Страница 27 из 39
Я обессилено уронила голову на руки.
— Я тоже…
В этот день на факультете только и разговоров было, что о новом преподавателе.
— Вот уж точно говорили, по виду — вылитый бандит, а на самом деле — интеллигентнейший человек, научный авторитет. Статьи даже за границей выходят!
— А ничего читает мужик, интересно. Не то, что «Борман»…
— Ой, девочки, подвиньтесь, я тоже хочу на первом ряду сидеть!
— Марина, передай своей Казаковой, чтобы не смела на него облизываться. Он — мой!
Ну да, ну да, Кристиночка…
Я подавила малодушное желание сразу после лекции сбежать домой. Ежу понятно, что Гордин появился здесь неслучайно. Так вот что значило внезапное «оживление» свадебного браслета — он просто «почуял» вблизи свою пару! Колдун отыскал какой-то способ переместиться в мой мир. И, раз нашёл здесь, то и дома настигнет без труда. Здесь хоть народу много, может, сразу не убьёт…
Остаток дня прошёл как на иголках. Как ни странно, Гордин не делал никаких попыток со мной заговорить. И на второй день тоже.
Я понапрасну терялась в догадках и нервничала всё больше.
В конце дня мы мимоходом встретились в коридоре. Я шла «под конвоем» Шурика и Димки Морозова с пятого курса, Гордин с каменной улыбкой шествовал в окружении маленького женского «стада». Равнодушно скользнул по мне взглядом и прошёл мимо. Но я успела заметить, как на его скулах заходили желваки, и убедилась, что он не собирается оставлять всё как есть.
Видимо, это была его тактика — запугать, довести до нервного срыва, а потом… Что потом?!
Я кое-как отделалась от своих кавалеров и с отчаянной решимостью завернула на свою кафедру. Сейчас там уже почти никого не было, и я без помех порылась в «хозстоле» в поисках больших ножниц по металлу. Я помнила, они должны быть где-то там…
С бешено колотящимся сердцем я подцепила ножницами свой браслет и надавила что было сил. Тело тут же пронзила такая боль, что потемнело в глазах. Я выронила ножницы, села прямо на пол и расплакалась. На червонном золоте браслета не осталось даже царапинки…
За спиной гулко хлопнула дверь. Я не могла заставить себя оглянуться, потому что и так знала, кого увижу. Сердце обречённо бухнулось в пятки, но я всё же нашла в себе силы подняться.
Три тяжёлых шага — и он остановился у меня за спиной. В висках мучительно пульсировала тишина…
И тут Гордин схватил меня за плечи и прижал к себе — так сильно и грубо, словно хотел сломать о своё железное тело.
— Как… ты… могла…
Я до крови закусила губу. Что я могу ему сказать? Поймёт ли он — сейчас, в таком состоянии, если не понял тогда?!
Он медленно развернул меня к себе, заставил поднять голову и смотреть себе в глаза.
— Ты готова отрезать себе руку, но избавиться от моего браслета. Неужели ты настолько меня ненавидишь? Неужели ты всё это время только притворялась?
Он говорил глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом.
— Нет, — наконец, смогла прошептать я. — Это не так… Гордин, пожалуйста, не мучай меня…
— Я мучаю?! — в бешенстве рявкнул он. — Я?! Это я сбежал от тебя, я предал?! Это я убил… убил своего ребёнка?!
Мне показалось, что он сейчас меня ударит, но тут его голос сломался. Руки, державшие меня, бессильно разжались.
— Я… не хотела, правда. Откуда я могла знать, что перемещение подействует… так. Я никогда не пошла бы на это специально.
По его глазам было понятно, что он мне не верит.
Мне вдруг до боли захотелось, чтобы эти колючие, измученные глаза потеплели и снова, как раньше, посмотрели на меня со страстью или нежностью. Но только не равнодушно… Я с новой силой почувствовала, как безумно, дико по нему соскучилась!
Я поняла, что сейчас окончательно расклеюсь, начну оправдываться, просить прощения, зареву, и мой жалкий вид окончательно его оттолкнёт. И неожиданно для себя тоже завелась.
— Да, конечно, ты прав, прав, как всегда! Только ты имеешь право на ошибку, другим такого не позволено! Тебе всегда было плевать на мои чувства, Гордин. Ты не давал себе труда поговорить со мной, узнать, что у меня на душе, как мне бывает трудно… В этом весь ты — заботишься только о себе, своих желаниях, своём самолюбии… Ты так и не смог измениться и, наверное, уже не сможешь. И я рада, что улетела из твоей клетки. Я хочу быть свободна!
Он вздрогнул, как от пощёчины.
— Хочешь? Хорошо. Скоро ты будешь свободна, это я тебе обещаю!
Гордин развернулся и вышел, хлопнув дверью, а я снова сползла на пол и тихо заплакала.
Теперь точно всё.
В течение недели ничего не происходило.
Я видела Гордина только на лекциях; он демонстративно не обращал на меня никакого внимания, к вящей радости Кристины и других девчонок. Несколько раз по ночам я просыпалась от нестерпимой боли в руке, кожа под браслетом покраснела, как от ожога, но сам он оставался на месте. Значит, Гордин может здесь колдовать и пытается сломать нашу магическую связь. Только пока у него ничего не выходит…
Наблюдательная мама поймала меня на том, что я практически перестала есть, Маринка — что я хожу как в воду опущенная, периодически натыкаюсь на двери и людей и отвечаю невпопад. А Шурик (надо же!) прозорливо заметил, что я похожа на человека, переживающего несчастную любовь. Наверное, это и впрямь выглядело так, но подробностей от меня никто не дождался.
Я многое передумала за эту мучительную неделю. Противоположные желания буквально рвали меня на части: малодушно оставить всё как есть, жить каждому своей жизнью… или у всех на глазах повиснуть на шее у любимого мужчины. Но он тогда точно оттолкнёт меня… И будет прав.
Гордин, Гордин… Ну зачем ты появился на мою голову! Пусть я тогда была виновата, но дело сделано, я теперь живу здесь. Было бы легче, если бы всё произошедшее по-прежнему казалось мне сном и постепенно (ну хорошо, очень-очень постепенно!) забылось. А что сейчас?! Я опять наговорила ему какой-то чуши, обвинила в своих собственных ошибках… Если бы Гордин просто подошёл, обнял и сказал, что он наконец-то нашёл меня и немедленно забирает обратно в свой мир — кажется, я согласилась бы не раздумывая. Если бы мы могли сразу спокойно поговорить, то сейчас всё было бы по-другому… Он бы рассказал, как смог «пробить» невидимые границы, с какими силами договорился — ведь у меня самой это не получилось. И как его «угораздило» сразу же записаться в преподаватели, так легко сориентироваться в незнакомом городе, да ещё навостриться лекции читать — «по-настоящему». Да, всё-таки мой муж — настоящий колдун! Так, поправочка: бывший муж. Пока ещё связанный со мной неразрывными узами магических «наручников», но душевно (да и физически) далёкий и холодный, «как айсберг в океане». Грустные дела… Нет, невыносимо-паршиво-хуже-некуда дела!!
Ко всему прочему, мне ужасно неприятно было видеть, как возле Гора неизменно крутится целый рой из студенток, аспиранток и молодых (и не очень) преподавательниц. Я часто натыкалась на него в коридорах факультета, в деканате и даже в кафе — и вынуждена была наблюдать, как он непринуждённо с ними флиртует. Вроде бы не сказал ничего многозначительного, пошутил к месту, глянул своими чёрными глазищами — и очередная дама «поплыла». Кристина лезла из кожи вон, чтобы почаще попадать в поле его зрения: приходила на лекции в жутких мини и садилась за первую парту (это право она отвоевала, честно подравшись с «вице-примой» Ларисой), невинно хлопала глазами, задавала умные, как ей казалось, вопросы… И только я, зная Гордина лучше остальных, могла заметить, что он втихаря насмехается над вызывающей красоткой.
Я, наоборот, старалась в эти дни одеваться как можно приличнее, но даже в самом простом трикотажном платье до пят умудрялась, по мнению Маринки, выглядеть «супер секси». Переживания и плохой сон по-прежнему никак не отражались на моей внешности, и я, в свою очередь, могла бы посоревноваться с Гордином по количеству навязчивой свиты. Моя «бледно-воздушная краса» поневоле вызывала у парней рыцарские чувства, так что хоть от грубых и прямолинейных предложений «пойдём ко мне» я была избавлена. Но и в защите-опеке также не нуждалась и продолжала буквально прятаться от настойчивых кавалеров. Всё чаще после лекций оборачивалась птицей в каком-нибудь укромном уголке, только чтобы отвертеться от «проводить» и «подвезти». Особенно в последнее время активизировался Влад — сынок «какого-там» папаши, красавчик и ловелас. Меня от него и до этого тошнило, а сейчас — и подавно. Влад дошёл даже до того, что в один из выходных припёрся ко мне домой и явно старался понравиться родителям! После его ухода папочка долго ходил задумчивый, недоумевая, почему его так напряг этот в общем-то «милый мальчик». И почему наша киса вдруг решила нагадить ему в ботинок… Я не стала объяснять.