Посох Времени

— Тихо, мой молодой друг, — с дрожью в голосе прогнусавил Берцо, и с опаской стал озираться, — умоляю вас, тише. Я так понимаю, вы торопитесь мне сообщить, что наши молитвы были не напрасны, но! — Хитрый торговец приложил перепачканный замочным лярдом[14] палец к обветренным губам. — Успокойтесь, станьте рядом со мной и, делая вид, что смотрите на эти …тряпки тихо, не обращая на себя внимания, всё расскажите.

Лонро лихорадочно выдохнул. Нужно отдать должное его самообладанию. Далеко не каждый молодой человек способен так мгновенно присмирить свои расходившиеся без меры чувства. Ему понадобился только миг на то, чтобы вернуть своим движениям былую размеренность, а речь в рамки тихого, учтивого, воспитанного молодого человека, роль которого он блестяще исполнял в этих далёких от Рима землях. На самом деле, о чём он думал? Ведь вокруг кипела утренней жизнью торговая пристань, где успех в делах каждого из них в огромной мере зависит именно от того, кто раньше всех и кто больше всех услышит. К счастью никто из соседей, полностью поглощённых работой, не обратил никакого внимания на перемещения Джеронимо.

Копошась в рулонах узорной ткани и глядя поверх открытой крышки сундука на спускающихся к пристани расен, Берцо тихо откашлялся:

— Ну, рассказывайте…

Молодой Лонро, опасливо покосившись влево и вправо, заговорщицки прошипел:

— Ангус, кажется, я нашёл…

Берцо вскинул к небу полные благодарности глаза и даже зарделся от волнения. Поднимающееся над лесом расенское солнце вдруг заиграло перед его глазами россыпями драгоценных камней, а плещущаяся у бортов вода запела сладкими голосами смуглых наложниц.

— Ну же…, — мечтательно прошептал старый меняла, — всё ещё пребывая в плену собственных видений, — только прошу, ничего не пропустите. Сами понимаете, мы долго ждали этого, и не хотелось бы всё начинать сначала, упустив птицу удачи из-за каких-то мелочей.

Лонро, в который раз ощупывая холодный рулон ткани, повторно покосился в сторону и, убедившись, что никому нет до них ни какого дела, наконец, начал:

— Его зовут Масимо Агнелли. Мы столкнулись случайно. Он обронил что-то, когда шёл к пристани. И надо же было такому случиться, эта безделица закатилась прямо под деревянный настил. Он был крайне обескуражен и начал осыпать и настил, и безделицу такими словами, что, как мне кажется, даже небо слегка покраснело от услышанного. Я собственно потому и обратил на него внимание, ведь не каждый день приходится слышать такую отборную ругань на родном языке. Думаю, мои родители сильно бы расстроились, если бы узнали, что мне при определённом стечении обстоятельств, будет доставлять удовольствие отборная италская ругань...

— Джеро-онимо, — нетерпеливо пропел вслушивающийся в каждое слово Берцо, — мой милый мальчик. Я питаю глубокое уважение к вашим достойным родителям. Скажу больше, наш общий знакомый падре Аурелио Пиччие, снаряжая нас в эту поездку, рекомендовал мне Вас, конечно же, в первую очередь, исходя из личных качеств, а уже во вторую, опираясь на безмерное чувство почтения к Вашим родителям. Я глубоко ценю Ваш род, но! Нельзя ли не отвлекаться? Сами понимаете, я человек деловой…

Лонро не без удовольствия проглотил сладкую пыльцу лести. Он понимал, что эти слова дорогого стоили его собеседнику. Хвала Небу известный всему Риму хитрец и пройдоха Ангус Берцо, наконец, признал высокое положение Джеронимо. «Это хорошо, — умозаключил потомок знаменитого италского рода, — теперь же, после услышанного, ты будешь относиться ко мне с ещё большим уважением».

Выждав, таким образом, просто убивающую Берцо паузу, он продолжил:

— Этот Агнелли большой «охотник». Судя по тому, с какой лёгкостью он говорил со мной об интересующих нас вещах, падре Пиччие был прав. Расены на самом деле ходят по золоту и дорогим камням, более того, они намеренно показывают свою искреннюю неприязнь ко всему этому…

Ангус переменился в лице. Его тяжёлый взгляд говорил сам за себя:

— Вы…, вы что, — дрогнувшим голосом произнёс он, — сказали ему, зачем мы здесь? Вы…

— Успокойтесь, — холодно выдохнул Джеронимо, — это он обо всём говорил, а я больше слушал. Этот …наш друг Масимо, либо безпросветный дуралей, либо…. Он так обрадовался встрече со мной, что, не задумываясь, рассказал мне о каком-то Хоу, который в прошлое лето приволок из низовий этой реки, просто страшно сказать. В общем, чёлн нищего бродяги Хоу едва не зачёрпывал воду бортами. Он был гружён …, — Лонро снова опасливо оглянулся, — золотыми самородками, каждый из которых не менее пятидесяти местных унций[15]!

— О-о-о, — невольно с дрожью вырвалось у старины Берцо, а Джеронимо, прекрасно осведомлённый о тяге последнего к золоту, продолжал измываться над стонущим от волнения торговцем:

— Это не сказки, дорогой Ангус, нет. Если мы пожелаем, можем всё уточнить у расен. Масимо клянётся, что Хоу нанял здесь ещё один чёлн, легко выкупив его у какого-то джунгарина. После того, заручившись поддержкой в охране своего груза у двух дюжин караванных штоурмвоев, он пошёл вверх по течению. Рассказывают, что расенские четники, вернувшиеся обратно где-то через срок[16], привезли с собой барк и четыре привязных челна, гружёных разным добром. Всё это им подарил благодарный Хоу. Оно и понятно, с таким-то запасом, для него это была уже мелочь?

Лонро приосанился. Пожалев своего старшего партнёра, далее он решил не затягивать с рассказом:

— Наш Агнелли сейчас собирается туда, в низовье реки, где новоиспечённый богач Хоу раздобыл своё счастье. «Прости, мой друг, — сказал он мне и, на мой взгляд, сообщил самое важное.

Лонро склонился к уху Ангуса и, перейдя на тихий шепот, продолжил, — я не могу, — говорил он, — поведать тебе, что и где я нашёл, а обманывать земляка я просто не стану. Как говорят местные: «биз нос». Придёт и твоё время, мой друг. Здесь каждый из наших рано или поздно находит то, что ищет. Завтра я заберу нанятых мной штоурмвоев и уйду, а ты? Вот тебе мой совет, дождись завтрашнего полдня. Здесь, в слободе, живёт старик по имени Радимир. Его все знают. К нему раз в два расенских месяца заезжает одна особа. Подсказка к твоей удаче в ней. Глянешь на её сапожки, сразу всё поймёшь. А уж дальше, смотри сам».

Ангус нервно почесал в бороде:

— Хорош, гусь, — зло процедил он сквозь зубы. — Сам за золотом двинется, а нам советует на сапожки пялиться? Да за пять каменей с челна того же Хоу, перед каждым из нас раздвинутся все ножки и все сапожки Сардинии. Даже из дому не нужно будет выходить, мужья будут приводить тебе своих жён. …А он сапожки…

            К челну подошли две расенские женщины в сопровождении высокого, плечистого воина. Скомканный упоминанием женских сапожек важный разговор пришлось отложить до лучших времён. Начиналась торговля.

Клубок второй

Этот жаркий, безветренный день, приправленный недоговорённостью и напряжением, длился очень долго. После полудня Берцо и Лонро, впрочем, как и все окружающие их торговцы просто изнывали от жары и безделья. Торг не шёл, и отобедавшие всухомятку ромеи, сдались во власть сладкой дрёмы. Развалившись на мягких, пёстрых тюках с дешёвыми тканями они отдались этому занятию столь самозабвенно, что проснулись только к вечеру, в момент, когда их собратья и соседи по торгу дружно захлопали крышками сундуков. Вся пристань галдела так, словно после тяжёлой, изнурительной работы в слободу собирались уставшие от работы трудяги, а не складывали разогретые на солнце пожитки, отоспавшиеся за день бездельники.

Берцо и Лонро не торопились. Прежде чем отправиться в слободу, им нужно было до конца разобраться в сложившейся ситуации, что называется без лишних ушей. Потому и укладывали они свои товары с особой тщательностью, терпеливо дожидаясь того момента, когда торговый люд, обосновавшийся рядом с ними, отправится к корчмам да становищам.

Соседи не заставили себя долго ждать. Очень скоро опустевшая речная пристань была готова перейти под охрану слободских четников. Двое из них, по видимому те, кому первыми выпало сегодня сторожить причал, лениво бросали выжидающие взгляды поверх выстроившихся в ряд торговых челнов и струг. Быстро уразумев, что задержавшиеся торговцы не  будут спешить покидать своё место, четники сошли с высокого смотрового помоста и пропали из виду.