Дверь обратно

Он задумчиво походил по хибаре и взял из угла посох с огромным зеленым кристаллом в навершии. Как только посох коснулся его руки, кристалл замерцал чуть заметным внутренним светом. Он поводил им надо мной — светилось все так же, потом коснулся меня — кристалл потух.

— Совсем никаких чародейных токов, — задумчиво пробормотал он.

— Ну а я о чем говорила. — Несмотря на бодрый голос, в душе все-таки заскребли кошки. Волшебной силы хотелось жуть! И втайне я все ж надеялась, что она есть.

— Может, она позже проявляется? — Сам с собой размышлял Атей. — А может, когда вылупление творится? Ты знаешь что, — видимо, он чего-то надумал, — ты можешь пока в граде остаться? Глядишь, с божьей помощью и получится у нас токи пробудить…

Тут уж меня спрашивать не надо было дважды! Я только согласно закивала головой. Атей приободрился и спросил, можно ли ему осмотреть саквояж и часы. Моя старая детдомовская привычка не дремала. Если Атею так интересно на моих двух идиотов смотреть — извольте, не жалко. Но выгоду свою извлечь… такой шанс я упускать не собиралась. Поэтому, подпустив в глаза тень раздумий, я согласилась. Но тут же, не упуская момента, попросилась посетить дом, где, по словам Нежаны, всякие волшебные штуки творились. Просьба удивления не вызвала, и согласие было получено.

— Завтра поутру зайдет за тобой ученик чарователей. Анебосом зовется. Проводит, расскажет, объяснит. Толковый парнишка, лучший чародейный ученик начального уровня.

Утром, едва рассвело, я уже сидела на ступеньках крыльца и ждала, подскакивая каждый раз, когда кто-то, кто мог оказаться тем самым учеником, появлялся в зоне видимости. Но к такому я не была готова! Кусты рядом со мной раздвинулись, и показалась собачья морда. Вслед за мордой вылезло и туловище. Обыкновенное человеческое туловище. Я постаралась незаметно заглянуть существу за спину, но хвоста не обнаружила. Вот так номер! Как-то по-другому я оборотней представляла. А кто бы еще это мог быть? Савва Юльевич, который болтался рядом на ступеньках, прокомментировал:

— Как-то неправильно ты, молодец, сросся. Тебе б наоборот — тело шерстяное, глядишь, и на одежку тратиться не пришлось бы!

Чудовище вытащило огромный красный язык и закапало слюной, очень недобро косясь на саквояж. Тот, от греха подальше, упорхнул мне за спину.

— Простите, — я откашлялась, — а вы разговаривать на человеческом умеете?

Кто ж разберет местную флору и фауну! Кто ж его знает, что у этого красавца на уме? Может, он опасен и питается исключительно людьми. Вон зубищи какие! Да и в глазах красный огонек. Уши торчат. Теперь он мне уже не казался похожим на добрую собаку, скорее уж на шакала какого-то.

— Ты — Стеша? — не отвечая на мой вопрос, спросил зверь вполне по-русски. — А я — Анебос. Велено проводить тебя.

Ну велено так велено. Я встала, взяла саквояж в руку, от греха подальше, и пошла следом за провожатым. Всю дорогу мы шли молча. Вначале я пыталась завязать разговор, но получала только односложные ответы. Чем-то я очень недооборотню не приглянулась! Так что, и так и этак попытавшись разговорить попутчика, я замолчала.

Волшебный дом оказался больше похож на какую-то трудовую артель. В него входило огромное количество разнообразных чародейных цехов, пусть не очень больших по площади, но наполненных движением не хуже метро в час пик. В одной из первых мастерских, куда мы зашли, располагалось что-то типа пошивочного и обувного ателье. Тут и там по лавкам и столам лежали самые обыкновенные на первый взгляд вещи: одежда, шапки, обувь — все вперемешку. Анебос пояснил, что изготовлением вещей занимаются подмастерья, которые могут только задать предмету определенную магическую природу. А окончательное направление выбирает мастер. И делается это не просто так. Каждая вещь сама диктует, что из нее может получиться, а опытный чародей должен услышать ее желание и помочь. Но это относится только к нестандартным, штучным объектам. С поточными вещами все гораздо проще. Сходные предметы, как правило, выбирают сходные функции. Чтобы мне было понятнее, псеглавец взял в руки головной убор, похожий на историческую шапку Мономаха, как та была нарисована в учебнике по истории.

— Вот смотри, например, сюда. Из всяких разных шапок лучше всего получаются скрытницы. И это не просто так. Проекция человека на земле идет с неба от богов. Ежели мы закрываем это место, — он похлопал себя меж торчащих ушей, — то можем магическим предметом перекрыть связь между теменным родничком и светом богов. И поэтому для взоров простых людей становимся полностью невидимы. Вот и зовутся они обычно шапками-невидимками. Можно, конечно, зачаровать на невидимость и другие предметы одежды, но зачем? — Анебос посмотрел на меня многозначительно. — Можно ведь перекрыть маленькую часть тела и получить тот же эффект. Менее опытные чародейцы наделяют скрытными свойствами плащаницы и корзно,[18] но, опять же, зачем? Столько много лишней волшбы, чтобы закрыть все тело! Когда хватает вот такого пятака, — и он замкнул пальцы в кольцо.

Потом отложил заготовку шапки-невидимки и взял в руки сапог.

— Обувь. Почему самоходами чаще всего делают обувь? Да тоже все просто! Мы перекрываем зону подошвы. А это именно то, чем мы прикованы к земле-матушке. Ставим совсем небольшую чародейную преграду, и вот уже за один шаг семь миль преодолеть можем. Ну не порты же делать самоходными? А ежели кому дольше в воздухе зависать надобно, то для упора об эфирные слои крылья добавляем. Вот, например, так, — и он достал из кучи обуви сандалии, состоящие из одних ремешков. Около подошвы были прилеплены маленькие золотистые крылышки, которые от движения воздуха затрепетали, забились в руках.

Получить практически научное обоснование для предметов из известных каждому с детства русско-народных сказок — сапог-скороходов и шапки-невидимки, было, по меньшей мере, необычно…

После этого мы перешли в цех, где изготавливались только одноразовые вещи, как то: путеводные клубки нитей, гребни для выращивания густых лесов, ленты и полотенца для появления рек и озер.

— Здесь тоже все делается по подобию. По пути наименьшего сопротивления. Каждая вещь сама речет, что из нее лучше сделать. Кидаем оземь вертушку — вызываем ветер. Можно было бы и еловый гребень для этого приспособить, но работы в разы бы прибавилось. А вот густой ельник взростить таким гребнем — это на один петушиный крик. Из дубового — дубрава без затей появляется. Опять же, атласной ленте синего цвета легче передать свойства реки, чем, положим, красной льняной тряпице. Зато из последней стена огня получается просто на зависть всем!

Дальше мы оказались в кузне. Кстати, она на третьем этаже находилась, а вовсе не стояла отдельным домишком, как можно было бы ожидать. Но внутри все напоминало глубокую подземную пещеру. И если в первых двух посещенных нами цехах трудились преимущественно люди, то здесь — маленькие бородатые карлики с круглыми сливоподобными носами. По виду самые что ни на есть настоящие гномы. Похоже, последнее слово я произнесла вслух, потому что Анебос удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Я, отец Асила-Велес[19] свидетель, не знаю, кто такие гномы. А народец этот трудолюбивый, на Руси гмурами[20] зовется. Умением же своим пошли они в отца — великого бога-кузнеца Ильма Сварожича, а родственники их — альвы[21] — в мать, прекрасную Алину Святогоровну. Первые гмур и альв были братьями. Никто не может гмуров в кузнечном мастерстве превзойти. И если с металлом люди работать еще могут, то разгибать и закалять мечи из бивня земляного оленя больше никому не под силу, неведом нам этот секрет. Знаем, что пламя потребно для того синее да жар земной нутряной, но как это все соединить…

Он снял со стены один из мечей, лезвие которого горело пронзительным белым светом почище любой электросварки.

— Вот из таких-то бивней и делаются мечи-самосеки. На этот осталось только черты и резы нанесть да клеймо коваля поставить.

Аккуратно повесил меч на место и взял из угла одно из копий, размера, прямо скажем, нереального. Простая человеческая рука и обхватить-то его не в силах была бы.