Сбежавшее лето

   Она слышала, как Саймон крикнул: «Дядя Хорейс, мы здесь!» — и как с озера что-то ему ответили. К гроту подплыла лодка, заскрипели в уклю­чинах весла.

   —  Сейчас его снесут,— сказал Саймон.

   —  И ты стоишь и позволяешь даме...— возмутился дядя Хорейс.

   —  Не беспокойтесь, мистер Трампет. Он ничего не весит. Легкий, как птица, бедный ягненочек.

   Приподнявшись на цыпочках, Мэри видела лицо тети Элис, когда та спускалась по лестнице, и прислоненную к ее плечу голову Кришны.

   —  А  я-то всегда считал,  что  ягненочек весит  немножко больше,  чем птица,— засмеялся Саймон.

   —  Хватит   учить   взрослых,— спокойно   сказала   тетя   Элис.— Садись в лодку. Возьмешь его к себе на колени.

   Мэри больше не было ее видно. Опять заскрипели уключины.

   —  Держись, парень!—эхом прогудел по пещерам голос дяди Хорейса.— Скоро будешь в постели.

   Мэри отвернулась к стене. Еще минута, и все уедут, все до одного. И тетя Элис даже не вспомнила о ней...

   Зашлепали по воде весла, голоса стали едва различимы. Потом со­всем стихли. Тишина. Она осталась одна. Они уехали и забыли про нее. И хотя именно об этом она и мечтала — остаться одной на острове, бесприютной, отверженной,— на глазах у нее появились слезы.

   —  Мэри! — позвала ее тетя Элис.

   Мэри взглянула в окошко. Тетя Элис стояла у входа в грот.

   —  Мэри, милочка, где ты?

   Мэри затаила дыхание.

   —  У  него,   по-моему,   аппендицит,— громко,   словно  с   кем-то  беседуя, сказала тетя Эльс.— Бедняжка!  Мистер Трампет отвезет его в больницу на   своей   машине.    Саймон    позвонил   ему   в   лавку,   и   он   сразу   же   при­ехал.

   Она помолчала, прислушиваясь.

   —  Мэри! — снова позвала она. Мэри не двигалась с места.

   —  Знаешь,  когда мне было столько лет,  сколько тебе,   я тоже часто здесь бывала. Мост тогда еще не был сломан, но все равно на остров ни­кто не заходил. Я приезжала сюда на велосипеде и оставляла его у ворот. Тропинка с тех пор немного заросла, и крапиву такой большой я не помню. Но зато я хорошо помню свои собственные ощущения. Я приезжала сюда одна и сразу становилась хорошенькой и умной, я убеждала себя, что у ме­ня приемные родители и что на самом деле я дочь герцога. Наверное, это ужасно глупо.

   Она помолчала, ждала, вероятно, что Мэри откликнется. А у Мэри зачесалось в носу — вот-вот чихнет. Она поскорей положила палец на верх­нюю губу, чтобы не чихнуть.

   —  Я  даже  порой  рассказывала  об  этом  чужим людям.  А  потом  бо­ялась,  что мои родители узнают. И по ночам меня мучили кошмары...— Она засмеялась своим высоким,  звонким смехом,  который перешел в ка­шель.— Если ты не выйдешь, милочка, придется мне уйти одной. Только я не уверена, сумею ли я перебраться через мост.

   Желание  чихнуть  исчезло.   Мэри  наконец  позволила  себе  выдохнуть.

   Тетя Элис повернулась и пошла. Под ее ногами скрипели камешки, когда она поднималась по склону обрыва.

   Мэри последовала за ней, но на некотором расстоянии. Терновник опять цеплялся за одежду. Тетя Элис не оборачивалась.

   «Вдруг она упадет с моста?» — думала Мэри. Если упадет, Мэри прыг­нет в воду и спасет ее! Она вытащит ее на берег, а сама упадет, обессилен­ная, и ее засосет илом. И она погибнет, спасая тетю Элис...

   И вдруг тетя Элис вскрикнула. Сердце у Мэри екнуло. Но не было слышно всплеска, и тетя Элис была еще не на мосту. И когда Мэри бро­силась к ней на помощь, она увидела, что ее напугал Ноакс. Изготовив­шись к прыжку, выгнув спину, взъерошив шерсть, он казался страшным-престрашным...

   —  Не бойтесь, тетя Элис!—крикнула Мэри.—Это Ноакс.

   Тетя  Элис  обернулась,   и  Мэри  как  вкопанная  остановилась  рядом.

   —  Ноакс?—переспросила тетя Элис.

   —  Мой кот.

   —  А!

   Тетя Элис посмотрела на него. Он крутил хвостом и тихо рычал. И вдруг одним прыжком исчез в кустах.

   —  Он ничего бы вам не сделал,— сказала Мэри.— Он просто немного нервный.

   —  Нервный?

   —  Он из тех котов, которые не любят, когда их гладят.

   —  Да я и не собиралась,— сказала тетя Элис.

   О чем еще говорить, Мэри не знала. Не говорить же все время только о Ноаксе.

   Тетя Элис смущенно смотрела на нее, словно думала то же самое.

   — Если хотите, я помогу вам перейти через мост,— предложила Мэри.

   — Правда?—Нос у тети Элис порозовел, а нижняя челюсть дернулась.—Тогда нам пора идти. Мистер Трампет вернется за нами, чтобы от­везти нас в больницу.

   В больнице было очень жарко и горел яркий свет. Тетя Элис и дядя Хорейс ушли в сопровождении накрахмаленной до скрипа сестры, а их племянница и племянник остались сидеть в приемной, где стояли пу­стые стулья и заваленные старыми журналами столы. Мэри перелистнула два-три журнала, но ничего интересного не нашла. Ей хотелось поговорить с Саймоном, но он молчал и держался отчужденно. Либо напуган, либо не в духе.

   Мимо двери, заглянув в приемную, прошли несколько сестер. Они о чем-то шептались и посмеивались, и Мэри услышала, как одна из них спросила:

   —  Вот это те двое?

   —  Они говорят про нас,— возмутилась она.— Какая наглость!

   —  Привыкай. Боюсь, мы попадем и в газеты.

   Мэри не поверила, но в душе возликовала.

   —  И по телевизору про нас тоже расскажут? —спросила она, но Сай­мон только застонал в ответ и обхватил голову руками.

   Они просидели в приемной больше часа. Когда тетя Элис и дядя Хо­рейс вернулись, они дремали, сидя на стульях.

   —  Ну вот,— сказал дядя Хорейс,— через полчаса его прооперируют. Им удалось разыскать мистера Пателя.

   Дядя Хорейс был рослый лысый человек с седой бородой, которая тор­чала какими-то клочками, как старая швабра. На нем был красный бар­хатный жилет, весь, правда, в пятнах, пуговицы которого с трудом сдержи­вали напор большого живота. Когда он наклонился взять свой плащ, оче­редная пуговица со стуком шлепнулась на пол. Ее подобрал Саймон.

   —  Ну,   парень,  пора  нам,  пожалуй,   домой — рассказать  твоему  отцу, чем ты занимался все это время.

   Саймон стал белым как мел.

   —  Такое дело лучше не  откладывать,— добавил дядя Хорейс,  поло­жив большую руку на плечо племянника.

   —  Отец Саймона служит в полиции,— прошептала Мэри на ухо тети Элис, когда они вслед за дядей и племянником вышли из больницы.

   Интересно, в самом деле Саймон так боится своего отца или просто после того, как он покинул остров, его снова начали терзать угрызения совести?

   —  Мы были обязаны спрятать Кришну,  тетя Элис,— сказала она.— Это был наш долг.

   —  Я понимаю,— откликнулась тетя Элис.— Но,  видишь ли,  есть лю­ди, которые мыслят по-другому.

   Стало совсем темно, снова пошел дождь. Втянув голову в плечи, они бежали по лужам к стоянке машин.

   —  Удалить аппендицит — это все равно что удалить гланды? — спро­сила Мэри.

   —  Даже легче,  пожалуй.  Горло потом  не  болит.  Не  беспокойся,   ми­лочка.

   —  Я   не   беспокоюсь.   По-моему,   Кришне   повезло.   (Мэри   очень   пон­равилось в  больнице,  когда  ей  удаляли  гланды:   за  ней  так  ухаживали!) Теперь с него будут сдувать пылинки,— объяснила она со вздохом.

   Тетя Элис схватила Мэри за руку и прижала к себе.

   И Мэри прижалась к тете. Так было приятней, потому что шел дождь и похолодало.

   —  Что теперь будет, тетя Элис?—спросила она.

   —  Видишь   ли,— неуверенно   ответила   тетя   Элис,— к   нам,   наверное, придет полицейский и захочет с тобой поговорить. Задать тебе несколько вопросов. Но пусть тебя это не пугает. Либо я, либо дедушка будем с то­бой...

   —  Я  ничего  и  не  боюсь.  Это  ужасно  интересно.— Как  можно  поду­мать,   что  ее   это  напугает! — Но  я  спрашивала  не  про  себя.  Что  будет с Кришной?