Стены слушают

Когда я это понял благодаря Хелене, я растерялся и стал делать ошибки. Серьезные ошибки. Например, оставил в кухне поводок Мака и дал Герде Ландквист возможность поймать меня на ложном телефонном разговоре. Казалось, с каждой новой ошибкой следующую было легче совершить. Я так беспокоился о жене, что потерял ясность. Уверял себя – со временем Эми придет в себя. Это было чересчур оптимистично: одно время тут не поможет, требовалось что-то посильней. Но я не мог даже поехать в Лос-Анджелес повидаться, уговорить ее. Сидел, как в ловушке, в Сан-Франциско с вами и Джиллом Брандоном у меня на хвосте. Как ни парадоксально, сама Консуэла толкнула меня на решительный шаг.

Они встретились, как договорились, в последнем ряду лож кинематографа на Маркет-стрит. Руперт пришел первым и ждал ее. Она так неумеренно надушилась, что раньше, чем увидеть или услышать ее, он почуял запах, пока она поднималась по ступеням, покрытым ковром.

Здесь не было места для обмена вежливостями, даже если б она имела понятие о вежливости или ценила ее. Она заявила прямиком:

– Мне нужны еще деньги.

– У меня их нет.

– Достаньте.

– Сколько?

– О, порядочно. Ведь нас теперь двое.

– Двое?

– Джо и я. Мы вчера поженились. Я всегда мечтала о замужестве.

– Бога ради, – взмолился Руперт, – зачем вмешивать сюда О'Доннела?

– Я никого не вмешивала. Просто написала ему, потому что чувствовала себя одинокой. Вам не понять, каково это быть без друзей, видеть только людей, которые желают твоей смерти. Вот я и послала Джо письмо о том, как мне повезло, о моих хорошеньких платьях и драгоценностях, о том, что мои новые волосы светлее даже его волос. По-моему, это вызвало его зависть. Во всяком случае, он занял денег и приехал автобусом. Увидев его опять, я подумала, что, раз уж он здесь, почему бы нам не пожениться и не получить благословения церкви. Таким образом, нас теперь стало двое.

– Которых я должен содержать?

– Не вы, а ваша жена. Вы ничего постыдного не сделали. Чего ради вам платить? Платить должна миссис Келлог.

– Это шантаж.

– Меня слова не заботят – только деньги.

– Надо думать, вы все рассказали О'Доннелу?

– Мы теперь муж и жена, – добродетельно заявила Консуэла. – Жена должна полностью доверять мужу.

– Проклятая идиотка!

Сидя рядом, Руперт почувствовал, как она напряглась:

– Не такая уж идиотка, как вам кажется.

– Вы представляете себе, как наказывается шантаж?

– Я представляю себе, что вы не можете пойти в полицию и пожаловаться на меня. Потому что, если пойдете, им придется допрашивать миссис Келлог, а она признает себя виновной.

– Вот где у вас ошибка, – поспешил Руперт. – Моя жена больше не верит в ваши россказни о гибели миссис Виат. Она вспомнила правду.

– Ну и скверный же из вас получился лгун. Я всегда отличу плохого лгуна от хорошего. Сама-то я лгу великолепно.

– Да уж, это мне хорошо известно.

– Только я не лгу, когда дело идет о важных вещах, таких, как смерть миссис Виат.

– Неужели?

– Сколько раз мне придется повторять вам? Я спала в чулане для щеток и проснулась от криков в четыреста четвертом. Я побежала туда. Две женщины сражались из-за серебряной шкатулки Они и раньше ссорились из-за нее, когда я заходила в номер. В ту минуту, как я вошла, миссис Келлог завладела шкатулкой и ударила миссис Виат по голове. Дверь на балкон была раскрыта настежь. Удар был так силен, что миссис Виат попятилась и вывалилась через перила балкона. Я быстро соображаю и подумала сразу же о том, как ужасно будет, если полиция обвинит миссис Келлог в убийстве. Я подняла шкатулку и вышвырнула ее за перила. Миссис Келлог потеряла сознание от шока.

Я влила ей в рот немного виски из стоявшей на бюро бутылки, и она понемногу очнулась. Я успокоила ее, шепнув: "Не бойтесь, я ваш друг, я помогу".

Друг. Помощь. Руперт молча таращился на огромный экран, где мужчина подкрадывался к женщине, намереваясь убить ее. Он испытал краткое ребячливое желание превратиться в этого мужчину и настигнуть женщину, которая сделалась Консуэлой. О, если бы Консуэла умерла – естественной смертью от несчастного случая или по замыслу...

"Нет, – подумал он. – Это ничего бы не изменило. Моя задача спасти Эми, а не наказать Консуэлу. Если Консуэла умрет, мне не убедить Эми, что она страдает от заблуждения. Я обязан оберегать эту ведьму, потому что без нее мне не уничтожить заблуждения".

– Море и туман вредят моему здоровью, – заявила Консуэла. – Хочу назад, домой, где тепло и сухо. Но для этого нужны деньги.

– Сколько?

– Пятнадцать тысяч долларов.

– Вы помешались!

– О, я знаю, это выглядит огромной суммой. Зато стоит вам расплатиться, как вы отделаетесь от меня. Разве не стоит заплатить столько, чтобы от меня отделаться?

Она понизила голос:

– Джо совсем не глуп. Он справлялся и узнал, что у вас есть бумажка, которая позволяет вам снимать деньги со счета вашей жены.

– Чек на такую сумму непременно вызовет подозрения.

– Вы уже вызвали достаточно подозрений. Еще немного не может повредить. Ну как, добудете деньги?

– Боюсь, придется.

– Отлично. Завтра в полдень я приду в ресторан, где вы завтракаете, ресторан Ласситера. Как бы совершенно случайно сяду рядом с вами, вы передадите деньги, и кончится вся история.

– Зачем же встречаться в таком публичном месте, как ресторан?

– Именно потому, что это публичное место. В таком людном месте вы не измените своих намерений и не попытаетесь сделать что-нибудь глупое. Я вас не боюсь, но и доверять вам не собираюсь. Вы слишком отчаянно любите вашу маленькую жену. Как случается такая любовь?

– Этого, – отозвался он мрачно, – вам не понять никогда.

Они упустили встречу у Ласситера из-за внезапного появления Хелены. Руперт пошел домой, и позже, в тот же день...

...Руперт рассказывал Додду:

– Около половины четвертого они подъехали к дому в подержанной машине, купленной О'Доннелом на деньги, уже полученные Консуэлой от меня. Они обогнули дом и поднялись по задней лестнице. Я впустил их в кухню. Они явно были в ссоре. Консуэла выглядела взбешенной, а О'Доннел – нервным и испуганным. Я думаю, он начал понимать, что схватил тигра за хвост, и единственное, что он может сделать, это отпустить тигра и умчаться, словно за ним погнался ад, умчаться в надежде на лучшее. О'Доннел зря объявил о намерении бежать. Это позволило тигру изготовиться к прыжку.

Как только я передал Консуэле деньги, О'Доннел заявил, что выходит из игры и не намерен ехать назад с ней в Мехико-Сити или куда-нибудь еще. У меня создалось впечатление, что они часто затевали бешеные ссоры, и эта ничем от других не отличалась. Я ушел в кабинет. Мне были слышны ее вопли о свадебных клятвах и благовестях церкви. Тогда он сказал ей что-то по-испански, и внезапно воцарилась тишина. Когда я вернулся в кухню, О'Доннел мертвый лежал у холодильника, а Консуэла стояла с ножом в руке. Она выглядела удивленной.

Все произошло так быстро, так невероятно, будто во сне... Я был ошеломлен и не мог ни думать, ни строить планы. Мог действовать лишь автоматически, инстинктивно. Пробовал убрать грязь с помощью купальных полотенец, но ее было слишком много. Консуэла продолжала плакать и причитать, отчасти жалея о том, что наделала, но, думаю, больше от страха оттого, что теперь будет с ней. Тут я понял, что играю слишком пассивную роль. Если я хочу помочь Эми, я должен сделать что-то толковое. Нельзя сидеть сложа руки и ждать, чтобы время привело ее в чувство. Так и получилось, что Консуэла сама заставила меня действовать.

Кабинетные критики и люди, никогда не бывавшие в моей шкуре, могут упрекать меня за то, что я немедленно не вызвал полицию. Но вы знаете, Додд, что я не мог позволить себе это; если бы позвал, моя жена попала бы прямиком в тюрьму. Консуэла тут же изложила бы властям свою версию гибели Уильмы, а Эми, десять шансов против одного, все это подтвердила бы. Итак, чтобы защитить жену, я должен был защищать Консуэлу. По крайней мере, какое-то время защищать.