Аутодафе

…Посочувствовав трудностям в продаже унаследованной квартиры, Федор, как и ожидалось, под пивко начал бойко излагать местные новости. И главной среди них оказалась трагедия с Вербицким – его любитель пива фамильярно именовал Толянычем.

Выяснилось: учитель никогда в одиночку в тайгу не ходил, да и в компании тоже, – не охотился, не кедровничал, не увлекался сбором грибов и ягод. Зачем он очутился в лесу в пятнадцати километрах от города – непонятно. Но очутился и напоролся на зверя… В том, что виновник – именно медведь, у Федора сомнений не было. Медведи в окрестности Лесогорска забредали нередко…

– Может, Толяныч приятелю своему тайгу показать решил? Тот-то не из местных… – задумчиво предположил Федька, приканчивая третью бутылку.

– Какому приятелю? – насторожился я.

– Да приехал тут к нему один, на лето погостить… Старичок, еще старше Толяныча, дунь – и рассыплется…

Имени старичка мой собеседник не знал. Откуда старичок приехал, остался ли в Лесогорске после смерти Вербицкого и что связывало его с покойным резидентом, Федор не знал тоже.

Одну более или менее ценную информацию выудить всё же мне удалось: поселился приезжий не в служебной квартирке учителя – снял домик где-то на берегу Кети…

– А кто такие «временные»? – спросил я, едва Федор начал сбиваться с истории Вербицкого на более общие проблемы здешней гнусной и безденежной жизни. – Слышал пару раз это название…

Реакция собеседника удивила. Взгляд его вновь наполнился неизбывной тоской, губы скривились – словно Федя хотел сказать нехорошее слово, но передумал.

Затем он поднялся с лавочки (разговор происходил в школьном саду, давно уже растущем дико и неухоженно). Посмотрел на полиэтиленовый пакет, четко обрисовавший очертания последней бутылки. Буркнул:

– Засиделись… Макаровна, она такая, сам знаешь… Бывай, увидимся…

И пошагал в сторону школы.

М-да… А ведь только что пару раз намекал открытым текстом, что пиво вещь хорошая, но для серьезного разговора за жизнь необходим напиток с несколько большим градусом…

Я остался задумчиво созерцать навеки пересохший фонтан, украшенный изображениями пионера и пионерки. Время и люди жестоко обошлись с алебастровыми фигурами – шея пионерки вместо головы заканчивалась торчащим обломком арматуры. На такой же арматуре держалась неестественно вывернутая правая рука пионера с зажатым в ней горном. Левой не было вообще. Скульптурная композиция неприятно напомнила беседу с суб-командором над расчлененным телом Вербицкого…

Ладно, продолжим ознакомление с местными достопримечательностями. Стоит совершить прогулку к Кети, подышать свежим речным воздухом…

«Не тот ли это старичок?» – подумал я, увидев сидевшего на плавучих мостках рыболова.

Подойдя ближе, усомнился. Возраст соответствовал, но мощная фигура удильщика никак не позволяла применить к нему определение «дунь – и рассыплется». Кряжистый был старикан, основательный.

Интересный факт: из всех лесогорцев, с кем сегодня довелось пообщаться, младше пятидесяти лет оказались лишь Васька-Колыма и Петюня – незваные жильцы теткиной квартиры. Вымирающий город, город стариков…

Пару минут я внимательно наблюдал за неподвижным поплавком и – искоса, но еще более внимательно – за его неподвижным владельцем. Затем начал разговор цитатой из классики:

– Говорят, рыбы здесь необыкновенное количество…

– Звездят, – веско ответил рыболов, бросив на меня быстрый взгляд. – Топляков тут на дне – и впрямь, количество так уж количество… Сорок годков, чай, лес сплавляли.

После чего мы вполне профессионально обсудили сравнительные достоинства различных снастей и приманок, влияние погоды на клев рыбы и пришли к совместному выводу, что рыбалка на реках Сибири не та, что была лет двадцать назад…

Потом разговор вынужденно прервался – по Кети, завывая подвесным мотором, пронеслась «казанка». И поплавок, и мостки, и мы вместе с ними закачались на поднятых ею волнах.

Затем, решив, что контакт налажен в достаточной степени, я тоже забросил удочку:

– Я в вашем городе, похоже, застрял на несколько месяцев: пока оформлю наследство, пока квартиру продам… Пожалуй, одно развлечение и останется – рыбалка. Скажите, можно ли арендовать какой-нибудь домишко здесь, на берегу? И лодку к нему в придачу? Неохота таскаться затемно со снастями через весь город…

Рыболов посмотрел на меня гораздо внимательнее.

– Выбирай на вкус, – сделал он широкий жест в сторону раскиданных по берегу строений. – Половина, чай, без пригляда стоит… Поразбежался народ, поразъехался… У меня, вон, ключи от пяти или шести хибар лежат. Ставь поллитру – и живи на здоровье.

– И что, никто на лето не приезжает пожить? Отдохнуть от больших городов? – провокационно удивился я.

Выбранная тактика принесла успех: рыбак поведал о старом чудаке, снявшем на два месяца хибарку некоего Кольки Евсеева, и даже указал на ее крышу, торчавшую над кустами. После чего предложил немедленно осмотреть другую, пока свободную недвижимость.

– На том берегу дома вроде капитальнее… – уклончиво ответил я, кивнув на однотипные строения правобережья. Отсюда они видны были даже лучше, чем с балкона теткиной квартиры.

– И не думай… Не сдадут тебе ничего временные…

– Да кто же они такие – временные? – спросил я с нехорошим предчувствием: сейчас рыбак скомкает разговор, смотает удочку и удалится.

Не угадал.

– Временные? – переспросил он с каким-то непонятным ожесточением. – Временные и есть… Как лиса к зайцу на время в избушку попросилась, так и они… Раньше там объект стоял, секретный. Проволока в пять рядов, вышки – и близко не подойти. Потом объект-то прикрыли, а поселок остался – ну и эти приехали, временно переселенные… Вот уж пятнадцать с гаком годков всё временные. Мутные люди, нелюдимые, у порога помирать будешь – дверь не откроют. Сколько жизнь по свету ни бросала – нигде таких не видал. Не суйся ты к ним, держись подальше. Мы так и живем – они там, мы тут. Сами по себе…

Он уставился на поплавок так сердито, будто в отсутствии клева тоже были виноваты пришлые временные.

Понятно… Судя по всему, временные поголовно принадлежат к какой-то старообрядческой секте и считают всех прочих граждан РФ «слугами Антихриста». И у окружающих к ним соответствующее отношение. Случается и в наше время такое в медвежьих углах… Но есть один момент, который обязательно надо выяснить.

– Почему их называют еще «радиоактивными»?

– Так объект-то какой там был? То-то и оно…

Вот так… Или всеведущая Контора сама не была информирована о «радиоактивном» объекте, или не сочла нужным информировать вновь назначенного резидента Хантера.

– Что же, они так и живут, словно на необитаемом острове? Ни моста, ни парома… Как же до них врачи добираются, почтальоны? Милиция, наконец?

– Кому надо, на лодках плывут… Да наши туда не больно-то, это они… Погодь! Глянь, вон, вон, поплы-ы-ыла…

Последнее слово рыбак протянул на редкость издевательским тоном. Я всмотрелся: через реку к противоположному берегу быстро двигалась деревянная лодка. Греб парнишка, показавшийся мне весьма похожим на встреченных утром юннатов, разве что чуть постарше. А на среднем сиденье вальяжно восседала… ну точно, моя добрая знакомая – завхоз Зинаида Макаровна. Тоже из временных? Странно… Хотя, конечно, ее темно-коричневое платье вполне гармонировало со стилем одежды ребятишек, не любящих птиц. Но работа школьным завхозом… Сектанты-раскольники «антихристовых школ» не признают, детей учат на дому по старым книгам. Если, конечно, активно не вмешиваются власти. Видел я детишек-староверов, силком отправленных в школы: всего дичатся, от всех шарахаются, держатся особняком, девчонки в платки закутаны, не хуже чем мусульманки в паранджи, – лишь глаза поблескивают… Лучше бы дома учились, честное слово.

К домику, снятому таинственным гостем Вербицкого, я прошел кружной дорогой. Вернее, тропой – прибрежные строения были раскиданы среди зарослей черемухи без какого-либо плана, не пытаясь даже выстроиться в подобие улицы.