Страница 25 из 62
– Здравствуй, батюшка Федор Лукич! Стряслось что?
– Нет, Матвейка, все в порядке. Вырос ты, однако! А помнишь, как мы с тобой да Анницей кораблики в ручье пускали?
– А как же, Федор Лукич, вы мне еще в ту весну зайчонка малого подарили – все помню!
– Ну, молодец! Слушай, у меня тут дело небольшое есть. Ты сегодня старший?
– Я.
– Вот и славно. Эти люди – мои друзья. У них срочное дело в Литве – ты уж их пропусти.
Матвейка замялся.
– А Филипп Алексеевич знает?
– Я ему утром сообщу. Не хотел будить среди ночи – у него ведь еще медовый месяц…
Картымазов улыбался, но, чувствовал себя неловко, потому что так сейчас сказал, а сделал это, чтобы смягчить стоящего на страже Матвейку, и оттого, что ему пришлось заискивать перед холопами своего зятя, он стал сердиться.
– Давай, любезный, пошевеливайся – люди торопятся.
Но Матвейка не тронулся с места, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты уж прости меня, дурака, да не изволь гневаться, Федор Лукич, но не могу я без воли Филиппа Алексеевича… Они строго‑настрого велели без их ведома – ни одного человека.… Ни туда, ни оттуда…
Картымазов с трудом подавил раздражение.
– Ну ладно, коль тебе так надо, поезжай к Филиппу да разбуди его. Передай, что я этих людей знаю, и возвращайся мигом!
Матвейка сказал что‑то своим людям, вскочил на коня и помчался в Бартеневку. Картымазов подъехал к Артюхову, который остался чуть поодаль.
– Сейчас привезут разрешение моего зятя – сказал он.
– А если он станет возражать? – Спросил Артюхов.
– Не думаю.
– Осталось четверо, – продолжал Артюхов, – отвлеки их, а мы проскочим.
– Это не годится, – возразил Картымазов. – Дальше может быть еще одна застава. Там вас встретят стрелами и саблями. Уладим дело миром. Филипп мне не откажет.
– Ты уверен?
– Ручаюсь, – твердо ответил Картымазов.
Посланцы спешились и подошли к костру, протягивая к огню озябшие руки, Федор Лукич стал расспрашивать людей Филиппа о всяких житейских мелочах, те отвечали односложно и скованно, стесняясь, очевидно, чужих людей, разговор не клеился, и неизвестно почему, Картымазова вдруг охватило щемящее предчувствие какой‑то беды.
Наконец, на дороге послышался топот копыт, и все повернулись в ту сторону. Картымазов отошел от огня, чтоб глаза снова привыкли к темноте, Артюхов и его люди направились к лошадям.
Матвейка вернулся не один. С ним был Филипп. Он, как всегда, ловко спрыгнул на ходу, легко, перебросив левую ногу через шею коня, и привыкший к этому конь, сбавляя бег, описал круг и вернулся к хозяину.
– Здравствуй, дорогой батюшка! Почему же ты не разбудил меня? – зять ласково обнял тестя.
– Не хотел тебя тревожить, сынок, – в молодости так крепко спится по утрам! Больше так уже никогда не будет. Да и дело пустяковое. Мой князь впервые за восемь лет вдруг вспомнил обо мне. Сильные мира сего вспоминают о нас лишь, когда им что‑нибудь нужно.
– Что же нужно князю Борису?
– Вон там стоят люди его боярина, князя Оболенского‑Лыко. Они торопятся в Литву – князь посылает их с письмом к своему шурину.
– Гм.… А почему ночью и так срочно?
Картымазов пожал плечами.
– Ты же знаешь – я не любопытен. Князь приказывает – я исполняю.
– Гм… гм.… А почему ты не отвез их к Левашу?
Картымазов слегка смутился.
– Видишь ли, я решил.…А что это ты меня так расспрашиваешь? Уж не имеешь ли что‑нибудь против?
– Нет‑нет, батюшка, Боже упаси! Сейчас все уладим. У них, конечно, есть разрешение великого князя?
– У них есть разрешение своего князя, – Картымазов протянул письмо Бориса Волоцкого – на шнурках свисала княжеская печать Бориса.
– Огня! – приказал Филипп и при свете факела тут же поднесенного Матвейкой, внимательно прочел грамоту и вернул ее Картымазову.
– Что‑то мне тут не нравится, батюшка.… Клянусь тарпаном, все это странно…
Картымазов краем глаза заметил, что Артюхов, Ляпунов и Зайцев уже сидят верхом и о чем‑то негромко переговариваются, тревожно поглядывая в их сторону, а люди Филиппа отошли от костра и будто невзначай расположились так, что перекрыли дорогу.
– Ничего странного, Филипп, – удельные князья испокон веков имели право посылать своих послов и гонцов за рубеж, не спрашивая на то воли старшего брата. У них там свои договоры и не стоит нам в их дела вмешиваться – поверь моему житейскому опыту…
– Верю. Но ты заметил, что князь Волоцкий ни единым словом не упоминает о том, что эти люди едут за рубеж? Он лишь предлагает тебе выполнять их устные наказы, не говоря, чего они будут касаться.
– Мне этого достаточно. Я обязан повиноваться воле своего князя.
– Э, Федор Лукич, так нечестно! Тогда я обязан подчиняться воле своего! А мой князь – Иван Васильевич – не велит никого пропускать без его грамоты!
Картымазов увидел, что Артюхов и его люди подъехали ближе и теперь могли услышать их разговор, и потому…, а впрочем, не только потому, а еще и оттого, что с трудом сдерживал охвативший его гнев, сказал тихо сквозь зубы:
– Филипп, я поручился этим людям, что переправлю их. Если б я знал, что ты неизвестно отчего заупрямишься, как баран, я бы отвез их к Левашу и дело с концом!
Филипп побагровел.
– Я, Федор Лукич, не баран, а ваш зять! И прошу понять меня – у этих людей нет охранной грамоты великого князя и они даже не послы князя удельного! Они всего лишь люди его служилого боярина и хотят тайно перейти рубеж! Зачем? От кого и к кому они едут? Чтоб мне с коня упасть, если здесь не пахнет изменой или заговором! А раз я крест целовал на верность великому князю, то должен не только остановить этих людей – я обязан задержать их и обыскать!
И в этот миг боярский сын Иван Артюхов принял роковое в своих последствиях решение.
Никто никогда не узнал, услышал ли он последние слова Филиппа, или просто счел, что наступил удобный момент, да только он внезапно резко скомандовал «Вперед!» и трое всадников сорвались с места.
Люди Филиппа, перекрывшие дорогу, попытались остановить их, но лошадь Артюхова, сбив двоих с ног, прорвалась, а следом проскочил Макар Зайцев.
– Назад! – отчаянно закричал Картымазов. – Назад!
На лошади Ляпунова, ухватившись за узду, повис Матвейка, и она закружилась, пытаясь вырваться. Ляпунов выхватил саблю.
– Остановись! – крикнул Картымазов.
– Матвей! – крикнул Филипп.
Всадник нанес удар, Матвейка с разрубленным плечом упал, лошадь поднялась на дыбы, и в ту же секунду в шею и спину Ляпунова глубоко вонзились две стрелы – оставшиеся люди Филиппа успели схватить оружие.
– М‑м‑м… – с досадой простонал Картымазов. – Зачем он это сделал…
Филипп бросился к раненному Матвейке, впереди, на дороге послышались крики и звон оружия, – там, разумеется, была еще одна застава и через несколько минут обезоруженных Артюхова и Зайцева привели к костру, крепко держа за руки.
– Изменник! – крикнул Артюхов, увидев Картымазова. – Ты предал своего князя, Иуда!
Картымазов побледнел от гнева.
– Безумец! – Ответил он. – Зачем ты поскакал? Я бы все уладил.
Подошел Филипп.
– Тот убит на месте, – сказал он и с упреком добавил, – а Матвейка, если выживет, без руки останется.
Федор Лукич вспомнил кораблик и зайчонка. Ему стало горько.
– Картымазов! – позвал Артюхов. – Подойди, мне надобно с тобой поговорить.
– Позволишь? – мрачно спросил Картымазов у Филиппа.
– Хорошо, – согласился Филипп, – но потом я допрошу их.
Он кивнул и двое людей, державших Артюхова за руки отступили на несколько шагов.
Картымазов подошел, и в этот миг Артюхов быстро вынул из‑за пазухи какие‑то бумаги, прыгнул в сторону костра и швырнул их в огонь.
Филипп вскрикнул и, оттолкнув Картымазова, бросился к костру. Артюхов преградил ему дорогу и, выхватив из‑за голенища нож, замахнулся.
Но Артюхову перевалило за пятьдесят, а Филипп был молод и невероятно силен. Одной рукой он отразил удар, отчего выбитый нож взметнулся до самой верхушки сосны, сверкая лезвием в первых лучах всходившего где‑то за лесом солнца, а правой почти непроизвольно ударил сам. Артюхов, отброшенный на пять шагов, шлепнулся спиной и головой о толстый ствол старой березы и сполз по нему, оставляя на белой коре широкую красную полосу.