Засланец

– В общем, летим что ли? – сказал я скорее сам себе, – что не запрещено – то разрешено.

– Смотри, – привлекла мое внимание Лу.

Пилтор, сидя в кресле, разговаривал с Хони. И дело разворачивалось чертовски интересное. Я тут же вынул запись начала беседы и быстро просмотрел ее с самого начала.

– Эт-с, интеллект, – позвал неуверенно Пилтор.

Хони, понятное дело, не отозвалась, попросту не поняв.

– Эт-с, как тебя, Хлюня, – снова попробовал Пилтор. – Да выйди уже сюда.

– Слушаю, капитан, – Хони материализовалась радом с креслом.

Пилтор, наверное, выпрыгнул бы из кресла, если бы не был закреплен в нем противоперегрузочной системой. С минуту он недоверчиво рассматривал голограмму.

– Ты гибкая? – спросил, наконец, владелец яхты.

– Вопрос не корректен, – ответила Хони. – Я не отношусь ни к одному из четырех ласьенских подвидовых групп. Данное визуальное воплощение лишь одно из многих, проработанных мной за период эксплуатации ласьенскими пилотами.

– Красивая, – похвалил Пилтор. – Только почему такая малявка?

– Рост воплощения не имеет значения, – ответила Хони. – Я могу пересчитать эту модель под необходимый рост или сменить на какую-нибудь иную проработанную модель любого подвида. Что бы Вы хотели, капитан?

– Ну какую-нибудь такую кралю, – Пилтор подвигал кистями. – Повыше и того, покруглее.

Гибкая в поношенном комбинезоне растаяла, а с другой стороны ласьенского экрана вышла совершенно так же одетая представительница сильной гибкости примерно на полторы головы выше прежней Хони и прилично покруглее в районе интересных для ласьенов мест.

– Такая модель удовлетворяет требованиям капитана? – спросил МИ.

– Вот демон тебя в ребро, – быстро обернулся Пилтор. – А ничего такая сигочка. Повернись.

Хони повернулась, немного прошлась, слегка покачивая бедрами, грациозно потянулась и, выгнувшись, наклонилась.

– Годится, – глаза Пилтора расширились.

– Сменить звуковое опознавание? – спросил МИ.

– Что? – не понял Пилтор.

– Имя, – уточнил МИ.

– Хони… – задумался хозяин яхты. – Нет, нормально звучит. Пусть останется. Кстати, ты кого больше будешь слушаться меня или её?

– Хони, говори, что его, – подсказал я. – Он будет твоим капитаном и фактическим владельцем яхты по букве закона, я же просто помогу тебе прийти в себя, насколько это возможно.

– Капитан имеет главный приоритет, после владельца яхты, – ответила послушно Хони. – Вы являетесь и тем и другим. Техник просто получил с Вашего разрешения доступ к кораблю на время осмотра и возможного ремонта.

– Я разрешил? – удивился Пилтор.

– У меня есть протокол записи, – спокойно подтвердила Хони. – Я пишу все происшествия на борту корабля в пределах одного стандартного года Трайденса, затем запись стирается. Это требование предыдущего владельца. Изменить условия протоколирования?

– Нет. Ничего не надо, – отмахнулся Пилтор. – Пусть пока так. А что сейчас делает техник?

– Заканчивает тест оборудования, – ответила Хони. – Скоро приступим к тестовому прыжку.

– А ты действительно умеешь штурманить? – спросил Пилтор.

– Я имею такую возможность, по крайней мере, короткие прыжки опасности не представляют, достоверность мной оценивается до калибровки в четыре пятых, – не стала откровенно врать Хони. – После калибровки и пробных трех прыжков можно будет определенно утверждать о повышении достоверности до предела семидесяти от ста, после десяти прыжков – до девяноста от ста. С количеством прыжков достоверность приблизится к полной единице.

– Это что за замуть? – спросил Пилтор. – Что за достоверность, чего достоверность?

– Точность выхода в заданную перед началом прыжка точку, – ответила Хони.

– А ты не потеряешься там вообще? – подозрительно спросил Пилтор. – Говорят, что такое бывает.

– Вероятность ошибки выхода в изначальное измерение при глубине погружения до пятого уровня сейчас три доли на миллион, после калибровки уменьшится на два порядка, – пояснила Хони. – Я практически не могу заблудиться при таких условиях погружения. Двигатель прокола помнит свое реальное пространство, он привык тут жить, так что при погружении до пятого уровня он может заблудиться только теоретически.

– Он живой? – удивлися Пилтор.

– Квази живые и живые компоненты яхты составляют восемьдесят шесть долей от сотни, – сообщила Хони. – Все структуры находятся в хорошем состоянии, регенерация не требуется.

– Они что, еще и лечиться могут? – удивлися хозяин яхты.

– Восстановление некритических повреждений заложено в программу корабля, – ответила Хони. – Но я смогу восстановить только эти структуры. Чуждые мне элементы восстановлению не подлежат, только замене.

– Карашах! – удивился Пилтор. – Демоны космоса, что еще ты имеешь в рукаве?

– Прошу уточнить запрос, – сказала Хони.

– Эт-с, не обращай внимания, я волнуюсь, – отмахнулся Пилтор. – Эх выпить бы.

– Я могу организовать доставку, капитан, сообщите необходимые напитки, – предложила Хони.

– А чем ты доставишь, ты же должна быть голограммой? – удивился Пилтор.

– В моем распоряжении находятся шесть ремонтных киберов, – ответила Хони. – Они вполне способны выполнять функции наблюдения и помощи.

– Тогда тащи «антигравку», – махнул освобожденной рукой хозяин яхты. – Справишься?

– Я могу оперировать пищевым синтезатором, – сообщила Хони. – Я для интереса скачала несколько баз из ведущих ресторанов системы.

– Да ты что! – обрадовался Пилтор. – Тогда притащи лучше сосудик «Деспенока». Сможешь?

– Уже в процессе, – неожиданно Хони улыбнулась. – Все будет в лучшем виде, капитан. Я и закуску приготовлю, как Вы любите…

Первый прыжок я прошел по реверсу маршрута последнего прыжка яхты в систему Лимир. Время прыжка оказалось не слишком большим, но общаться с благополучно напившимся на рабостях Пилтором откровенно не хотелось. Так что все это время мы с Лу по обоюдному согласию провалялись в настоящем пилотском кресле корабля, уверив хозяина в необходимости такого поступка.

Вспомнилось немного кривое от удивления лицо диспетчера, когда Хони лицом и голосом Пилтора попросилась покинуть систему Лимир. Диспетчер, впавший от удивления в ступор, перевел запрос на какого-то начальника, тот в свою очередь дальше. Пилтор от такой реакции чинуш с искренней радостью расфыркался в ласьенском пилотском кресле.

К моменту переговоров хрантиельница ключей успела набрать предостаточно голографического материала на нового владельца яхты, и мы с некоторым трудом уговорили Пилтора вести переговоры самостоятельно, хотя он, на мой взгляд, не сильно-то поверил в такую затею.

Где-то через пару часов нас соединили с какой-то ласьенской шишкой, выказавшей признаки разумности.

– Эльжин зу Креск, вы отдаете себе отчет в том, что собираетесь сделать? – спросил военный какой-то чин в годах. – Вы, конечно, не нарушаете ни законов, ни правил. Но я не могу понять причин практически самоубийственного поступка.

– Не вижу проблем эльжин зу Верест, – ответила Хони за слегка напрягшегося Пилтора, моментально выкопав имя чииновника в сети. – Я проходил курс навигации в частном порядке, без сдачи квалификационных тестов. Врать не буду, это мой первый практический прыжок, но я вполне отдаю себе отчет и имею неплохие знания в необходимой области.

– Слушай, толстосум, – перешел военный на неофициальный тон, скорее всего, выключив протоколирование записи. – Ты совсем потерял нюх и плывешь по перекатам жизни? Ну какой демон тебя укусил? Зачем ты пылишь дорогу?

– Что! – возмутился Пилтор вслух, понятное дело не в канале связи. – Он с малявкой из приюта разговаривает или возомнил себя моим предком! Дай-ка мне этого… Как там его?

– Пилтор, мы же хотим отсюда соскочить? – я вовремя понял, что ничего путного у нового хозяина яхты в таком состоянии не выйдет, – так дайте нам решить этот вопрос полюбовно. Мы с Хони уже успели всесторонне подготовиться к вопросу, разыскав все нужное в сети.