Мечты и реальности

Низкий потолок, дешёвая мебель, заваленный книгами и безделушками компьютерный стол. Тот, что я так упорно рисовала по памяти… Я кое-как доползла до него и упала в кресло, стуча зубами от холода и пережитого ужаса. Машинально посмотрела на календарь: в его «окошке» стояло 17 января, тот самый день, когда я так легкомысленно гадала «на жениха», а потом вдруг проснулась в другом мире… Что же это такое???

Крошечная адекватная частичка разума издевательски ответила: «Как что? Вернуться домой — это ведь было твоё самое заветное желание? Поздравляю, оно сбылось!! Радуйся и не благодари…»

Я судорожно прижала руку к животу — совершенно плоскому, без малейшего намёка на… А потом увидела, что «венчальный» браслет исчез. Это что же, был сон? Я просто спала, и видела во сне свою сказку? И ничего этого не было — ни замка, ни Гордина… Ничего?!

В том сне мне было так плохо, что наивно казалось, что дальше некуда. Неправда… Очень даже есть.

Утром ко мне, как обычно, вошла мама с вопросом, не опоздаю ли я в Универ, если продолжу так нагло игнорировать будильник. Я не смогла даже приподняться ей навстречу.

— Лер, да что с тобой? Ты бледная как смерть!

Она озабоченно потрогала мой лоб — вроде холодный. Но при этом озноб, боль в мышцах, как при гриппе, и судорожное «царапающее» сердцебиение. Что с ребёнком?!

Вызванная участковая врачиха, как всегда дико занятая, заскочила на минутку, диагностировала стандартное ОРВИ (а на словах приступ невралгии) и великодушно посадила на больничный.

Благодаря родительским хлопотам на следующее утро я уже вполне пришла в себя, но с кровати вставала только по жизненной необходимости — слабость была дичайшая. Не хотелось есть, не хотелось разговаривать… Ничего не хотелось.

Я лежала и думала, что со своим чрезмерным воображением незаметно и вправду сошла с ума. Воспоминания о том сне были настолько ярче ощущений от жизни наяву, что становилось по-настоящему страшно за свой рассудок. Только бы никому не проболтаться…

На третий (кажется) день я вроде бы почувствовала себя лучше. Организм робко намекнул, что не будет против, если его всё-таки хоть немножечко покормят. Я была с ним не совсем согласна, но решила всё же сползать на кухню, авось глаз увидит — мозг догонит… Сняла пропахшую потом тёплую пижаму, намереваясь одеться полегче — да так и застыла на месте.

При дневном свете на моём правом запястье обнаружилась странная татуировка. Изогнутые чёрные линии оплетали руку широкой полосой, напоминая нарисованный браслет. И ещё пять чёрных кружочков в центре. Ровно пять… Как и на том, настоящем (то есть, наоборот, приснившемся) браслете. Может, я действительно сделала себе татуировку, просто сейчас не помню? Тогда неудивительно, что мне снилось что-то похожее…

Собираясь вставать, я машинально поправила подушку, и вдруг заметила торчащий из-под неё уголок своего рисунка. А, да, там же… не Лориан, просто парень, который мне почему-то раньше нравился. Ещё вчера, а как сто лет назад… Надо убрать его подальше или Маринке подарить, она давно просила…

Я небрежно выдернула рисунок — и только порадовалась, что сижу. Никакого «Лориана» на нём не было. С помятого листа на меня с явным осуждением смотрел… Гордин!

Нет, не может быть… Этого ПРОСТО не может быть. Я точно помню, что не рисовала такого наяву, хотя бы потому, что это совершенно «не мой» тип мужчины. Не благородный юноша с пламенным взором, не принц и не рыцарь — а какая-то бандитская рожа с колючими глазами, кривой ухмылкой и перебитым носом. Прямо вылитая девичья мечта!

И всё же… Я ловила себя на том, что просто не могу отвести от него глаз, словно притянутая каким-то колдовским магнитом. Зачем мне все эти идеальные мальчики? Я хочу такого…

Но как, как же я нарисовала его, если сама этого не помню? Амнезия нервная разыгралась? Бред какой-то… Ещё это имя — Гордин. Такое родное, как будто я произносила его много раз… Да что ж это со мной?!

Промаявшись ещё какое-то время, я, наконец, нашла для себя вполне правдоподобное объяснение: сессия. Не я первая студентка, у которой от стресса мозги сползли набекрень. Остался последний экзамен, но я уже перезанималась, и организм просто не выдержал и «сломался». Так, раз дали больничный, значит, время пересдать ещё будет. Главное — не распрощаться окончательно с собственным рассудком, а то как бы в Скворцова-Степанова не загреметь…

Такие рассуждения частично меня успокоили. Я смогла немного поесть и даже поговорила по телефону со встревоженной подружкой. Убрала с глаз долой её отметившийся во сне подарочек — заколку, заодно бабушкино кольцо и злосчастный рисунок.

Надо как-то начинать жить дальше. Если получится…

— Слушай, цыплёна, понять не могу, и чего ты у нас такая красивая? — подмигнул отец. — Наши гены — это, конечно, факт, но после своей неизвестной болезни ты почему-то зверски похорошела, правда, Зой? Ты ей никакие чудо-таблетки не покупала?

— Да ну тебя, папа, скажешь тоже… — вяло отмахнулась я.

— И скажу. Что придётся покупать электрошокер, женихов твоих будущих гонять!

— Зачем гонять? Наоборот, приваживать надо. Это же твоя великая идея — сплавить великовозрастный балласт в моём лице и, наконец, зажить припеваючи!

— А, может, я уже передумал?

— И в самом деле, Лера, ты давно в зеркало смотрелась? — поддержала его мама. — Я тоже заметила: вроде и моя дочь, но какая-то не такая… С чего?

— Понятия не имею. Ладно, пойду ещё поготовлюсь.

Сейчас вовсю шли зимние каникулы, но я упорно сидела дома, отказываясь от развлечений под предлогом подготовки к пропущенному экзамену. Я хотела сдать его сразу же, не откладывая на весеннюю сессию, и не без удовольствия сидела и зубрила. Потому что хоть так можно было на время отвлечься от своих упаднических мыслей.

Странная татуировка в виде браслета не давала мне покоя. Созвонившись с Маринкой, я мимоходом выяснила, что никаких тату мы не делали и не собирались, разве только хной. Я тут же с воодушевлением принялась тереть руку мочалкой, но похоже, мой «экземпляр» был всё-таки не временным. Хорошо, что родители пока этого не видели…

Я остановилась перед большим зеркалом и впервые со дня «болезни» пристально изучила своё отражение. Ой… Кажется, папа с мамой были правы…

Что-то во мне неуловимо изменилось. Черты лица вроде бы остались те же, но стали как-то… гармоничнее, что ли? В любом случае назвать Лерку Казакову прежней было сложно. На фоне ровной бледной кожи зелёный цвет глаз казался особенно ярким, губы словно припухли и «налились» цветом, а волосы, хоть и остались прежней длины — где-то до середины спины, выглядели густыми и блестящими, как в рекламе модного шампуня. И это — сразу после болезни, да ещё на фоне депрессивных мыслей… Что-то тут нечисто!

Эту же фразу я услышала и от лучшей подружки, когда она приехала меня навестить. В выражениях Маринка не стеснялась, охала-ахала, вертела меня в разные стороны и всё выпытывала, что же такое я с собой сделала. Я же и сама этого не знала…

Тут она заметила татуировку и вторично разахалась, восторгаясь моей решимостью на такую авантюру. Мне ужасно хотелось рассказать ей свой странный сон, хоть немного облегчить тяжесть на душе — но я так и не отважилась. Он был слишком личный и для меня очень важный. Он помог мне понять, что лучше жить настоящей жизнью, а не предаваться пустым мечтам, которые могут завести куда не следует; он заставил осознать, как легко разрушить свою жизнь недоверием и эгоизмом. Наяву я никогда не думала, что могу быть такой идиоткой и истеричкой, что способна предать любимого мужчину, добровольно убить своего нерождённого ребёнка… А ведь именно так всё и было. Как можно такое забыть?!

В день, когда я ходила в поликлинику закрывать больничный, в нашей квартире «завёлся» новый жилец.

Я поднялась на свой этаж, на ходу доставая ключи, и лишь в последний момент заметила около нашей двери кошку. Она чинно восседала на коврике, чёрная на чёрном, и смотрела на меня с явной долей укоризны. Типа, ну и где ты шляешься так долго, я вся заждалась…