Аутодафе

Виктор Точинов

Аутодафе

ПРОЛОГ

Дела минувших дней – I

Кукушонок.

Битое стекло похрустывало под подошвами. Усыпавшие пол стреляные гильзы сплющивались почти бесшумно. После оглушительных очередей и двух взрывов казалось, что тишина стоит мертвая.

Существо, лишь отдаленно похожее на человека, опасливо забилось в угол. Напряженно прислушивалось к звукам, доносящимся из соседнего помещения. Происходило нечто, непонятное его крохотному мозгу. Существо давно (или недавно, счета времени для него не существовало) разобралось, что двуногие бывают разные. Были хорошие люди в белых халатах, приносившие еду. Были похожие на них, но плохие – те вытворяли всякие мерзкие штуки, и от них стоило ожидать любой гадости… Были и третьи – в странных коротких халатах темных расцветок, порой увешанных смешными блестящими побрякушками… От этих пользы никакой, но и вреда тоже – приходили, смотрели на существо сквозь толстое стекло, слушали белохалатников, кивали, изредка что-то говорили сами…

Сегодня налаженное, по кругу идущее бытие рухнуло. Никогда не выключавшийся яркий свет погас, глаза существа с трудом приспособились к полумраку аварийного освещения. Потом был грохот – оглушительный, страшный, и вспышки огня – тоже пугающие… Мимо пробегали люди – незнакомые, вообще без халатов, с невиданным железом в руках, с телами, усеянными зелеными пятнами (обтягивающий камуфляж существо увидело впервые). Потом один незнакомый направил свою железку на него, и снова по глазам ударили вспышки, а по ушам грохот, толстое стекло покрылось трещинами и не выдержало напора испуганного пленника, не знающего, что делать с нежданной свободой..

Существо притаилось в дальнем закутке. Охранник, стрелявший в него сквозь прозрачную стенку вольера, лежал с нелепо вывернутой шеей – существо убило его мимоходом, не понимая, что убивает…

Совсем рядом, за стенкой, прозвучал одиночный выстрел. Затем раздался голос:

– Беркут, я Сапсан. Второй ярус – еще трое холодных, одного доправили. И один из этих… По-моему, свои пристрелили.

– Водоплавающий какой-то… – протянул один из бойцов без удивления – способность удивляться атрофировалась начисто: за считанные минуты им пришлось увидеть немало удивительного, странного и омерзительного…

Сапсан кивнул, не тратя время на комментарии, – время операции просчитано ювелирно, ни секунды лишней. Скомандовал коротко:

– Выносите к машинам.

Двое оперативников без труда подхватили тельце маленького и тщедушного как бы человечка, торопливо пошагали к выходу. Одна рука мертвеца свесилась, волочилась по полу – было хорошо видно, что пальцы соединены полупрозрачными перепонками.

Три других тела – охранников – пришельцев не заинтересовали. Сапсан бросил взгляд на план лабораторного корпуса, кивнул оставшемуся с ним бойцу:

– Пошли. Последнее помещение…

Лучи фонарей заметались по стенам, по лабораторным столам, заставленным приборами, – и высветили сжавшееся в дальнем углу существо.

В ту же секунду оно вскочило на ноги, объятое диким страхом. И бросилось бежать. Дорогу преграждали страшные, бесконечно опасные пришельцы. Существо понеслось на них, надеясь проскочить…

Два автомата загрохотали одновременно, пули били в упор, в грудь, в живот и должны были остановить, опрокинуть существо – но поначалу не останавливали; боли оно не ощущало, не было к тому способно, просто неожиданно почувствовало, что ноги подгибаются, не держат, тяжело рухнуло на спину, грохочущие вспышки надвинулись, заполнив собой весь мир, слившись в сплошное море огня – и оно утонуло в этом море…

Существо умерло.

– Морфант? – неуверенно предположил оперативник.

– Хрен его знает… – отозвался Сапсан, глядя на огромную, облепленную гипертрофированными мышцами тушу. Ему было не по себе. Когда человекообразная тварь надвинулась почти вплотную и тянула к ним четырехпалые лапы, украшенные когтями-кинжалами, и, казалось, не реагировала на пули, – он был близок к тому, чтобы бросить автомат и удариться в паническое бегство… Ладно, хоть удержался, не опозорился перед подчиненным.

– Уносим? – спросил оперативник.

– Не знаю… В нем центнера три, тащить замаешься. Поглядим, нет ли чего еще интересного.

Оба говорили излишне громко – в ушах до сих пор стоял грохот выстрелов. И Сапсан не сразу услышал звук, совершенно здесь неуместный, – младенческий плач.

Метнулся в угол, разом позабыв про убитого монстра. Дверь – низенькая, неприметная, полураспахнутая и… не обозначенная на плане. За дверью – помещение, отличающееся от обыкновенной жилой комнаты разве что отсутствием окон и каких-либо мелочей, безделушек, обыкновенных там, где действительно живут. Безликая ширпотребовская мебель: стол, кушетка, три стула, двустворчатый шкаф. И детская кроватка, а в ней… Ребенок. На вид – самый обыкновенный человеческий ребенок. Полгода, не старше… Малыш плакал, разбуженный их стрельбой.

– Десять минут на эвакуацию всего ценного, – отрывисто приказал Беркут в микрофон.

Он не добавил, что через десять минут сработает механизм ликвидации объекта, – подчиненные и без того знали это из вводной информации, полученной перед операцией. Затянутые в камуфляж фигуры стремительно мелькали между машинами и главным корпусом. Голос кого-то невидимого громко отсчитывал: «Семь минут сорок секунд… Семь минут тридцать секунд…»

Рядом с Беркутом, не принимая участие в общей суете, стоял лишь Сапсан. Неловко держал завернутый в одеяло сверток. Сказал, перекрывая детский плач:

– Если бурильщики многого тут недосчитаются – землю ведь носом рыть будут, на три метра вглубь… Всю страну перевернут.

– Нечего считать будет, – ответил Беркут. – Тут у них система самоликвидации та ещё, в подвалах столько термита – ни камня, ни металла не останется, всё в один монолит сплавится…

На секунду задумался, стоит ли подкинуть подчиненному еще немного информации, которой полевому агенту знать не положено. И решил: стоит. Стремительно делавший карьеру суб-координатор Беркут имел достаточно поклонников среди оперативного состава – и Сапсан был из их числа. Даже псевдоним выбрал явно в подражание кумиру. Таких надо гладить по шерстке, считал Беркут, и внушать ощущение посвященности, сопричастности тайнам…

Он добавил доверительно, понизив голос:

– Дежурный на оперативном пульте столицы – наша креатура. Гипнограмму накладывали при помощи лучших технарей. Помудрит немного товарищ майор с аппаратурой – и получится, что полыхнуло почти сразу, через пару минут после атаки: дескать, напавшие ничего ни вывезти, ни даже понять не успели бы… Учти – информация закрытая, даже для своих.

– Понятно… – протянул Сапсан с ноткой восхищения. – После такой операции прямая дорога на повышение Координатора дадут, не меньше…

– Возможно, – сухо ответил Беркут. Он знал, что наград за совершенное сегодня ждать не приходится… Шумными силовыми акциями не выдвинешься: бегать и стрелять – большого ума не надо. Повышение наверняка ждет человека, без внешних эффектов провернувшего вторую закулисную операцию, которая создаст у двух-трех очень высоко сидящих людей убеждение, что за нападением на сверхсекретную лабораторию КГБ стоят люди Николая Анисимовича Щелокова – генерал-лейтенанта и министра внутренних дел СССР…

«Сейчас он скажет, что младенца надо уничтожить… – думал Семаго-младший. – И докажет мне как дважды два, что прав, что не имеет права рисковать сотнями и тысячами жизней ради того, чтобы жил один маленький человек, который даже и не поймет, что его убивают… Добрый дядя в белом халате сделает еще один укольчик, совсем не больно, как комарик укусит, – и всё…»

Но обер-инквизитор ничего такого не говорил. Продолжал терзать вопросами начальника Трех Китов, словно хотел, чтобы тот сам произнес роковые слова.