Татуировка

— Да, не видно, — смущенно признался Василий. — Но это всего-навсего «Вольво».

Смешной мальчик: он так торопился, что стал целовать ее сразу, как только они сели в его холодную машину. Она и тут протрезвела не очень. А руки его уже умело и проворно хозяйничали у нее под блузкой.

— Какая у вас нежная, теплая, прекрасная грудь! — шептал он при этом, целуя ее в шею.

А рука его уже двигалась дальше. При этом другой рукой он что-то мгновенно сделал со спинками, отчего те стали плавно опускаться, образуя вместе с сиденьями удобное ложе. И Агния, так же плавно откинувшись вслед за спинкой, ощутила себя лежащей на этом ложе. Он целовал ее глаза, губы… И она уже отвечала ему. При этом ей было и смешно, и приятно, и радостно. И она прошептала ему об этом:

— Смешной мальчик! Ты такой ласковый, нежный!

И подумала почти с восторгом: ничего себе приключеньице! Отдаться прямо посреди Невского! Рассказать Глебу, вот он удивится! При этом в ее мыслях Глеб был кем-то вроде близкой подружки, которая порадовалась бы за нее после такого рассказа.

— Агния, любимая! Я полюбил вас с первого мгновения! Как только увидел, так сразу и сказал себе: это та женщина, которую ты искал всю жизнь! — нашептывал Василий, продолжая целовать и прогуливаться руками по ее телу.

«Ну пусть человек с таким тонким художественным чутьем повосторгается, если ему так необходимо. В конце концов от меня не убудет», — расслабленно думала она, уже идя навстречу его рукам.

И в этот миг, к счастью или несчастью, подошел милиционер. Она его сначала даже не заметила, но он постучал по лобовому стеклу своей полосатой палкой, а потом с сочувствием, хотя и громко, произнес:

— А стоянка здесь запрещена, молодые люди. Предъявите-ка документы, водитель.

Пока Василий застегивался и, выйдя из машины, выяснял с ним отношения, она наконец увидела себя со стороны. Хороша, нечего сказать! Дома ее дожидается Глеб, который так мечтал пойти на ее выступление, но именно на этот вечер его аспиранту назначили защиту кандидатской. Ей, можно сказать, — к сорока, а она собирается то ли ехать домой к едва знакомому двадцатилетнему мальчишке, то ли отдаться ему прямо здесь, в машине. Более пошлой ситуации трудно было бы придумать.

Василий стоял к ней спиной, продолжая в чем-то убеждать пожилого милиционера, и даже не заметил, как она вылезла из «Вольво» с другой стороны и, не прихлопнув дверцу, быстро-быстро пошла в сторону Аничкова моста, потом побежала, боясь, что он догонит ее, начнет хватать за руки, уговаривать. Но ее никто не преследовал. Ей повезло — едва она приблизилась к остановке, как подъехал и услужливо распахнул двери троллейбус. Агния впрыгнула внутрь, даже не посмотрев на его номер.

Дорого она расплатилась за этот час флирта. И цена была — Глеб, которого прямо с защиты диссертации увезли на «скорой» в больницу.

Из случайного троллейбуса Агния пересела в метро и, уже подходя к дому, удивилась, не увидев в своих окнах света. Она настолько привыкла приходить в эту квартиру после Глеба, что даже ключи часто оставляла дома. В этот раз ключи были с собой. Но ощущение тревожного неуюта оттого, что Глеб не распахнул перед нею дверь и не встретил ее со своею рассеянной улыбкой, поселилось в душе немедленно.

Вот так. Стоило мчаться домой сломя голову, чтобы обнаружить, что квартира пуста, а муж где-то пирует в окружении аспирантов. Или аспиранток.

О том, что в этот вечер случилось с нею самой, она как-то сразу забыла. А вот Глеб! Неужели достаточно одного года супружеской жизни, чтобы муж начал ей изменять? Да если вдуматься, вообще непонятно, что связывало их до сих пор — двух чужих людей с далекими интересами.

Несколько раз она принималась звонить к нему на кафедру, но бросала трубку — не хватало еще услышать развеселые голоса аспиранток и лживые оправдания мужа! И когда зазвонил телефон, она схватила трубку, приготовившись, если только послышится голос Глеба, выкрикнуть ему что-нибудь яростное, чтобы он понял, что может оставаться там, где находится, потому что здесь его никто больше не ждет.

— Это квартира Пуришкевич? — спросил какой-то зачуханный голос.

— Нет, Самариной!

Агния ненавидела подобные идиотские вопросы. Еще хорошо, хоть фамилию назвали. А то порой просто спрашивают: «Это квартира?» Так и хочется им ответить: «Сумасшедший дом».

— Мне нужна Анна Евгеньевна Пуришкевич. — Ее имя уродовали, явно читая по бумаге.

— Агния Евгеньевна, — поправила Агния. И услышала скороговорку:

— Я дежурная медсестра, здравствуйте, ваш муж во втором отделении, реанимация.

Это был явный розыгрыш. И поэтому Агния язвительно ответила:

— Передайте ему, пусть там и остается. Здесь его никто больше не ждет.

Голос на том конце после реплики Агнии споткнулся, а потом, сразу став более строгим, произнес:

— Вы не поняли. Ваш муж находится в реанимации. У него инфаркт.

И тут Агния испытала то, о чем много раз читала в романах позапрошлого века: от ужаса у нее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, а потом кровь ударила в голову.

— В какой больнице? — спросила она чужим голосом и зачем-то стала записывать номер и название станции метро «Василеостровская».

Через несколько минут Агния уже мчалась по лестнице, неистово махала проезжавшему мимо частнику, а потом, бухнувшись рядом с ним, умоляла ехать как можно быстрее к этой больнице. И проклинала себя, это свое дурацкое выступление и свой постыдный флирт. Ведь Глеб же с утра жаловался ей, что у него «как-то не так» зажимает сердце.

В реанимацию к нему ее, конечно, не допустили, несмотря на то что она сначала размахивала перед носом дежурных врачей журналистским удостоверением, а потом пыталась всучить взятку, состоящую из трех десяток — больше у нее с собой не было.

К счастью, у мужа оказался вовсе не инфаркт. То, что с ним произошло, могло бы кончиться трагически, если бы рядом не сидел его коллега, который в прошлом служил военным переводчиком. У Глеба попросту остановилось сердце. И причем, как потом выяснила Агния, именно в те минуты, когда она целовалась с этим красавчиком в машине.

Прямо во время защиты диссертации все увидели, как Глеб неожиданно посерел и стал съезжать со стула. У него произошла самая настоящая клиническая смерть. И пока кто-то истерично звонил в «скорую» и выкрикивал адрес, военный переводчик умело делал массаж сердца и вдувал воздух в рот Глеба. Когда вошли врачи «скорой», сердце Глеба, несколько раз судорожно дернувшись, уже снова начало ритмично перекачивать кровь.

Его выпустили из больницы через две недели с пачкой медицинских справок, кардиограмм, рецептов и направлением в профилакторий. Но Глеб заявил, что чувствует себя прекрасно и сам не понимает, с чего вдруг с ним случилась эта постыдная глупость, из-за которой была сорвана защита диссертации его аспиранта.

Агния знала «с чего», но поклялась никогда в жизни не рассказывать мужу о причине и уж тем более — не допускать в будущем даже намека на флирт.

С тех пор прошло полгода. В первые дни Агния опасалась что Василий станет ее разыскивать, добиваться встречи, позвонит в редакцию или еще того хуже — домой. Она готовила вежливые, но холодные фразы на случай, если он станет проявлять назойливость. Но получалось иначе, его голос, к счастью, был легко узнаваем. И, едва он произносил первые слова, как она сразу клала трубку. Так длилось несколько дней. А потом он перестал звонить. В Домжуре же после того вечера Агния ни разу его не встречала. И постепенно случившееся стало вспоминаться реже, как что-то мимолетно-приятное, хотя и слегка грешное, что с каждым бывает в молодости, как какие-нибудь поцелуи в парадном. Глеб, конечно, ни о чем не догадывался. Да, собственно, ничего ведь и не произошло.

Теперь же она подумала, что было бы неплохо вставить в будущую книгу воспоминания этого самого Василия, а если бы он согласился, прислать к нему на дом фотографа, сделать снимок той картины, из-за которой она чуть не изменила мужу. Но не изменила же! И теперь тоже — при разговоре с Василием она ни в коем случае не собиралась давать каких-то авансов.