Господня Истина Святых Апостолов

— “Да вот то, что мы, простые люди, стоим, обнявшись с Богом”. — “Корнилий, Бог Богом, но Я же еще и человек. Конечно, Я все понимаю и надеюсь на то, что люди поверят, ибо ты видишь слезы на Моих глазах”.

— “Иисус, прости меня. Мы мужчины, но мы плачем, и я думаю, что плачем не из-за горя и прихоти своей, а из-за понимания того, что мы обняли свое будущее и вечное”. Так они стояли долго и смотрели друг другу в глаза.

“Понтий!” — “Я слушаю тебя, Клавдия”. — “Чем ты намерен заняться сегодня?” — “Понимаешь, Клав­дия, что-то тревожно у меня на душе, пожалуйста, по­шли слуг, пусть пригласят ко мне Корнилия, мне нужно с ним побеседовать”. — “С какой стати?” — “Я и сам не знаю, наверное, из-за того, что все надоело и предостаточно надоело”. — “Так может, не нужно слуг посылать, отправься сам к нему”. — “Клавдия, если ты не против, то я так и сделаю. Тогда пусть слуги приготовят мне колесницу”. — “Понтий, хотя бы один раз в жизни пройдись ты по улицам Иерусалима и посмотри на людей”. — “Знаешь, Клавдия, а это хо­рошая мысль, я так и сделаю. Охрану ко мне”. — “Нет-нет, Понтий, без охраны”. — “Да меня же мо­гут…” — “Я думаю, что ничего не случится”. — “Клав­дия, ты уверена в этом?” — “Конечно, мое женское сердце никогда меня еще не подводило”. — “Хм, как же так, я, прокуратор, буду идти улицами Иерусалима и без охраны?” — “Очень просто, как и многие ходят”.

— “Но ведь они не лю.., извини меня, Клавдия”. — “Вот-вот, дошло наконец-то до твоего разума, что именно мы все люди и ходим под единым Богом, а Он не смотрит, где прокуратор, а где пастух”. — “Дай мне мои одеяния”. — “Понтий, надень эти вещи”. — “Ты что, с ума сошла? Я же буду выглядеть в них нищим”.

— “Ничего, зато почувствуешь себя человеком”. — “Нет-нет, я не могу пойти на это”. — “Понтий, ну ради меня сделай хотя бы один раз что-то радостное для моей души”. — “Ну если ты в том видишь радость, давай мне одеяния”. Пилат переоделся. “Клавдия, смот­ри, смотри, на кого я похож”. — “Я вижу. Вот так и пойдешь”. — “Но мне стыдно”. — “Ничего, множе­ство людей не стыдятся, а ты среди них будешь ка­заться просто мелкой незаметной частицей”. — “Что ж, тогда я иду”.

Пилат вышел из своего дворца. Слуги и охрана, увидев его в таком виде, подумали: все, он окончательно сошел с ума. Понтий покраснел, ибо почувствовал взгля­ды, да и мысли своих подчиненных. Он шел по улицам Иерусалима и удивлялся: Боже, почему город мне ка­жется другим, каким-то незнакомым? Да и люди ка­кие-то особенные.

“Смотрите, смотрите, Понтий Пилат”. — “Да нет, не может быть, этот человек просто похож на него”. — “Да нет, он”, — кричали люди. Пройдя базарную пло­щадь, он вышел на Прямую улицу. За ним двигалась огромная толпа. “Господи, неужели они меня будут пре­следовать до дома Корнилия?” Понтий ускорил шаг. “Нет, больше в таком виде я никогда не выйду на улицы Иерусалима. Ну, Клавдия, ну, Клавдия, отомстила мне сполна. Но почему люди так удивляются, ведь я же такой как и они, хотя, хотя нет, не такой, как они. Слава Богу, вот уже и дом Корнилия, нужно побыстрее войти в него”.

“Корнилий, Мне пора”. — “Иисус, спасибо Тебе”. — “Нет, Корнилий, спасибо вам, ибо вы истинные люди. Мы снова скоро увидимся, но уже там, на Елеонской горе. До встречи”. — “Что ж, Иисус… Даврий, смотри Его уже нет”. — “Корнилий, ты лучше вот сюда посмотри, что за толпа людей движется к моему дому?” — “Да… Что бы это значило?” — “Корнилий, к тебе можно?” — “Конечно, можно”. Из-за дверной ширмы появилась голова Пилата.

“Даврий, смотри, его что, уже разжаловали?” — “Я ничего не могу понять. Понтий, что у тебя за вид?” — “Извините меня, это Клавдия меня так нарядила”. — “Ха-ха-ха, ну, женщина, ну, молодец. Значит, она у тебя не только женщина, ибо у нее есть что-то и от нашей плоти. Так вот, теперь все понятно, толпа двигалась за тобой. Вот действительно смелость, и эту смелость срав­нить ни с чем нельзя”. — “Корнилий, прости меня. Не нужно больше ничего говорить, ибо у меня и без того скверно на душе”. Даврий подошел к Понтию. “Скажи мне, Понтий, у тебя скверно на душе из-за того, что ты в этих одеяниях прошелся по улицам Иерусалима, или тебя тревожит что-то другое?” — “Даврий, как тебе сказать, не в одеяниях моих дело, а внутри меня что-то беспокоит, сильно беспокоит”. — “Да, я услышал ис­тинное признание от человека, который занимает такой пост, и дай Бог, чтобы это действительно было от души”.

— “Даврий, поверь мне, я ничего не скрываю”. — “Что ж, хорошо, Понтий, тогда выйди из дома к людям и при­кажи им, чтобы они разошлись”. — “Даврий, но…” — “Нет, Понтий, я не приказываю, ты сам чисто челове­чески выйди и скажи им — пусть они разойдутся”. Понтий покраснел: “Что ж, быть по-вашему”. Опустив голову он вышел. Толпа замолчала.

“Люди, да, это я, прокуратор. Вы удивлены, я вижу, моим поведением. Но не обессудьте меня и, пожалуй­ста, разойдитесь”. — “То его нечистая водит”. — “А может, его Господь Бог наказал?” — слышалось из толпы. “Как бы ни было, прошу вас, разойдитесь”.

“Даврий, я исполнил вашу просьбу”. — “Понтий, мы видели. Да, у тебя еще что-то осталось человечес­кое, гордись”. — “Гордиться мне нечем, ибо на мне тяжелый груз висит, если это можно назвать грузом. На мой взгляд, намного тяжелее, потому что все давит на мозги и совесть мою. А сегодня я воочию увидел свое настоящее лицо, и, наверное, я понял, что такое жизнь, ибо увидел то, чего раньше не мог видеть”. — “Корнилий, дай ему вина, а то он разрыдается сейчас”. Понтий снова покраснел, а сам подумал: я прокуратор, до чего я докатился, да я уже никто, просто Понтий Пилат с утерянным своим достоинством. Он молча выпил вино, присел, взявшись руками за голову. “Кор­нилий, что будем делать дальше?” — “Даврий, я не знаю”. — “Можно мне сказать?” — “Понтий, мы слушаем тебя”. — “Давайте навестим врага моего”.

— “Что ж, неплохая мысль”. — “Корнилий, но я же хотел их…” — “Ничего, ничего, Даврий, давай навестим царя нашего”. — “Да, но мне как-то…” — “Даврий, поверь мне, что ты получишь облегчение после визи­та”. — “Что ж, тогда я согласен, идемте. Мне даже трудно представить, как мы будем идти по улицам Иерусалима в этом обществе”. — “Даврий, самое глав­ное, нам нужно пройти базарную площадь”. — “Кор­нилий, преодолеем”. — “Понтий, идем”. — “О Госпо­ди, зачем мне такие муки?” — “О нет, дорогой, не муки, а наслаждение видеть тех людей, которыми ты распо­ряжаешься как навозом из-под ишака. Посмотри еще раз им в глаза и почувствуй то, что чувствуют они, когда их унижают”. — “Идемте, хватит глаголить о бесполезном”. — “Корнилий, что с тобой?” — “Да нет, ничего, рана на спине меня потревожила”. Они шли молча. Понтий опустил голову и думал о своем.

“Корнилий, смотри, можно сказать, что его нет ря­дом с нами”. — “Даврий, знаешь, что у осла самое главное?” — “Да, догадываюсь”. — “Нет, не то, о чем ты подумал”. — “А что же тогда?” — “Ум его. Если он упрется, то никакая сила его не сдвинет с места”. Даврий громко рассмеялся. “А я-то думал, что Пон­тий похож на него. Вот о чем я подумал”. Они все засмеялись. Люди обращали на них внимание. Не так на Корнилия и Даврия, как на Понтия.

“О Боже, Корнилий, идем скорее, а то люди снова толпой пойдут за прокуратором”.

“Если бы вы раньше, еще до Иисуса попались мне, то я бы вас…” — подумал Понтий. “Корнилий, стой, этот царь, а вообще-то нет, это мне послышалось”. “Вот черти, действительно — черти”, — думал Понтий. “Даврий, вот и дворец Ирода. Стража, пропустите нас”. — “Вас про­пустим, а того нищего нет”. — “Ха-ха-ха, он же не нищий, он же Пилат”. — “Идиоты, вы что, меня не узнаете?” — “Смотри, правда, Пилат. Проходите”.

Ирод, когда увидел гостей, пришедших к нему, долго не мог прийти в себя: “Понтий, ты что, уже не проку­ратор?” — “Да нет, Антипа, я еще прокуратор”. — “А что на тебе?” — “Ничего, готовлюсь к балу, а Клавдия одеяния мне подарила, дабы я в них танцевал”. — “Нет, сейчас я полностью сойду с ума. О, и следова­тель здесь, значит, пришел и мой черед”. — “Да не бойся ты, глупец. Мы решили тебя навестить, а ты устраиваешь истерику, лучше пригласи нас к столу и угости”. — “Сейчас, слуги, подойдите сюда, подайте все необходимое, у меня гости”. Даврий не выдержал: “Я что, сюда гулять пришел?” — “Молчи, молчи, — успокоил его Корнилий, — просто давай понаблюдаем, я даже не знаю как и назвать их… в общем, царями”.