великанов, можем ходить токмо мы да Хранители, а вам по устою и места нет. Не может быть худое дело во благо, однако за пеленой тризны нам самое время проскользнуть незамеченными…

Так и сделали. Едва только стихли голоса людские, да пропали светочи в дальнем углу открытой великанами Усыпальницы, витязи, Светозарова семья, да Авеги одним махом перебежали длинный зал и стали протискиваться к выходу. Ноздри щекотал морозный воздух, глаза колол мягкий вечерний свет, и так хотелось вдохнуть всей грудью воли снежного простора, что те, кто шёл последними, едва не столкнули с уступа первых. Те же просто застыли на месте. Под ногами их лежала бордовая от крови каменная плита.

— Авега, — тут же поинтересовался щурящийся на свет Триян, — да как же они умудрились втащить его в такой узкий ход.

— Хм, — просто улыбнулся тот, — до того, видать, проход был шире. Великаны знают, как с камнем обращаться. Могут сделать его легче подушки, податливее глины. Когда им вздумается, любой ход открыть или закрыть, сделать уже или шире. Вот сейчас после тризны уйдут люди, можете мне поверить, этот проход станет ещё уже, только сайвокам и проходить. Да и те теперь сюда не особо сунутся, только ежели им очень припрёт. Кровь великана чиста. Ни дождям, ни снегам не смыть её здесь ещё долго. Веками будет напоминать людям о недобром. Однако ж, что мы стоим-то? В путь…

Лютень в этих местах щедр на снега. Везде уж стучится весна в ворота, а здесь, на севере, снега всё прибавляется. Нижний становится твёрдым, а сверху всё сыплет и сыплет. Возле гор, где ветры не дают задержаться снежному покрову, белая, скрипучая от мороза преграда не доставляет путнику особых хлопот, а вот ниже, в лесу.

Вооружённые, крепкие штоурмвои Трияна, идущие первыми, тут же стали проваливаться. Сначала по колено, потом по пояс, а уж дальше идти стало совсем невозможно. Длинный, затяжной спуск к долине у Камня был так заснежен, что молодые хвои стояли по всей его площади, словно белые снеговики в два-три роста человека. Двигаться можно было только от одного такого белого изваяния к другому, поскольку возле них снежный покров был чуть тоньше, хотя и менее плотным, чем на открытых местах.