Страница 17 из 62
Берестье – большой и богатый город, лежит совсем недалеко, менее чем в десяти верстах от Тришина, при впадении Мухавца в Западный Буг, и многие местные жители находили там себе работу, а те, которые предпочитали сельскую жизнь, прекрасно зарабатывали, сбывая извечные деревенские продукты – молоко, масло, сыр, яйца ленивым и избалованным горожанам. Кроме того, Тришин стоял на широком проезжем Варшавском тракте, и до Кобрина – центра ближайшего Кобринского княжества – тоже рукой подать – каких то сорок верст, так что место это для жизни оказалось вполне удачным и бойким.
Одни словом, поселились Селивановы чуть поодаль, отделившись от Тришина рекой Мухавец. Но это было весьма условное отделение – летом пять минут на лодке – и ты в Тришине, а зимой – прямой санный путь всегда проложен через речку, потому что тришинцы на эту сторону тоже часто ездили – то в Красный двор, то в Пугачево, то на Вульку, – много было вокруг на обеих сторонах реки сел и деревушек, связанным кровными и семейными узами.
Ерема хотел уже пуститься вдогонку родителям, но тут увидел одинокого всадника, который выехал, должно быть, из Тришина и теперь спускался к реке.
– К нам кто‑то едет! – крикнул Ерема, догоняя санки.
Родители переглянулись.
– Может, не к нам, – сказал Ефим.
– К нам! К нам! К Нам! – весело закричал Ерема и, сбросив валенки, помчался босиком по снегу к стоящему на пригорке дому! – Я оденусь!
– Обуй валенки, ноги поранишь! – крикнула ему вслед мать, но он уже был далеко.
Всадник догнал их в тот момент, когда они находились у ворот своего дома.
– Ефим! Ульяна! Здорово! – весело позвал он, спрыгивая с коня.
Ефим и Ульяна посмотрели на юного пришельца, потом переглянулись.
– Извини, добрый молодец, я не знаю, откуда тебе известны наши имена, но мы тебя не знаем, – настороженно сказал Ефим.
Степан расхохотался.
Его смех показался Селивановым очень знакомым, и они еще внимательнее вгляделись в лицо гостя.
Оно ужасно напоминало кого‑то, и в то же время было совершенно незнакомым.
– Я знал одного человека, которого ты мне напоминаешь, – медленно произнес Ефим, – но он был гораздо старше и к тому же еще в прошлом году умер.
– Не на пожаре ли сгорел часом? – хитро сощурился Степан.
– Да‑а… – Ефим начал бледнеть, а Ульяна закрыла рот рукой в извечном женском жесте удивления.
– А может, его звали Степаном? – подмигнул пришелец.
– Неужели… – прошептал Ефим, вслушиваясь в знакомый голос и характерный московский выговор, – Степан… Ты?!!
– Конечно, я, собственной персоной, не просто живой, но даже помолодевший!
– Господи, – прошептала Ульяна и перекрестилась, – кто же тебя так… преобразил?
– По‑моему, в мире есть только один такой человек, и вы его хорошо знаете.
– Я никого такого не знаю, – недоверчиво ответил Ефим.
– Уж будто бы! А имя доктора Корнелиуса Моркуса тебе знакомо?
Ефим побледнел, как полотно, и отрицательно замотал головой.
– Да не бойся ты, Ефимушка, – рассмеялся Степан, обнимая его за плечо. – Мы теперь совсем свои, потому что я теперь – ваш! Не верите? Вот, смотрите!
Степан вынул из‑за пазухи свернутое в трубку письмо и чуть отогнул кончик.
Ефим сразу увидел в правом верхнем уголке крестик, обозначавший, что письмо написано тайнописью Х и, стало быть, оно от кого то из братьев или сестер тайной веры.
– Я надеюсь, ты не собираешься читать прямо здесь, – весело сказал Степан, – Ульяна, вон, совсем замерзла! Приглашайте в дом, или как?
– Да‑да, засуетилась Ульяна, к которой едва вернулся дар речи, – конечно, добро пожаловать!
Тайнопись Х
От брата Симона Черного
Через
Брата Корнелиуса Моркуса
3 марта 1480 года
Брату Ефиму Селиванову
Сестре Ульяне Селивавановой
Тришин под Берестьем
Великое Литовское княжество
1. Согласно решению Высшей Рады Братства вам надлежало собрать и приготовить к передаче все старые символы – перстни и кресты со скрижалями. По прежним сообщениям у вас должно находиться тридцать шесть колец и восемь крестиков. Передайте все, собранные вами символы подателю сего, брату Степану, который доставит их куда следует.
2. В связи с прекращением работы над старыми символами, все формы, отливки и прочие устройства для их изготовления уничтожьте в присутствии брата Степана.
3. Собрав наиболее ценные вещи, вам надлежит немедленно поменять место жительства на указанное братом Степаном.
Член Высшей Рады
Брат Десятой заповеди
Симон Черный
– Невероятно! – воскликнул Ефим, прочтя послание и разглядывая измененное лицо Степана. – И давно ты в нашем братстве?
Селивановы угощали Степана обедом.
– Не очень. Сразу после того пожара в Новгороде Симон отправил меня к брату Корнелиусу, а он спас мне лицо и я сразу вступил в братство.
– Уже есть заслуги? – спросил с ноткой зависти Ефим, пытаясь определить старшинство Степана.
Селивановы считали себя обиженными – они вон сколько сделали для братства, а повысили их всего лишь до второй заповеди, а некоторые, вроде этого Степана, только приходят и их сразу на пару степеней за какие‑то подвиги повышают…
– Да есть кое‑какие, – скромно ответил Степан, стремясь поднять себя в глазах Ефима.
– Ну ладно, – удрученно вздохнул тот. – Командуй. Когда тебе передать побрякушки, что я пособирал у наших в округе?
– Да прямо сейчас и передай. Потом мы уничтожим твои заготовки и прочее – сам знаешь, а затем вы начнете собираться в дорогу, а я отправлюсь в Берестье, там у меня одно дело есть, а к полуночи вернусь? и тронем в путь.
– Известно куда?
– Конечно, никаких секретов. Переселяетесь в Кобрин – там вас дом уже ждет – все в нем есть, так что отсюда только самое ценное берите – инструменты все свои не забудь. Скажу тебе по секрету – будешь служить у княгини Кобринской – все уже устроено! Грузитесь на сани, и к полуночи ждите меня. Я вас проведу до самого дома, поселю – и обратно, – таково мое задание.
– Ну ладно! – повеселел Ефим, – У княгини Кобринской – это хорошо, а то надоело по лесам да селам шататься…
– Это я вам такое место выпросил, – сказал, улыбаясь, Степан – В благодарность за мое спасение от Медведева.
– Не забыл? – усмехнулась Ульяна. – А меня так все совесть мучает за то, что я их тогда потравила…
– Скоро перестанет мучить, – заверил Степан. – Вас ждет прекрасное будущее. Только вот еще что, и это не моя просьба, это приказ, сам знаешь откуда: вы должны сегодня же предупредить трех разных жителей Тришина о вашем отъезде, но только говорите всем, что едете не в Кобрин, а в Киев, вы поняли?
– Ясно, конечно, – подмигнул Ефим. – В Киев, так в Киев. У нас всегда одни тайны!
Он был очень доволен новыми перспективами жизни при дворе княгини, и ничего дурного не мог заподозрить.
После обеда они со Степаном уничтожили, разбив молотом в маленькой кузнице Ефима, все его заготовки для изготовления перстней и крестов со скрижалями, и Степан отправился в Берестье, еще раз попросив Селивановых погрузить весь свой скарб на сани и ждать его к полуночи, а сам отправился верхом через Мухавец в Тришин.
Но он не поехал ни в какое Берестье, потому что ему туда и не надо было, а надо было убедиться, что Селивановы выполнят, все, что им было велено.
И они выполнили.
Степан за всем наблюдал.
Он объехал кругом Тришин, и вернувшись с другой стороны к берегу Мухавца, нашел удобный наблюдательный пункт, с которого ему был виден как одинокий дом Селивановых на одном берегу реки, так и вся деревенька на другом.
Но Степан не знал, что был в тех местах еще лучший наблюдательный пункт, с которого кроме дома Селивановых и деревеньки был виден и он сам.
Охотник и следопыт, брат восьмой заповеди, Трофим с Черного озера, тоже выполнял задание братства и, поскольку он прибыл сюда на два дня раньше, то приготовился к выполнению порученного ему дела основательно.