Страница 74 из 85
Еще несколько раз возвращались носильщики с грузом; потом они передали корабль под надзор портовой охраны. Их голоса удалялись по причалу.
Жакоб начал ужасно мерзнуть. Его колотила дрожь, зубы стучали. Он закутался в плащ и стал шарить в своей дорожной сумке в поисках теплых вещей. Что же там нащупали его окоченевшие пальцы – шаль? Он наткнулся на что‑то твердое: копченая колбаса, кусок сала! Затем обнаружился свиной пузырь, наполненный каким‑то напитком! Жакоб с благодарностью подумал о Катрин, расставаться с которой ему было очень больно.
Убежище оказалось достаточно просторным, и Жакоб смог в нем удобно лечь. Даже оставалось место ворочаться. Щели между тюками постепенно становились серыми. Светало. Жакоб слышал, как с берега на корабль спускались люди. Ришар, старший слуга, вместе с гребцами тяжелыми шагами прошел по молу. Они прыгнули на корабль и достали забортный трап. Ришар немедленно сел на скамью для гребцов и подал команду отчаливать. Сначала корабль плыл по течению в сторону другого берега. Раздались возгласы гребцов. С огромным трудом удалось повернуть против течения. Затем бросили канаты бурлакам. Некоторое время корабль качался в разные стороны, бурлаки затянули свою старинную монотонную песню – корабль медленно потянулся вверх по реке.
– Кто плывет? – спросили часовые, несущие вахту.
– Ришар на грузовом судне, принадлежащем корабельщику Фридольфу из Лиона. Груз следует в Шалона‑на‑Соне.
– Кто на борту?
– Шесть гребцов, пассажиров нет!
Шум в порту стих, Жакоб отплыл из Лиона.
Друг
Три или четыре дня Жакоб находился на корабле. Днем он сонно прислушивался к возгласам гребцов и пению бурлаков, по ночам, если лодка причаливала и находилась под присмотром портовой охраны, выползал из своего убежища и разминал затекшие и сведенные судорогой руки и ноги, прежде чем снова залезть в свою «пещеру».
Как‑то ночью Жакоб услышал, что у борта кто‑то скребется, приближаясь к нему, послышался глухой удар, как при падении, и спотыкающиеся шаги. Замерев, он ждал. Может быть, это вор? Вот неизвестный оказался на скамье для гребцов, потом слегка отодвинул тюки, загораживающие вход в убежище Жакоба.
Жакоб ощущал себя в западне. Что он мог сделать? Ему не пришло в голову ничего лучшего, как залаять по‑собачьи.
Некоторое время все было тихо. Затем Жакоб услышал тихий смешок.
– Вылезай! – прошептал мальчишеский голос. – Пастух, привыкший иметь дело с собаками, не даст себя обмануть.
Жакоб выполз из пещеры. Перед скамьей для гребцов на коленях стоял мальчик, ненамного старше его самого, но крупнее и сильнее. На боку у него болталась пастушеская сумка. Мальчики смерили друг друга взглядами. У каждого за поясом был нож, блестевший в бледном свете луны.
– Разве быть одному – так уж хорошо? – спросил пастушок. – Или, может быть, здесь не хватит места для двоих?
– Вдвоем дела пойдут лучше, – согласился Жакоб, так как мальчик показался ему неплохим.
– Тогда давай расширим убежище, чтобы я поместился с тобой.
– Для этого нужно не так много, – сказал Жакоб и освободил мальчику проход между тюками.
Со словами: «В тесноте да не в обиде», – пастушок заполз в пещеру. Он развязал свою сумку, достал оттуда сыр и угостил Жакоба. Мальчики сидели на корточках, прислонившись к тюкам. Пастушок ел сыр, отрезая кусочки ножом.
– Там, на том берегу, – он показал ножом на восток, – я пас в известняковых горах стадо овец, принадлежащее тамплиерам. Если же тебе вздумается сказать хоть слово против этого ордена, я сброшу тебя в воду! Теперь стада находятся в руках воров! А как еще прикажешь называть людей короля? Они убрали со шкур овец красные кресты, чтобы никто ничего не мог заподозрить. И тогда я сбежал, – спустя мгновение он повторил с возмущением: – Убрали красные кресты!
Жакоб кивнул. Да, это было чудовищное преступление! Красный крест являлся знаком того, что человек передал свое имущество под защиту ордена: мельник рисовал его на своей мельнице, домовладелец – на стене дома, хозяин стада клеймил крестом свой скот; кроме того, владения ордена тоже были помечены красным крестом. Увы, на помеченную красным крестом собственность было совершено посягательство! Красные кресты страшили сыщиков, занимающихся розыском тамплиеров!
– Куда ты, собственно говоря, собрался? – поинтересовался пастушок, вытирая рукавом рот.
– В Париж.
– Я тоже собрался в Париж, – сказал пастушок, – и, кстати, меня зовут Эрек.
– А меня – Жакоб, и крещен я в честь Великого магистра. Я намереваюсь…
– Тихо, люди идут!
Мальчики проворно юркнули в «пещеру» и загородили тюками лаз. Значит, уже наступило утро? Жакобу казалось, что эта ночь пролетела гораздо быстрее, чем предыдущие. Гребцы вернулись и бросили на корабль свои котомки. Жакоб узнал голос Ришара, потом послышались незнакомый мужской голос и спотыкающийся топот лошадиных копыт по палубе. Лязгала цепь; с тумбы спустили канат и бросили на корабль. Чужак вместе с Ришаром направился к скамье для гребцов, меч его стучал о доски, за которыми притаились мальчики, едва отваживающиеся дышать.
– Если бы ты был один, – услышали мальчики над собой шепот незнакомца, – я рассказал бы тебе кое‑что еще. Но твои гребцы могут нас подслушать.
– Говори же без всяких церемоний, – сказал Ришар, – они нас не слышат, а кроме них на корабле нет никого.
Мальчики, прижавшись друг к другу, напряженно вслушивались в беседу.
– Так что ты собираешься мне сообщить о тамплиерах, которых вы допрашиваете?
– Есть у меня некоторые соображения… но есть и сомнения.
– Какие могут быть сомнения? Говори – и все станет ясно!
– Легко сказать! Но здесь все не так просто. С одной стороны, мы должны допрашивать тамплиеров с пристрастием, с другой же стороны, они сами начинают признавать свою вину и в результате избегают пыток. А мы, завербованные, те, кто за каждого подвергнутого пыткам может потребовать себе вознаграждение, оказываемся лишними. И еще кое‑что, – продолжил незнакомец после паузы. – Добровольно признавшие свою вину имеют право на прощение. Если весь орден добровольно сознается, то он будет существовать, как прежде. А это не по нраву нашему королю.
– До чего же запутанная история!
– Людям вроде вас нечего беспокоиться об этой запутанности, но от таких, как мы, ждут, что с ней будет покончено!
– А что, Эдуард, – сказал Ришар несколько неуверенно, – если тамплиеров снова освободить? Я имею в виду только… я только хочу сказать… у моей жены есть огород, принадлежащий тамплиерам. Она взяла его в аренду. Мэр города сказал мне, чтобы мы продолжали обрабатывать огород и не поднимали много шума. Видишь ли, мэр остался должен мне изрядную сумму за перевозку грузов, поэтому‑то и передает огород в мою собственность. Следует ли огород снова отдать тамплиерам?
– У меня те же проблемы! В окрестностях Парижа есть мельница, которую пожаловали моему деловому партнеру. Мельница тамплиеров, понимаешь! Должен ли я ее возвращать?
– Поэтому ты завтра и отправишься в Париж?
– А почему же еще?
– Ты, мельник, должен купить себе в Шалоне‑на‑Соне двух ослов для перевозки груза. И лошадь, чтобы на ней ехать.
Мальчики не разобрали, что мельник промычал в ответ.
– Мне вообще интересно, сколько весит твой груз, – по голосу Ришара можно было понять, что его очень занимает этот вопрос. – Наверное, у тебя есть золото тамплиеров, Эдуард?
– Не говори вздора! Тебе хорошо известно, что все тамплиерское золото принадлежит королю, ведь орден остался в таких долгах перед ним.
Помолчав, Ришар сказал с упрямством:
– Не так уж хорошо это известно.
Какое‑то время они молчали.
– Когда же этот дурацкий корабль придет в Шалон? – раздраженно спросил мельник.
– Тебе не следовало на нем плыть! На твоем месте я заказал бы себе курьерскую повозку, если бы владел мельницей.