Страница 33 из 56
В палате уже дожидались крестовый поп и два крестовых дьякона. Царица не видела их, точно так же как они не видели ее. Крестовая была разделена завесой из тафты, чтобы взгляд постороннего человека не мог обеспокоить государыню. Началось утреннее моление у крестов. Священник за завесой читал положенные молитвы, пел вместе с дьячками псалмы, каноны и тропари. Старухи из царицына чина, знавшие церковную службу наизусть, истово кланялись и подпевали. Утреня подходила к концу. Старухи пропели: «Великаго Господина и Отца нашего Святейшаго Патриарха Московскаго и всея Руси Филарета, Богохранимую страну нашу и вся православныя Христианы, Господи, сохрани их на многая лета!» Так велела старица Марфа. Отец Михаила Федоровича был провозглашен патриархом в Тушинском лагере, но после гибели Тушинского вора называл себя только митрополитом Ростовским и Ярославским. Однако старица Марфа твердо решила, что ее венчаный муж взойдет на патриарший престол, как только его вызволят из польского плена.
Утреня продолжалась около двух часов. По окончании моления верховые боярыни вывели Марью из крестовой. В светлом чердаке по заведенному обычаю ждали ссылку от государя. Из государевых хором явился посланец с вопросом, здорова ли государыня и каково она почивала? По обычаю же посланца на глаза царицы не пустили. Он стоял в сенях, где ему через сенную боярышню передали, что государыня почивала спокойно и в свою очередь задали вопрос о здоровье государя Михаила Федоровича. Посланец ответствовал, что с государем все, благодарению Богу, благополучно.
Марья знала, что такие ссылки будут повторяться и после венчания. Когда государю захочется возлечь на ложе со своей супругой, он пришлет ближнего человека и пригласит ее в свою опочивальню. В ту ночь постельничий Михалков не будет ночевать вместе с государем, а ближняя боярышня Милюкова оставит государыню наедине с супругом, дабы они исполнили божью заповедь плодиться и размножаться.
Комнатные бабы принесли кувшин с медвяным квасом и ржаной каравай. Марья отщипнула кусочек. По утрам совсем не хотелось есть. Машка Милюкова напротив была голодна и кипела от негодования.
– Разве ныне Великий пост? – вопрошала она, усердно жуя хлеб и запивая его квасом. – Три дня в неделю постных! Кажется, можно и поблажку сделать. Этакой строгости даже в обители нет, а мы, чай, в царских палатах.
К государыне пришли матушка и бабушка. Федора вся светилась счастьем от того, что так чудесно устроила внучку. А вот с лица матери, взятой вместе с Федорой в «Верх», не сходило выражение испуга. Дочку она знала мало, так уж получилось, что та выросла при бабушке, а в Коломну ее привезли почти взрослой. До сих пор она вздрагивала, припомнив, как бывало покрикивала на дочку. Даже мужа пытала, не накажут ли ее батогами? Иван Хлопов в сердцах называл жену глупой бабой, но после ее расспросов сам крепко задумывался, гадая, не случалось ли ему по пьяному делу наградить своевольную дочку отеческим подзатыльником. Мать не знала, как надобно вести себя: то ли приласкать родную кровинушку, то ли пасть пред ней как пред государыней? И от этих мучительных сомнений мать издали благословляла дочь и бочком отходила в сторонку, прячась за чужие спины. Бабушка за руку вытаскивала ее из задних рядов, шепча на ухо: «Привыкай, дура! Ты ныне мать государыни!» Но стоило бабушке отвлечься, как верховые боярыни незаметно оттесняли коломенскую дворянку.
– Приспела пора сидеть с приезжими боярынями, – напомнила бабушка.
Нелегко царское дело! Каждый день к великому государю приезжают бояре, окольничие, думные люди. Царь сидит с ними в Передней избе, слушает дьяков и приговаривает указы. Царица тоже сидит со своими боярынями, женами и вдовами думных людей. Государыня не вмешивается в державные дела, но от нее многое зависит. Только государыне под силу сменить гнев государя на милость, а опалу на честь и награждение. Паче всего государыня и ее приезжие боярыни занимаются милостыней сирым и убогим.
Выход из светлого чердака был обставлен с подобающей государыне торжественностью. Впереди шествовали комнатные дворянки, за ними ближняя боярышня, мать и бабушка, потом сама Марья, которую вели под руки. И хотя предстояло пройти всего несколько десятков шагов, кликнули стольников, которые должны были идти по бокам, закрывая государыню длинными полотнищами из персидской камки. Марья шествовала по коридору из камки, никого не видя, даже стольников, которые отворачивали свои юные лица, чтобы ненароком не оскорбить государыню любопытным взглядом. Царицыным стольникам было десять-пятнадцать лет от роду. Других в женские хоромы не допускали. Как только у отрока начинал ломаться голос, его переводили в государевы стольники.
Обязанности стольников заключались в том, чтобы носить блюда и ставить яства на стол, когда государь обедает с ближними людьми. Прислуживанием на пирах их служба не ограничивалась. Стольников посылали с посольствами, на воеводства, в приказы. Кроме стольников, при государе состояли стряпчие. Их чин ниже стольников, а числом их было вдвое больше. Как царю бывает выход в церковь, или в поход на потехи, или в думу, то стряпчие несли перед государем посох, а в церкви держали шапку и платок, а в походах возили царский панцирь, саблю и саадак. Их посылали во всякие посылки, кроме воеводств и посольств. Еще ниже был чин жильцов, которые жили на царском дворе, сменяя друг друга во время ночных бдений. Жильцов ставили начальными людьми в коннице и в пешем строю.
Отпрыски великих боярских родов также начинали службу при царском дворе стольниками или стряпчими. Но они не задерживались в низших чинах и по истечении определенного срока занимали места подле государя согласно строгому местническому счету. Да и стольники со стряпчими разнились по достоинству. Одна честь – комнатный стольник, допущенный в государевы комнаты, иная – площадный стольник, ожидавший на Постельном крыльце. Оно только называлось крыльцом, а на самом деле представляло собой немалого размера площадку во дворе перед государевыми хоромами. Весь день на Постельном крыльце у преградной решетки толпились сотни площадных стольников и стряпчих, готовых исполнить поручение государя или его ближних людей.
Царица шествовала мимо Постельного крыльца. Она никого не видела, но до ее ушей доносился приглушенный гул голосов. На Постельном крыльце обсуждались последние дворцовые сплетни, здесь первыми узнавали о новых назначениях, падениях и возвышениях бояр. Площадные люди старались пробиться ближе к заветной решетке, преграждавшей путь к царским покоям. Здесь часто ссорились, сводили старые счеты. Буйство на царском дворе строжайше наказывалось, но иной раз спорщики, не помня себя, поднимали великий шум и даже затевали потасовки. В матерной брани поминались и сами недруги, и их ближняя и дальняя родня. После ссор дворяне били челом государю, умоляя взыскать на недруге за умаление своей родовой чести.
Марья видела таких же забияк во дворце Сапеги. Безусые пахолики, подражая взрослым, хватались за сабли и вызывали друг друга на поединок. Однажды она мечтательно сказала бабушке:
– Благородно, когда оскорбление смывается кровью на рыцарском поединке!
– Вот уж глупости! – живо возразила Федора. – Сказывают, французский король запретил поединки, токмо тамошние дворяне не повинуются королевскому указу. Наши дворяне разумнее и тому бездельному иноземному обычаю не следуют. Год назад сын мой, а твой дядя Иван Желябужский, бил челом на стряпчего Андрея Апраксина, что он озорничеством своим на Постельном крыльце прошиб сыну моему голову кирпичом. И великий государь челобитную принять изволил и приказал боярину постельничему Константину Ивановичу Михалкову учинить розыск. И по тому великого государя указу Андрюшка принес вину свою, что он сына моего, не помня пьяным делом, бил на Постельном крыльце. И великий государь приказал моему сыну за бой и увечье доправить на нем, Андрюшке, денег вдвое против его оклада. Все лучше, чем драться на саблях до смертоубийства!