Господня Истина Святых Апостолов

— “Да, были они царями, да все иссякли не только как цари, но и как люди, — подумал Даврий, — а сейчас мне очень жалко смотреть на них, какие они…”

— “Даврий, бери вино”. — “Извините меня, я заду­мался. За что будем пить?” — “За что угодно”. — “Что ж, тогда за справедливость в нашей жизни, дабы мы никогда не ошибались сами в себе и тем более в своих чувствах ко всем людям”. Даврий выпил к по­смотрел на сидящих, потом сказал: “Я пью с добром и злом, ибо вижу пред собой и то и другое. Лично я не хочу, чтобы все объединилось. Хочу лишь одного, чтобы во все века преобладало лишь только добро. Вы, да, именно вы, Понтий и Антипа, могли бы все переина­чить, вот смотрю на вас, вы же слабые в душе своей, но смогли убить Бога, я повторяю, Бога. Зачем вам нужно было? Ведь никакой корысти не имели для себя. И я, как человек, познавший бессмертие, с уверенностью могу сказать, что вы сотворили глупое, вы убили то, что было рождено не вами, и вы понесете наказание, и я убежден, что оно коснется каждого из вас. Я вот думаю, пусть пройдет полторы тысячи лет или больше, но ваши имена народ будет помнить. Мое-то, может, и не узна­ют, но ваши будут царить на Земле”. — “Даврий, из­вини меня, а как же я?” — “О, Корнилий, о себе по­молчи. Ты не царь, ты воин, очень добрый воин, одним словом говоря — “Соломон”.

“Даврий, но как нам искупить свою вину пред Бо­гом?” — “Учтите, я не Бог, Ему решать. Да, вы вместе со мной отправитесь в Рим, и там цари земные решат, что с вами делать. Но лишь земные цари решать бу­дут, а за небесными — все впереди. Ко мне недавно приходила женщина, насколько я помню, Мария Маг­далина, она при мне раздавила куриное яйцо, и из него появилась кровь. Она мне сказала: это то, что сделали с Иисусом. И она просила через меня: у нее есть при­хоть увидеться с Тиверием Кесарем и показать ему тоже самое. Я смотрел на ту женщину и думал: с чего мы появляемся? Да с того, что она мне показала. Не знаю, как отнесется Кесарь, но я лично верю в то, что что-то есть, но не наше, я имею в виду не нами сотво­ренное”. — “Даврий, нам не понять, ибо мы можем только считать”. — “Вот где ваша вина, считать, а чтить, что, об этом забыли. Ведь Моисей родился на вашей Земле и Иисус тоже. Я же следователь, но все-таки я человек, который хочет познать все не толь­ко об Иисусе, но и обо всех нас. Ведь живем-то на Земле. А откуда мы и зачем? Почему все это творим?”

— “Даврий, разве мы не понимаем?” — “Да, сейчас вы понимаете, но почему сорок дней назад все выглядело иначе? Убить человека, на мой взгляд, это что-то…” Ирод с Понтием покраснели. “Тем более убить то, что… в общем, Корнилий, идем отсюда”. — “Нет, Дав­рий, останься здесь”. — “Поймите вы меня, я человек, я всегда чувствовал, а в данный момент, я имею в виду с того дня, когда я узнал Иисуса, я стал… Мне трудно говорить, но скажу, я стал Богочеловеком. Понтий, от­веть мне, кто в зале твоей разодрал ткань надвое? Ты сам?” — “Нет, Даврий, сила какая-то”. — “Антипа, ты видел в тот день затмение солнца?” — “Да, но то было не затмение”. — “А что то было?” — “Я не знаю, что сказать. Одним словом, все померкло”. — “Вам было страшно?” т— “Не то слово”. — “Все это сделал синедрион?” — “Да нет, там одни нахалы”. — “Кто же все мог сделать?” — “Даврий, наверное, Все­вышний”. — Ну, хоть в этом мы стоим на одной ступени. Вы точно утверждаете, что все так и было?”

— “Да, Даврий, утверждаем, ибо своими глазами виде­ли”. — “Вот сейчас вы верите Иисусу?” — “Конечно, верим”. — “А раньше, почему?” — “Лучше нас не спрашивай”. — “Но ведь вы же люди”. — Да, мы люди, но народ требовал своего . — “Что именно?” — “Чуда”. — “Да что, вы все с ума посходили на чуде? Чудо был человек, но чудесами из чудес оказались вы. Посмотрите, сколько знахарей живет, но вы тронули единого. Почему не взяли любого из знахарей и не… хотя мне трудно говорить… Вот именно, попали на Иисуса”. — “Даврий, но ведь Сафаит…” — “Где он, тот Сафаит? Ах да, я все помню. Но вы — цари, а не тот духовный одуванчик были в то время”. — “Что народ потребовал, то и произошло, насколько мне изве­стно”. — “Варавва хотел познать участь Иисуса”. — “Неужели?” — “Нет, Даврий, сам народ потребовал”.

— “Скажите, вам не скверно сейчас на душе?” — “Да хуже уж не может быть”. — “Вы все ведали и знали. Почему скрыли от римских властей? Пока в этом ваша вина. Но если бы было все иначе, вы бы сейчас в таком положении не находились. Лично я, как человек, не могу относиться ко всему этому равнодушно. Конеч­но, я понимаю, я следователь, вижу, какое отношение создалось у людей ко мне, но я лишь только следова­тель, а Он был, да и остался, Богом. И сейчас мне все понятно. Вот если бы я сейчас заявил пред вами, что я Бог, то вы бы меня съели живьем”. — “Даврий, успо­койся”. — “Корнилий, ты видел то, что творил Иисус?”

— “Да”. — “Неужели наша всего того не стоит?” — “Я не понял тебя”. — “Извини, я имел в виду, наша жизнь стоит всего того, что есть там. Так, давай лучше уйдем”. — “Быть по-твоему. Понтий, Антипа, изви­ните, мы уходим”. — “Но все-таки я не прощаюсь с вами, ибо я убедился, какие вы люди”. Даврий шел впереди. “Не спеши”. — “Корнилий, прости меня. Если в меня вселился бес, хотя нет, это Бог во мне говорит”. — “Даврий, успокойся, прошу тебя. То со­весть твоя говорила”. — “Да, моя-то говорила, а их совесть — молчала”. — Еще раз прошу тебя, успо­койся. Смотри, вот идут женщины”. — “Ну и что ты хочешь сказать этим?” — “Ничего, ты же мужчина. Давай что-то предпримем”. — “Хорошо. Мир вам. Красивые такие, куда вы следуете?” Они посмотрели на Даврия: “Туда, где нас ждут”. “Корнилий, мне стыдно, а вообще-то постой. Ну, Осия молодец, ведь они к нему спешат, точно”. — “Даврий, а почему их две?” Даврий подумал и посмотрел на Корнилия: “А почему должна быть одна? Ведь Осия долго никому не был нужен, вот поэтому их две”. Корнилий засмеялся: “Ну, дай Бог ему здоровья. Даврий, идем, идем”. — “Корнилий, по­слушай, их две — он один”. — “Слушай, осел, идем”.

— “Наверное, не я осел, а Осия”. Они рассмеялись: “А может, они пошли не к Осии? Как бы ни было, идем ко мне, ибо ты мой самый дорогой человек”.

“Понтий, что то было? Проверка на наше созна­ние или что-то другое?” — “Антипа, наверное, что-то другое”. — “Но раз что-то другое, давай выпьем вина”.

— “Да я-то не против, только как Клавдия к этому отнесется?” — “Да точно так, как и раньше”. — “Да нет, Антипа, она изменилась за последнее время, кста­ти, я тоже. Вот только у тебя вид очень неважный”. — “Ничего, Понтий, все образуется, но мне очень трудно, очень, очень. А как ты домой пойдешь в таком виде?”

— “Я не знаю, но пойду, ибо Клавдия меня другим не примет”. — “Понтий, ступай и от моего имени поце­луй Клавдию. Скажи ей, что мы еще держимся, хотя на одной нити самотканой”.

“Мама Мария, ну что, осталось немного времени, и Я…” — “Иисус, молчи. Я знаю, что будет после второго восхода солнца, а это значит, что послезавтра”. — “Да, Мама”. — “Как Мне нужно вести Себя в те дни?” — “Очень просто, главное, не волноваться”. — “Как же не волноваться, посмотри на Александра, он не в себе”. —“Мама, Я все вижу. Мне больно, ибо во Мне Твоя кровь течет и она красного цвета, цвета Божьего и истинного. Болью Своей Ты не сможешь смягчить Мой уход, Мое вознесение в Царствие Небесное. Мама, ведь всем пред­стоит вознестись туда”. — “Иисус, Я все понимаю, для каждого это тяжело, Я имею в виду тяжесть утраты”. — “Мама, теряем мы тело, но находим душу”. — “Иисус, да не в том дело. Дело в Тебе, Моем Сыне”. — “О, Отец наш Всевышний, успокой наш род, ибо со слезами Я уйду к Тебе”. — “Иисус, не говори об этом, тем более при Мне. Я Твоя Мать, и у Меня есть чувство женщины, которая родила Тебя и любит Тебя больше, чем кто другой”. — “Мама, извини Меня и еще раз извини. Я… Но Я тоже нервничаю”. — “Молчи, Иисус, смотри, Петр и все Ученики идут сюда. Но почему они все с цветами? Да и где сейчас они смогли достать их?” — “Мать Ма­рия, поздравляем Тебя…” — “С чем?” — “Ну разве Ты забыла, ведь сегодня же Твой день рождения”. — “Вар­нава, не стесняйся, входи, смотри, цветы, ведь они от нас двоих”. — “Мама Мария, я Тебя поздравляю, хотя не так, как в тот первый раз, но все-таки мы с Варнавой Тебе дарим цветы. И вот мы с ним из дерева вырезали Твой… Твое, извини нас. Мама, может не похожа, но это Ты”. Мария заплакала. “Да-да, это Я, Павел, Варнава, дети все Мои, спасибо вам, за все спасибо вам. Главное, что вы уделили Мне внимание”.