Дверь обратно

…Одно радовало: стена хоть и ощущалась как водяная, но на противоположной стороне мы оказались абсолютно сухие. В чем был смысл этой «неприступной» преграды — непонятно…

Ярко вспыхнул свет, и я оглянулась, с непривычки щурясь. Помещение выглядело как холл современной гостиницы. Формы и материалы были, конечно, слегка необычными, но все равно безошибочно угадывались и диваны, и кресла, и столики, и расположенная в углу то ли стойка портье, то ли некая барная стойка.

— Что это? — потрясенно спросила я.

— Похоже, жилище Богов… — ответил Атей и протянул руку в сторону темного угла.

Там, скорчившись в кресле, сидел Славик! Волна облегчения чуть было не сбила меня с ног, и я, упав на колени, стала быстро ощупывать малыша. Был он изрядно закопчен, но вроде жив-здоров. Тонкая дорожка слез прочертила линии на его пухленьких грязных щечках.

— Куда делся старик? — Атей тоже опустился перед ним на колени.

Славик, вытирая одним кулачком слезы, другим показал куда-то себе за спину. Только сейчас я увидела дверь, полускрытую за хитро расположенными перегородками. Волхв, перехватив поудобнее посох, кинулся туда, а я, прижав посильнее малыша к груди, замерла, изо всех сил прислушиваясь. Тут же что-то со стеклянным звоном рассыпалось, и раздался дикий грохот и крик Атея, не предвещающий ничего хорошего. Я вжалась в спинку кресла, оглядываясь в поисках места, куда бы можно было спрятаться. Спина Славика немедленно задрожала от сдерживаемых рыданий, и тогда я, бегло целуя его в макушку, кинулась к стойке.

Теперь уже дрожала не только спина, но и плечи, и вообще все тело несчастного малыша вибрировало. И вдруг раздалось то самое леденящее душу хихиканье. Я, враз забыв, куда и зачем бежала, остановилась и медленно опустила ребенка на пол, потому что жуткий смех исходил из его уст. Славик сидел, согнувшись, и все сильнее заливался смехом. Тошнотворные каркающие звуки разносились по помещению, постепенно утопая в нежной мякоти диванов. Я ударилась спиной о колонну — оказывается, все это время я пятилась, сама того не замечая! И не в силах стоять на месте, мелкими шажочками заскользила дальше, вдоль колонны направо.

Славик медленно поднимал голову, и я зажала рот, боясь закричать. Не торопясь, он кулачком откинул волосы со лба, и на меня уставились два фарфорово-голубых злобных глаза. Тотчас же милая мордашка опять скривилась в жуткой гримасе, и он засмеялся-закашлялся, глядя прямо мне в лицо. Я, как завороженная, не могла отвести взгляд от этого жутчайшего перевоплощения… Вот его верхняя губа медленно поползла вверх, открывая чудовищный оскал. Зубы, удлиняясь на глазах, заставляли пасть этого безумного монстра раскрываться все сильнее.

Никогда ничего страшнее я не видела! Оказывается, расхожее выражение о застывшей в жилах крови никакое не преувеличение. Я чувствовала, как еле ползет замерзающая и густеющая жидкость в моих сосудах, забыв снабжать жизненно важные органы кислородом. Боясь задохнуться, я попыталась сделать несколько глубоких вздохов, но тут же забыла об этом, так как именно в этот миг Славик совершил неуловимое глазом движение и оказался совсем рядом со мной. Корчась от своего сумасшедшего хохота, он утирал выступавшие слезы. Теперь я попятилась в другую сторону, не столько спасаясь, сколько просто инстинктивно желая оказаться как можно дальше от этой мерзости… Нереальность происходящего давила на меня все сильнее.

И тут, наконец, я поняла, что это просто сон! Ну конечно! Это же все объясняет! Кошмар сейчас закончится, и все будет по-прежнему хорошо!

— Это сон, — сказала я прямо в страшную морду, — скоро мы, маленький мой, проснемся!

И я изо всех сил ущипнула себя. Эффект от этого был, но совсем не тот, на который я рассчитывала изначально! Кошмар не закончился, а вот Славик смеяться сразу перестал и опять неуловимым образом переместился мне за спину. Я крутанулась и упала, запнувшись о ножку стоящего рядом дивана.

— Заткнись! — Дребезжащий голос столетнего старца шевельнул губы совсем маленького ребенка. — Заткнись, тварь поганая! Я и так довольно наслушался твоего слащавого бреда!

Он исчез из того места, где только что был, и появился метрами двумя левее.

— Сколько же ты мне, мразь, крови попортила! Сейчас ты, — он осторожно приближался ко мне, — до этого — твоя сука-мать…

Я, цепляясь пятками за пол, отползала, сама не осознавая зачем. Он остановился, и голова его повернулась таким образом, что подбородок оказался направлен к потолку. Теперь он надвигался на меня, постоянно вращая головой, как будто затылок его был насажен на взбесившийся часовой механизм.

— Сейчас, мерзкое отродье, ты окажешься там, где тебе самое место! — Он наклонился, оценивающе разглядывая меня, как кусок мяса на рыночном прилавке. — Твоя гнусная вечно гниющая плоть послужит мне отличным субстратом для роста новой бороды.

Зубы монстра втянулись обратно. Голова, прекратив противоестественное вращение, тоже остановилась, и на меня смотрела милая мордаха малыша, играющая ямочками на наливных щечках. Крохотная ручка изобразила жест фокусника, и на ладошке появилась юла. Та самая, что забросила нас когда-то в Тридевятое Царство. Курносый нос сморщился в озорной детской улыбке.

— Оп-ля, — кошмарный ребенок завертел бирюльку между пальцами, и она, медленно закручиваясь, начала вращаться, отсвечивая фиолетовым цветом.

С пола тут же стал подниматься ядовито-зеленый туман. Он тянул свои призрачные щупальца к потолку, все больше уплотняясь. В какой-то момент мне показалось, что я нахожусь на том самом жутком погосте. Печальные ангелы складывали свои мраморные руки, смиренно молясь о моей грешной душе… Луна скользила фатой по крестам и надгробиям… И зелеными сполохами отсвечивала яма вечных страданий…

Юла крутилась все быстрее. Кладбище становилось все реальнее. Не очень соображая, что делаю, я отчаянно пнула ногой ладонь, державшую эту адскую бирюльку. Цацка полетела в сторону, маленькая ладошка дернулась следом, но поздно! Юла уже закончила свое движение в чьей-то руке. Я почувствовала, как стремительно соскальзываю в разверзнутую яму. Попыталась взлететь, но крылья отказали. Маленькая дрянь уцепилась мне за ногу, стараясь утащить вниз на оскаленные колья. Я последним отчаянным рывком ударила другой прямо в чудовищное лицо и тут же была выдернута обратно в комнату с диванами.

— Ну вот зачем тебе чародейские таланты, если ты ими не пользуешься? — спросил Атей, крепко держа меня за подмышки.

— Где вы были? — Голос мой сейчас был немногим лучше, чем голос Славика (будь он неладен!).

— Из ловушки выбирался, куда меня этот паршивец чуть не отправил. — И волхв мотнул головой на то самое место, где недавно корячилась адова тварь, стараясь затащить меня в яму.

— Вы кладбище видели? — Атей молча кивнул. — Теперь-то вы мне верите?

— Я тебе всегда верил, девочка! — Брехливый старик оставался верен себе.

Я подняла брови, всем видом показывая, что именно думаю по этому поводу. Ответом мне был открытый честный взгляд, исполненный тихого благородства и еле сдерживаемых слез. Да ему во МХАТе служить надо, а не заплетать гривы очагам! Но я позволила себе уверовать в эту маленькую ложь и, всхлипнув, уткнулась все-таки в грудь спасителя.

— А это кто был? — Я тоже кивнула на ту часть пола, где последний раз видела этого… ну в общем… короче, понятно!

— А вот об этом, я думаю, мы у Чадомира Урусовича скоро спросим.

— У кого? — Мне показалось, что я ослышалась.

Атей молча указал подбородком на стойку, назначение которой так и осталось для меня тайной. Я посмотрела туда и увидела, что на ее темной поверхности всплывают объемные изображения, похожие на 3D фотографии. В данную минуту нам демонстрировался трогательный кадр: мой учитель по Облакогонительству, еще молодой, с каштановыми волосами и при теле, держал на вытянутой ладони Славика, подбородок которого был украшен такой длинной бородой, что она даже не влезла на снимок целиком. Оба, глядя прямо на фотографа, весело улыбались.