Скиф

Связав все веревки, которые нашлись в отряде, не замеченные моджахедами, добровольцы спустились на дно каньона и короткими перебежками стали подбираться к ничего не подозревающему противнику. Двигаться было трудно: то приходилось выискивать место, куда поставить ногу, то буквально протискиваться между громадными валунами, перекрывающими выход из узкого каньона. Еще сложнее было взобраться наверх, на следующий гребень.

Наконец, они достигли цели и, рассредоточившись, заняли позиции. Вскоре появился караван. Первыми же выстрелами десантники уложили несколько душманов, остальные, рассыпавшись, открыли ответный огонь.

Один за другим были убиты трое десантников. Остались в живых лишь Скиф с Васильком. Пули свистели вокруг, рикошетили от валунов, осыпая офицеров осколками камней. Положение становилось отчаянным.

И тут на гребне перевала появилась бронетехника, прорвавшаяся через заслон. За считанные минуты она подавила огневые точки моджахедов.

Неожиданно один из раненых верблюдов, за которым скрывался душман, вскочил на ноги и с жутким ревом бросился к Скифу с Васильком. Его добили автоматной очередью. Из одного тюка, распоротого пулями, на землю вывалились сверкающие драгоценности и какие-то кожаные мешочки. Забыв об осторожности, Василек бросился к тюку и в ту же секунду упал, сраженный пулей.

Скиф оттащил друга в укрытие, быстро перевязал и вызвал вертолет.

Василек застонал. Затем, попытавшись улыбнуться Скифу, тихо проговорил:

— Предел текучести!

— Что? — не понял Скиф. — Держись, Василек! Сейчас «вертушка» прилетит, отправим в госпиталь, подштопают, как новый будешь!

— Нить, натянутая до предела, рвется! — отчетливо произнес Василек. — Помнишь предсказателя?

— Не думай ты о всякой ерунде! — закричал на друга Скиф. — Это пережитки прошлого! Я во всем виноват! Напрасно я…

Но Василек его уже не слышал. Голова его откинулась набок, и тоненькая струйка крови потекла из уголка рта. А глаза застыли, устремленные в одну точку, которую рано или поздно видит каждый…

— вспомнил Скиф стихи Цветаевой, которые слышал как-то из уст Василька. Он поднял к небу лицо, пытаясь сдержать слезы.

Бронетехника с перевала неожиданно дала залп. Начался камнепад.

— Зензеля!.. Зензеля![5] — испуганно закричали душманы и бросились к единственному проходу, который перекрывал теперь уже один Скиф. Он открыл по ним огонь из автомата, но это было уже бессмысленно.

Лавина камней обрушилась на то место, где лежал тюк с драгоценностями. Перекрыв вход в ущелье, она похоронила в общей могиле людей, верблюдов, лошадей…

В горестном молчании сидел Скиф у тела друга. Случайно его взгляд упал на руку Василька, в которой был зажат кожаный мешочек. Он развязал его. Там оказались небольшой серебряный шар и золотая фигурка человека с воздетыми к небу руками. Услышав нарастающий гул, Скиф поднял голову. Он понял, что это приближался вызванный им вертолет. Но было уже поздно…

Рыжебородый душман без потерь привел свой отряд в высокогорный аул, на главную базу Хабибуллы. В сохранности довезли и заложницу. Когда Ольгу вытащили из короба и поставили на землю, вокруг нее тут же собралась небольшая толпа вооруженных людей — кто с автоматом, кто с винтовкой. То были воины Хабибуллы. Они с любопытством уставились на пленницу.

Ольга огляделась по сторонам. Кроме этих мужчин, на нее мало кто обращал внимание. Жители горного кишлака занимались своими привычными делами. До этого она только читала в учебниках и книгах о жизни этой страны, о быте дехкан. Сейчас увидела все собственными глазами.

На склонах гор, пологих и крутых, внизу и вверху, полосами и клочками приютились возделанные поля. Технике тут не развернуться, и дехкане сами, как свой тяжкий крест, ворочают соху-кормилицу, идя за быками от одного края поля до другого. Сбор урожая здесь тоже нелегкий ручной труд. Как и в древности, по специальной площадке ходят по кругу волы, лошади или ишаки, растаптывая колосья и высвобождая таким образом зерно.

Может, поэтому и творит дехканин намаз по нескольку раз в день, втайне надеясь, что там, после смерти, он вдоволь попьет из двух рек — молочной и винной, поест мяса, заведет сто жен и, главное, не будет работать.

Мужчины расступились, к Ольге подошла закутанная в чадру женщина и, взяв ее за руку, куда-то повела.

Дом, в который они пришли, был просторным, чистые стекла в окнах блестели в лучах солнца. Над маленьким бассейном во дворе возвышался деревянный помост, накрытый коврами, на которых сидели три вооруженных охранника. На открытой веранде с резными колоннами, увитыми виноградом, мелькали детские лица, красные и бирюзовые рубашки, серебром расшитые тюбетейки. В полукруглом проеме зеленел отделенный стеной дворик, там, очевидно, размещалась женская половина. Туда и провела Ольгу женщина.

В прохладной комнате, устланной ковром, на котором были разбросаны подушки, она сбросила чадру и оказалась миловидной девушкой примерно одних лет с Ольгой.

— Убегать нет! — предупредила она на ломаном русском. — Я отвечать! Спать здесь!

Девушка ввела Ольгу в другую комнату, без окон и дверей. Ольга окинула помещение тоскливым взором.

Но опекунша Ольги не собиралась заточить пленницу немедленно, а повела ее на кухню, где несколько пожилых женщин готовили еду. Через раскрытые двери кухни был виден дворик, полный цветущих растений. Девушка подвела Ольгу к одной из женщин и коротко сказала:

— Помогать!

И ушла.

Одна из женщин раскатывала тесто для лапши. Показав Ольге, как это нужно делать, она взялась за баранину: отделила жир и, положив его в глубокую сковородку, поставила на огонь. Оставшееся мясо она нарезала полосками. За это время жир вытопился, женщина удалила шкварки, а в жир бросила мясо. Выложив баранину в отдельную посуду, она полила ее жиром с обжаренным луком.

Помешав в большом котле чечевицу, она принялась помогать Ольге резать лапшу.

Ольга заметила, что в кухне никто не оставался без дела. Женщины перебирали рис, чистили и резали овощи, тоже что-то жарили и парили…

Появившаяся девушка-«надзирательница», как про себя назвала ее Ольга, сказала:

— Иди, есть надо!

В большой глубокой пиале был налит суп.

— Как называется этот суп? — спросила Ольга на пушту, чем вызвала замешательство среди женщин.

Только что при ней они обсуждали ее участь и решили, что если обмен заложницы на пленных не состоится, то Хабибулла возьмет ее в свой гарем. Женщины жалели девушку. Однако Ольга не настолько хорошо знала пушту, чтобы до конца понять их разговор. Она начала есть суп, который ей очень понравился — возможно, потому, что за день у нее крошки во рту не было.

— Угро! — с опозданием ответила «надзирательница».

Ольга улыбнулась. «Угро, — подумала она. — По-нашему — уголовный розыск».

К угро ей дали лепешку, такую же, какую еще недавно она ела в другой жизни.

Ольга вспомнила мужа, и сердце ее сжалось. Но она поборола отчаяние.

«Скиф придет за мной. Он не оставит меня в беде».

После обеда ее привели в детскую.

— Следи за маленький! — приказала девушка и ушла.

При виде незнакомой женщины дети притихли.

Две девочки лет десяти-двенадцати подошли к ней.

— Ты — русская? — спросила девочка постарше. — Я слышала о тебе. Хабибулла хочет взять тебя в жены?

Ольга опешила. Но, овладев собой, сказала как можно спокойнее:

— Я уже замужем. А законы моей страны не разрешают иметь больше одного мужа. Хотите, я расскажу вам сказку?

Раздался крик восторга. Дети — везде дети.

Когда они расселись на коврах, Ольга начала:

— В былые времена жил в одной стране могущественный падишах. Была у него дочь, добрая и прекрасная, словно луч света. Она будто говорила луне: «Ты не всходи, ведь я сияю». Со временем она подросла и стала невестой. Появились женихи. Царевичи, вельможи, сыновья богачей добивались ее руки, но падишах всем отвечал: «Нам не нужно денег и богатства. Слава Аллаху, золота и добра у нас хватает. Мы хотим человека ученого, который был бы мудрее всех».

5

Землетрясение (дари).