Заговор князей

– Я вас предупредил! Теперь берегитесь!

Ему необходимо было их секундное замешательство, чтобы быстро скомандовать:

– Алеша, Ивашко! – быстро купца в дом!

Весело гикнув, как когда‑то на Донской засечной полосе, Медведев прыгнул с груды бочек в самую гущу нападающих.

Через десять секунд последний из трех лучников лежал с отрубленной рукой, орошая кровью белый снег, двое копьеносцев, уронив свои пики, уткнулись лицами в землю, а Медведев наносил бешенные удары сразу трем остальным, воинам, едва успевшим выхватить сабли, причем каждый удар был если не смертельным, то выводящим из боя.

Внезапность, молниеносность атак и безудержная отвага – вот что было решающим в поединке одного со многими, и Медведев владел всеми этими качествами в полной мере.

У него уже оставалось только трое противников, когда десятник, вдруг сообразив, что атака Василия лишь прикрывает отступление остальных его людей в дом – Алеша с Любашей уже встаскивали на крыльцо купца, а Ивашко с саблей в руке прикрывал их отступление.

И тогда десятник Козел, схватив воткнувшееся в землю копье одного из убитых, с неожиданной силой метнул его в Ивашку.

Тот успел уклониться, но недостаточно, и копье воткнулось под его левую ключицу, повалив в снег, который сразу стал краснеть.

Эта выходка стоила десятнику жизни, потому что он на одну секунду упустил из виду Медведева, а Медведев всего лишь на долю секунду опоздал, чтобы предотвратить бросок копья, потому что пронзил десятника насквозь в тот самый момент, когда копье покинуло его руку…

Последний оставшийся в живых воин, не стал дожидаться, пока Медведев повернется к нему. С криком ужаса он бросил саблю и, не переставая истошно вопить, вылетел за ворота.

Медведев плотно затворил их и бросился к Ивашке…

…Когда невдалеке за углом грохнула пищаль, сотник Дубина шмыгнул носом, потер руки, и весело скомандовал:

– Второй, пятый и седьмой десяток ко мне! Стройся! Остальные – окружить дом купца!

Аркадий и Сысоев остались у костра одни.

Сысоев сидел на камне, грея руки, Аркадий тоже протянул к огню свои и заметил, как блеснули глаза его охранника при виде перстня.

– Чистое золото, – сказал Аркадий. – И я готов уступить его тебе, если ты окажешь мне маленькую услугу.

– Какую же? – горячо заинтересовался Сысоев.

– Признаться честно, я хотел бы выбраться из Новгорода… Но у ворот проверяют бумаги… начнутся расспросы…

– Провести тебя, что ли? Это я могу! – обрадовался Сысоев.

– Зачем тебе рисковать, я сам могу пройти, для этого мне нужна твоя московская одежда… Я готов прямо сейчас отдать тебе этот перстень и свою рясу, а ты мне – все, что на тебе… А?

Сысоев обрадовался, и через минуту они поменялись одеждой.

Надевая рясу, воин наткнулся на мешочек с монетами.

– А это что? – удивленно спросил он.

– Это тоже твое – улыбнулся Аркадий и, сняв с пальца перстень, протянул Сысоеву – Примерь, мне кажется, он точно тебе подойдет.

Аркадий оглянулся. Вокруг никого не было. Со стороны купеческого дома доносились крики и звон оружия.

Яд в перстне действовал молниеносно, и когда Аркадий повернул голову, Сысоев уже лежал на снегу практически мертвым, лишь одна нога еще немного подрагивала.

Аркадий быстро снял с его пальца перстень и спрятал в карман, затем вынул из мертвых рук мешочек, и развязал. Бросив рядом с телом Сысоева несколько монет, он прикрепил мешочек к своему поясу, затем повернул мертвеца лицом вверх, с трудом оторвал от земли камень, на котором только что сидел его собеседник, поднял над головой и обрушил его на голову Сысоева, превращая лицо в кровавое месиво. Со стороны дома купца Манина раздался протяжный вопль ужаса. Аркадий удовлетворенно улыбнулся, еще раз огляделся и, убедившись, что никого вокруг нет, быстро растаял в наступающей темноте, удаляясь в сторону, противоположную купеческому дому.

… Медведев втащил Ивашку в дом. Из большой раны под его ключицей хлестала кровь, но парень был в сознании.

– Господи, – всплеснула руками Любаша и бросилась к нему.

Увидев Медведева, она застыла в изумлении…

– Это… Это… – прошептала она, – Васи…

– Да, Любаша это я, но сейчас не до воспоминаний! Что с отцом?

– Тольку кожу на голове содрало… – пролепетала она, все еще не веря своим глазам.

– Любаша, – серьезно сказал ей Медведев, – Это очень хороший парень. Его зовут Ивашко. Он тебе потом все расскажет и про себя и про меня… А пока что, надо за ним присмотреть. Ты умеешь делать перевязки и ухаживать за раненными?

– Да‑да, как же, – быстро закивала головой Любаша, глядя на Василия завороженными глазами, – в том году как ты уехал, московиты наш дом разграбили, а батюшку ранили и я за ним…

– Все ясно! Оставляю Ивашко на тебя, а мы с Алешей должны приготовится к осаде дома, я думаю, это было только начало! Но ты ничего не бойся!

– Я не боюсь, – сказала Любаша и, улыбнулась – Раз ты здесь – я ничего не боюсь.

– Вот и отлично – еще увидимся. В случае чего, во всем помогай Ивашке и Алеше. Делай все, что они скажут! Ты поняла?

Она закивала.

– Алеша за мной, быстро!

Они вышли во двор.

– Слушай внимательно. Тут творится что‑то странное. Возможно, дом действительно окружен и тогда сейчас начнется второй штурм. Ты должен незаметно выбраться отсюда – не мне тебя учить, как, – сейчас же отыскать Патрикеева и обо всем ему… Леший меня раздери, кажется, поздно!

Раздался громкий стук в ворота, и хриплый голос сотника Дубины грозно заорал.

– Именем Великого московского князя Ивана Васильевича приказываю отворить ворота и, не медля, всем сдаться! Дом окружен, у меня здесь сотня людей, – он громко высморкался и продолжал, – и сейчас подойдет пушка! Да, пушка! Вы поняли?

– Не может быть, – прошептал Медведев и вдруг радостно заорал: – Иван?! Дубина??! Это ты??!

– Кто это? – растерянно спросил за воротами сотник.

Медведев подбежал к воротам и широко распахнул их!

– Иван! Здорово!

– Медведев? – Дубина был потрясен. – Откуда? Как? А где изменники?

– Какие изменники?

– Мне сказали, что сюда только что приехал главный новгородский мятежник!

– Кто сказал?

– Ну‑у… Один человек…

– Монах? Аркадий?

– Да, – изумленно вытаращил глаза Дубина.

– Где он?

– Там за углом у костра… Под охраной…

Медведев вытащил из‑за пазухи грамоту и сунул под нос Дубине.

– Послушай Иван, я служу великому князю и выполняю его особое поручение. Никаких изменников здесь нет, и не было. А вот монаха нужно обязательно немедленно доставить к Патрикееву.

Дубина глянул в грамоту, повертел великокняжескую печать и вернул.

– Вот что, Медведев, ты у меня служил, тебя хвалил сам Патрикеев – я тебе верю. А и правда – кто такой этот монах! Эй, Петруха, ну‑ка, быстро к костру да приведите сюда этого в рясе!

И вдруг он увидел тела своих людей, разбросанные по двору.

– Обожди Медведев, как же так? Если нет изменников… Ай‑ай‑ай, да тут же мои лучшие люди лежат побитые… Ай‑ай‑ай, неужели? Неужели сам десятник Козел? Точно он! Не дышит? Кто это сделал, Медведев, отвечай сейчас же! Кто убил моих лучших людей?

– Ты что, Иван, таких скверных воинов я отродясь не видал! – Я им говорю, стойте, а этот как ты его назвал, – орет «Бейте их насмерть!» и никаких грамот смотреть не хотел. Ну, сам посуди, что мне оставалось делать?

– Ох, Медведев, Медведев, – ай‑ай‑ай, что ж ты наделал?! – Извини дружок, бывший мой десятник, но должен я тебя арестовать да к боярину Щукину доставить. Да‑а‑а, а как ты думал? Людишек‑то этих, я на что списывать буду, а?

– Ладно, согласен, – сказал Медведев, – но давай не к Щукину а к самому верховному воеводе Патрикееву – он тебя еще и пожалует, вот увидишь?

– Да? – заколебался Дубина,(это же какие выгоды можно извлечь от знакомства с самим Патрикеевым, это ж можно и до тысяцкого дослужится, а, может, и людишек, наконец хороших дадут ) и махнул рукой, мол, где наша не пропадала, – Будь по‑твоему, Медведев, вот люблю я тебя почему‑то, а почему и сам не знаю. Ты у меня всегда на первом месте был, помнишь?