Нарвский дьявол

Графиня хотела резко ответить, но сдержалась. Она подошла к своему дорожному сундуку. Решительно приоткрыла его и вынула мешочек из красного бархата с вышитым на нём белым королевским орлом. Она приблизилась к сановнику почти вплотную, словно желала быть всего лишь слабой женщиной, ищущей опоры и поддержки только у этого мужчины. Обольстительно улыбнувшись, она передала ему мешочек из рук в руки. Не спеша развязав шелковый синий шнурок, он вынул крупный червонец. Затем ссыпал несколько монет себе в ладонь, внешне равнодушный к их звяканью.

– Я всего лишь выполняю просьбу короля, – нежно и доверительно произнесла графиня. – Это только песчинка задатка его искренней признательности, которой он готов наградить вас.

Она не объяснила, признательности за что. Сановник ссыпал монеты обратно, затянул шнурок, спрятал мешочек в складках одежды.

– Я передам моему правительству просьбу польского короля, – согласился он, торжественно поклонился и направился к двери. Прежде чем выйти, убедился, что в освещённом бронзовым фонарём коридоре безлюдно, и обернулся к польке. – Но мои скромные возможности убеждать ограничены. Трудно доказывать моему правительству, что надо проливать шведскую кровь за ваши украинские поместья.

И не давая ей времени ответить, он плотно закрыл дверь, зашагал прочь.

Ксендз прокрался, будто лисица по следам волка, прислушался к удаляющимся шагам. Лишь когда он выпрямился, женщина дала волю чувствам и выход словам, которые вынуждена была сдерживать. Ярость её была сравнима с прорвавшей наконец плотину бурной рекой.

– Мерзавец! Прохвост! И я дура! Позволила заманить себя в эту дыру! И кому?! Этому, – она задохнулась, не находя подходящего слова, – этому лживому шакалу!

В безотчётном порыве она кинулась к пышно взбитой постели под балдахином, схватила кинжал с золочёной рукоятью, украшенной крупным сапфиром, резко вырвала лезвие из ножен. Глаза её сверкали как сам клинок и, казалось, появись перед ней сановник, она не моргнув пронзит его сердце.

– Лжёт, что не мог встретиться в Риге, де, выполнял задание правительства в другом месте, – поддержал её иезуит. – Он был там. Мне сообщили верные католики.

Его голос, как ни странно, успокоил её. Она взяла себя в руки и, будто змея убирала ядовитое жало, вернула клинок в ножны. Губы её тронула мстительная улыбка.

– Я совсем потеряла голову, – сказала она. – А из всего надо уметь извлекать пользу. – Она принялась вполголоса размышлять вслух. – Он явно не хочет, чтобы обо мне прознали в городе царские шпионы. Что ж, надо сделать то, чего ему не хочется. В Москве станут ломать голову, какая важная причина заставила меня оказаться в этой дыре... И узнают об особо доверенном порученце шведского правительства, который почему‑то тоже оказался в Нарве.– Не оборачиваясь к иезуиту, она тихо спросила: – Здесь можно найти верных людей?

– Здесь есть верные католики. Они готовы на всё ради...

– Прекрасно, – перебила его графиня. – Нашему послу в Москве надо отправить гонца с письмом. Царь и его окружение должны нечаянно узнать от него, что я и шведский посланник совершенно инкогнито прибыли сюда волей своих королей, с полномочиями, необходимыми для сближения позиций и подготовки заключения тайного оборонительного союза. – Она улыбнулась от удачных козней, какие ей пришли в голову. – И мы достигли согласия по всем до сих пор спорным вопросам.

Ксендз лёгким поклоном головы выразил ей своё восхищение.

– Королю повезло, что вы его близкий друг, – проворковал он. – Но поверит ли царь? Он молод, но надо, к сожалению, признать, не глуп...

– У царя нет характера, – уверенная в правоте того, что говорила, с нескрываемым нетерпением возразила графиня. – В его окружении всегда найдётся кто‑то, у кого есть характер и кому выгодно поверить этому и постараться убедить царя. Главное – удержать царя от решительных и враждебных нам поступков.

Она подошла к окну, к открывающемуся из него виду на праздничный город, давая понять, что больше не желает обсуждать эти вопросы. Ксендз поразмыслил и не стал настаивать. Дыхание ночи проявляло свою притягательную силу даже вблизи окна крепости, и лицо женщины посветлело, стало очень привлекательным. Только расстояние вытянутой руки отделяло её от того, кто висел на стене. Если бы ей вздумалось наклониться, глянуть за оконный окоём, она бы заметила его. Однако она этого не сделала. Вспышка огней за рукавом реки, затем слабый звук хлопка пробудили у неё улыбку воспоминания и оживления. Она вздрогнула, услышав рядом сопение подошедшего иезуита.

– Надеюсь, этот дьявол, которого мы встретили на дороге, не подслушивал нас, – совершенно серьёзно произнёс он возле её уха.

Всё ещё улыбаясь чувственным воспоминаниям о праздниках, какие устраивались в её честь, она повернулась к нему и с удовлетворением смутила близостью своего тела.

– И вы туда же, святой отец. – Прохладным голосом она заставила ксёндза отвести жадный взор от своей груди, вынудила его отступить. – Они здесь так обеспокоены близостью границы, что им всюду мерещится русская нечистая сила. Стоит ли и нам так уж её бояться?

В её голосе иезуиту послышалось излишнее легкомыслие. Выражение лица его стало отталкивающим, безумная ненависть грозовой мглой затянула зрачки.

– Русский дьявол всегда и везде становится на пути Святой Церкви. Вам следовало бы знать это по последним событиям на Украине.

Фанатично непримиримый тон и смысл им сказанного произвели впечатление.

– Да, конечно, – согласилась она. Но голова её была занята другим. В мыслях она возвращалась к окружённым весельем бюргерским домикам за рекой, невольно пыталась угадать, что там происходит. – И всё же хотелось бы глянуть на него, – вымолвила она, направляясь к простенькому настенному зеркалу, по пути сняла с вешалки синий плащ с капюшоном, накинула его на плечи, осталась довольна отражению и опять повесила плащ на крючок. Затем присела у зеркальца, с пристальным любопытством всмотрелась в него, примеряясь, что нужно подправить в лице и причёске – Надо вызвать стражу. Я хочу сходить в город. То есть сделать то, чего так не хочет наш любезный посланник шведского правительства.

При последних её словах висящий у стены Вольдемар стал бесшумно подниматься по верёвке и проделывал это ловко и быстро, чёрным одеянием сливаясь с теменью в тени башни.

5. Неожиданное знакомство

Первым спускался каменными ступенями винтовой лестницы пожилой унтер‑офицер, и, казалось, он опасался раздавить новыми и поскрипывающими сапогами некую случайно неосторожную мелкую живность. Был он поджарым и мог бы ступать живее, но за ним с достоинством знатной и решительно настроенной женщины следовала графиня, которая обеими руками приподнимала шуршащее платье под шерстяным плащом. Она словно не замечала, что за ней неотступно перешагивал со ступени на ступень полный иезуит. Их, как духи замка, неотрывно сопровождали неясные тени, которые отбрасывались на стены дрожащим светом бронзового светильника в руке унтер‑офицера. Спустившись к узкому проходу, он свернул под его свод, и графине пришлось позаботиться об осторожности, не касаться шершавых стен дорогой одеждой. Они очутились в коротком коридоре с единственной дверью. Толстая дверь была прикрыта, но не плотно, и за нею слышался негромкий разговор трёх мужчин. Графиня сделала вид, что выронила платок, и пока понимающий цели её поступков ксендз искал платок в темноте, задерживала унтер‑офицера, чтобы получить возможность услышать как можно больше.

– ...Часовой уверяет, его кто‑то ударил и он потерял сознание, – послышался голос дежурного офицера.

– Но как этот кто‑то мог оказаться на смотровой площадке, и что ему там было делать? – возразил ему комендант. – И куда он после этого исчез?

– Часовой даже не в состоянии объяснить, куда получил удар, – презрительным замечанием поддержал его третий голос молодого мужчины, и, кому он принадлежал, графиня не знала. – Он из новобранцев. Возможно, переутомление, или голова закружилась от высоты. Сильно пошатнулся, вот и ударился о стену.