Заговор князей

– Ах, черт, – виновато пробормотал Филипп, – кажется, я снова не рассчитал…

Тем временем несколько человек быстро разбросали костер. Им удалось обнаружить почерневшие обрывки какого‑то документа.

Картымазов подошел к Филиппу и сказал:

– Двое людей убито и один тяжело ранен. Если б ты не заупрямился…

– Вот как?! – вспылил Филипп. – Да я сразу понял, что дело нечисто и не ошибся! И признайся, как на духу, разве ты сам не видел этого? Я уверен, что в глубине души ты подозревал, что здесь что‑то кроется! А коли так, зачем хотел, чтоб я пропустил их – ты ведь нарочно ко мне поехал, а не к Левашу, потому что Леваш тоже не всех в литовскую землю пускает! Не ждал я никогда от тебя такого, батюшка, не ждал!

– Ну, еще не хватало, чтобы и ты меня изменником обозвал! Ну, давай, чего ждешь! – Возмутился Картымазов. – Ты еще мальчишка и ничего не понимаешь в политике! Знаешь, что бывает с малыми людьми, которые суют нос в их большие дела? Ты еще не раз попомнишь то, что сегодня случилось! А теперь вели немедля отпустить со мной оставшегося в живых, а убитых прикажи перевезти в Картымазовку. Они будут похоронены там, потому что я виноват в их смерти – понадеялся на тебя…

– Мертвых отдам, живого оставлю! – Упрямо сказал Филипп, глядя в сторону.

Картымазов взял его за подбородок и, повернув лицо к себе, посмотрел прямо в глаза.

– Тогда тебе придется убить меня – сказал он очень просто и спокойно.

Затем подошел к людям, которые держали Зайцева, и повелительно приказал:

– Отпустить!

Те нерешительно посмотрели на Филиппа.

Филипп стиснул зубы и едва заметно кивнул.

Но Картымазов уже сам вырвал из их рук избитого пленника, помог ему сесть в седло, и они поехали в сторону Угры.

Филипп долго смотрел им вслед.

Федор Лукич не попрощался и ни разу не оглянулся.

* * * * *

Женитьба мало повлияла на внешний уклад жизни Василия Медведева. В эти мирные дни, которых раньше было так мало, он по‑прежнему вставал на рассвете и начинал день с прогулки по своим владениям верхом на Малыше, а прогулка эта неизменно заканчивалась купаньем в Угре. Но теперь их стало четверо – два коня и два человека – Анница на своем черном Витязе неизменно сопровождала мужа. Она, правда, не купалась, но даже не потому, что женщине это было бы неприлично, хотя плавала она не хуже Василия, а просто, потому что каждое утро, проснувшись, она выходила обнаженной во двор в специально отведенную загородку, примыкающую к супружеской спальне с одной стороны и баньке с другой, и окатывала себя ушатом ледяной воды – так научил ее отец, который, должно быть, теперь каждый раз улыбался любимой дочери с того света, покоясь всего лишь в нескольких шагах под кудрявой березкой.

Анница гарцевала по берегу, весело перекликаясь с Василием:

– Ну, может, хватит, милый! Тебе‑то, я знаю, ничего не станет, но коня пожалей – простудится!

– Малыш, – на берег! – приказал Медведев, и конь тут же послушался. – Разогрей его, дорогая, я еще немного поплаваю!

Малыш, фыркая, выбрался на берег, и Анница заставила его побегать кругами по прибрежной лужайке рядом с Витязем, а Василий нырнул и не показывался так долго, что даже Анница, поглядывая на реку, забеспокоилась, но тут он вынырнул на середине и поплыл против течения, до крутого поворота, откуда ему стал виден далекий дым Бартеневских изб, и маленькая лодочка плывущая, откуда‑то оттуда, и приблизившаяся уже настолько, что в ней можно было разглядеть двух человек.

– Вот странно, – сказал Василий Аннице, одеваясь на берегу. – Мне показалось, что я разглядел в лодке Филиппа с кем‑то еще. Похоже, они плывут сюда.

– Не может быть, – удивилась Анница. – Зачем бы это ему плыть к нам по реке? Он всегда переправляется на пароме к Лукичу и оттуда верхом – так гораздо быстрее.

– Вот потому‑то я и не поверил своим глазам.

– И правильно сделал! Это должно быть наши люди рыбу ловят.

– Чьи?

– Ах, да – рассмеялась Анница, – я никак не могу привыкнуть к тому, что Бартеневка уже не мой дом…

– Разве Медведевка хуже?

– Лучше – ведь здесь ты!

По пути домой они целовались, склонившись друг к другу в седлах своих все понимающих лошадей, которые шагали равномерно бок о бок, будто в одной упряжке – ну что же, – продолжался медовый месяц и молодые люди все еще не успели натешиться друг другом, и это было теперь для них самым главным, а все остальное как‑то поблекло, отступило и спряталось где‑то далеко – то ли в прошлом, то ли в будущем…

Перед завтраком, как обычно, Медведев выслушивал донесение ночной охраны. Появление людей, едущих в Картымазовку за пошлиной, не вызвало у него подозрений, но когда завтрак подходил к концу, явился Епифаний, который командовал охранной службой днем, и доложил, что на лодке прибыл Филипп Бартенев со своим человеком.

– Я же говорил! – воскликнул Медведев – Зрение меня никогда еще не подводило.

– Значит, случилось что‑то недоброе, – посерьезнела Анница, и по лицу вошедшего в горницу Филиппа сразу стало ясно, что она права.

Филипп молча обнял Василия, поцеловал сестру и устало сел.

– Ну, выкладывай – сказал Медведев.

– Йо‑хо, ребята, похоже, у нас начались неприятности!

И Филипп рассказал о ночных событиях.

Потом он бережно вынул из‑за пазухи тряпочку, развернул на столе и выложил на белую, бывшую свадебной скатерть черные обгоревшие кусочки бумаги.

– Вот, судите сами, – только и сказал он.

Медведев и его супруга осторожно, но очень внимательно разглядывали обрывки. На каждом из них сохранились аккуратно выведенные слова, а манера написания указывала на профессионального писца или дьяка.

«…бе, королю…»

«…ступим против Ив…»

«…и ты бы нам в том помог…»

«…ис, князь Воло…»

– Ну, что скажешь, Вася? – тихо спросил Филипп.

– Леший меня раздери! – сказал Медведев. – Здесь за версту пахнет заговором!

– Во‑во! – Обрадовался Филипп – Я так и сказал Лукичу – слово в слово!

– Ты что, думаешь, он об этом письме знал? – тихо спросила Анница.

– Если не знал, то догадывался – он что – глупее нас? И зачем тогда он отнял у меня Зайцева, которого я хотел допросить?!

– Да, все это странно… – пробормотал Медведев.

– Да что вы такое говорите? – с укором воскликнула Анница, – Василий, опомнись! Филипп, как тебе не стыдно, – Федор Лукич наш второй отец!

– А что я должен думать? – воскликнул Филипп. – Почему он пытался провести этих людей через рубеж без моего ведома? Стало быть, знал, что дело нечестное! – и Филипп хотел по привычке ударить кулаком по столу, но Василий перехватил его руку и с трудом удержал.

– Остановись! Ты нам весь дом развалишь! Давайте поговорим спокойно.

– Нет! – решительно возразила Анница. – Так будет нечестно – будто вы против Федора Лукича что‑то замышляете! Я поеду и приглашу его тоже. Поговорите втроем. Подумайте – вы столько вместе пережили, спасая Настеньку!

– Анница права – сказал Василий.

– Я не против, – согласился Филипп.

Анница вышла, и через несколько минут копыта Витязя застучали под окном.

Филипп и Василий долго молчали.

– В сущности, – произнес, наконец, Медведев, – прямых доказательств измены или заговора тут нет. Ведь может быть так, что, допустим, князь Оболенский‑Лыко советовал своему шурину: «пойти бы, да сказать тебе королю », потом, возможно, просил у него помощи в каких‑нибудь невинных семейных или финансовых делах – «И ты бы нам в том помог …», и сообщал ему о том, что теперь его господин у же не великий князь, а «Борис, князь Воло цкий…»

– А как насчет «…ступим против Ив…» ? – насмешливо спросил Филипп.

– Ну, может, это всего лишь приглашение выступить вместе против какого‑нибудь их родственника Ивана – этих Оболенских вон сколько и тут и в Литве!

Филипп критически поглядел на Медведева.

– Не узнаю я тебя. Должно быть, это женитьба так повлияла. Ну, ты сам рассуди – когда б оно так было, зачем грамоту эту в огонь бросать, да жизни своей не пожалеть, чтоб только никто ее не прочел?