Механическая принцесса

Троица скрылась в вестибюле Института. Пришедший из конюшни Сирил занялся лошадьми. Софи быстро задернула занавеску, подумав о том, что она, вероятно, понадобится Шарлотте, чтобы помочь Джему. Ах, если бы в ее силах было что-то сделать… Девушка поспешно вышла в коридор и по узкой лестнице для прислуги спустилась вниз.

Внизу она наткнулась на Тессу; изможденная и бледная, та никак не решалась войти в комнату Джема. Через приоткрытую дверь Софи увидела, что Джем лежит на кровати, а над ним склонилась Шарлотта. Уилл стоял у камина, скрестив руки на груди. Весь его облик выдавал напряжение.

Тесса подняла голову и увидела Софи.

– Софи, – тихо воскликнула она, и лицо ее немного порозовело. – Джему плохо, у него опять приступ… этой болезни.

– Все будет хорошо, мисс. Мне уже доводилось видеть его совсем больным, но он неизменно справлялся с этим.

Тесса закрыла глаза. Обе девушки подумали о том, что когда-нибудь Джем не сможет оправиться после очередного приступа.

– Пойду принесу горячей воды, – сказала Софи, – и захвачу какую-нибудь одежду.

– Не беспокойся, за одеждой Шарлотта послала Бриджит, и та ее уже принесла, – вздохнула Тесса. – Я знаю, что, если кровь демона случайно попадет на кожу, это может быть опасно. Но… с минуты на минуту появится брат Енох. Джем даже слушать не захочет мои возражения, и я…

– Не изводите себя, – прервала ее Софи. – Если вы тоже заболеете, Джему от этого легче не станет. Пойдемте, я помогу вам переодеться.

Веки Тессы задрожали.

– Милая, мудрая Софи, ты, конечно, права, но я сама позабочусь о себе. – Она дошла до своей комнаты, остановилась на пороге и вдруг сказала: – С ним все в порядке. Он цел и невредим.

– Кто? Мистер Джем?

Тесса покачала головой и улыбнулась:

– Нет, Гидеон Лайтвуд.

Софи залилась краской.

Габриэль не помнил, как оказался в гостиной Института. Брат велел ему подождать здесь, и больше никаких подробностей. Простота гостиной его удивила – в ней и в помине не было той роскоши, к которой он привык дома. Стены были оклеены выцветшими обоями с розочками, поверхность стола исцарапана ножом для вскрытия писем и залита чернилами, с каминной решетки свисали хлопья сажи. Над камином висело зеркало в позолоченной раме с пятнами от высохшей воды.

Юноша посмотрел на свое отражение. Рубашка на шее порвана, на подбородке виднелся красный порез. Вся его одежда была забрызгана кровью… Твоей собственной или отцовской? Он быстро отогнал от себя эту мысль.

Габриэль был удивительно похож на мать, Барбару, высокую, стройную брюнетку, чьи зеленые глаза напоминали траву, росшую на покатом берегу реки за их домом. Широкоплечий и коренастый Гидеон больше напоминал отца, и глаза у него были не столько зеленые, сколько серые. Но характер отца, по иронии судьбы, унаследовал Габриэль – он был своенравен, быстро впадал в гнев и не торопился прощать. Гидеон же, напротив, отличался миролюбием, но, как и мать, никогда не изменял своим убеждениям.

В гостиную вошла Шарлотта Бранвелл. Свободное платье, приличествующее ее положению, и ясные, как у птички, глаза. Встречая ее, Габриэль каждый раз удивлялся, какая она маленькая. Маленькая настолько, что ему приходилось нависать над ней. О чем только думал Консул Вейланд, когда вверял в руки этого миниатюрного создания власть над Сумеречными охотниками Лондона и столичным Институтом?

Поприветствовав юношу кивком головы, Шарлотта произнесла:

– Габриэль, брат сказал, вы не ранены.

– Да, со мной все в порядке, – небрежно бросил он и тут же понял, что его слова прозвучали грубо.

В течение многих лет отец вдалбливал ему в голову, что Шарлотта – бесполезная дура, легко поддающаяся чужому влиянию. Гидеон на сей счет имел собственное мнение, по этой причине он даже бросил семью и переселился в Институт, но Габриэлю забыть уроки отца было нелегко.

– Я думал, вы сейчас с Карстейрзом.

– Пришел брат Енох. Вместе с другими Безмолвными братьями он выставил всех из комнаты Джема. Уилл расхаживает по коридору, как пантера в клетке. Бедный мальчик… – Шарлотта взглянула на Габриэля и подошла к камину. В глазах ее мелькнул проблеск острого ума, который она тут же скрыла, опустив ресницы. – Но довольно об этом. Насколько я понимаю, вашу сестру отвезли в особняк Блэкторнов в Кенсингтоне, – произнесла она. – У вас есть кто-нибудь, перед кем я могла бы за вас похлопотать?

– Похлопотать?

Она подошла к камину и сцепила руки за спиной.

– Вам придется уйти, Габриэль, и где-то устроиться. В противном случае я должна буду указать вам на дверь, и вы будете вынуждены ночевать под открытым небом.

Указать мне на дверь? Неужели эта ужасная женщина в самом деле выгоняет его из Института? Он вспомнил, что ему постоянно говорил отец: Фэйрчайлды не думают ни о ком, лишь о себе да о Законе.

– Я… я поеду в наше поместье в Пимлико…

– Совет вскоре будет извещен обо всем, что произошло в другом вашем особняке, – сказала Шарлотта. – Оба ваших дома конфискуют, по крайней мере до тех пор, пока не проведут обыск. Возможно, ваш отец оставил после себя что-то такое, что помогло бы пролить свет…

– Пролить свет на что!

– На планы Бенедикта, – спокойно ответила она. – На его взаимоотношения с Мортмейном, на ту роль, которая отводилась Мортмейну в замыслах вашего отца, на Адские механизмы, наконец.

– Я даже не слышал об этих чертовых Адских механизмах, – запротестовал Габриэль и тут же залился краской стыда.

Он произнес бранное слово при даме. И это не важно, что Шарлотта отличается от других дам.

– Верю, – кивнула она, – но не знаю, поверит ли Консул, но это уже не мое дело. Если вы соблаговолите дать мне адрес…

– Нет у меня никакого адреса, – в отчаянии простонал Габриэль, – куда, по-вашему, мне идти?

Она взглянула на него, удивленно приподняв бровь.

– И я хочу остаться с братом! – Юноша понимал, что слова его звучат агрессивно, но не мог справиться с собой.

– Но ваш брат живет здесь, – ответила Шарлотта. – А вы очень недвусмысленно высказывались и об Институте, и о моих притязаниях на него. По словам Джема, вы думаете, что мой отец довел вашего дядю до самоубийства. Это неправда, но вы мне все равно не поверите. Так что, говоря откровенно, я очень удивлена, что вы хотите остаться у нас.

– Институт – убежище.

– А ваш отец намеревался руководить им именно как убежищем?

– Не знаю! Мне неизвестно, какие у него… были планы!

– Тогда почему вы во всем с ним соглашались? – Шарлотта говорила тихо, но безжалостно.

– Потому что он был моим отцом! – прокричал Габриэль, резко отвернулся от Шарлотты и обхватил плечи руками, словно боялся, что сейчас развалится на куски.

Что он мог рассказать? Что в последние несколько недель в доме не было слуг? Что он постоянно слышал шум, доносившийся со второго этажа? Что отец невнятно бормотал что-то за запертой дверью, как будто не мог выговорить слова? Что он, Габриэль, видел на лестнице кровь? Воспоминания, которые он изо всех сил пытался спрятать в закоулках памяти, теперь грозили поглотить его без остатка…

– Если вы собираетесь вышвырнуть меня на улицу, то, прошу вас, не медлите, – с невыразимым отчаянием произнес он. – Раз у меня нет дома, то нечего и думать, что он у меня есть. И если мы с братом больше не увидимся, то я похороню всякие надежды на встречу с ним.

– Вы полагаете, что Гидеон не станет вас искать? Что не найдет вас, где бы вы ни оказались?

– Мне кажется, ему до меня дела нет, – ответил Габриэль. – Вот что, Шарлотта, либо вы прогоните меня, либо разрешите остаться. Валяться в ногах я не буду.

– В этом нет никакой надобности, – со вздохом произнесла Шарлотта. – Я еще ни разу не выставляла на улицу тех, кому некуда идти, и нарушать это правило не собираюсь. Но чтобы позволить кому-то жить в Институте, я должна быть уверена в добрых намерениях. Не заставьте меня пожалеть о том, что я пошла вам навстречу, Габриэль Лайтвуд.