Разведчик Пустоты

– Судя по голосу, ты в порядке. Он звучит очень… чисто.

– Думаю, так и есть.

Сервоприводы в доспехе Узаса зарычали, когда воин обернулся к Кириону.

– Я чувствую, что мозги прочистились.

Когда сервиторы демонтировали силовой кулак Меркуция, у того подкосились ноги. Он вынужден был привалиться к стене, чтобы не упасть. Из угла его рта текла кровь.

– Оставьте меня здесь, – сказал он. – У меня хребет как в огне, и это уже перекинулось на ноги. Я не смогу бежать.

Ответил ему Кирион:

– Он прав, Талос. В любом случае, пришло время разделиться. Она скосит нас, как ураган, если мы продолжим охотиться стаей.

Узас снова утробно хмыкнул:

– Ты просто хочешь спрятаться.

– Хватит с меня твоих глубоких прозрений, слюнявый болван.

Меркуций прикусил губу, чтобы не зарычать.

– Довольно этих разговоров о том, что мы должны разделиться. Бросьте меня и доставьте пророка на поверхность. Вариил явился сюда не просто так, глупцы. Талос не должен умереть здесь.

– Заткнитесь, все вы.

Избавившись от шлема, Талос глубоко вздохнул и добавил:

– Узас, Кирион, молчите и следите за туннелями.

Охота Малкариона была более неспешной, но не менее упорной. Он пробирался по туннелям, возвращаясь по собственным следам в тех местах, где обвалившийся потолок или слишком узкий проход мешали ему двигаться дальше.

– Когда‑то здесь был лабориум. Здесь трудились технодесантники легиона. Конечно, не все, но многие из них.

Марлона плелась рядом с огромной боевой машиной. Ее фонарик в очередной раз мигнул и погас. Женщина стукнула им о бедро, как и раньше, но сейчас это делу не помогло. На несколько секунд она замерла в темноте, прислушиваясь к шепоту пыльных призраков заброшенной крепости.

– Наши технодесантники и обученные рабы сплошным потоком выпускали отсюда сервиторов. Их делали из пленников. Из тех, кто не прошел испытания. Из смертных, согнанных с сотен миров и привезенных сюда, чтобы служить нам. Ты способна это представить? Можешь вообразить ленты конвейеров, тянувшиеся через этот пустой зал?

– Я… я ничего не вижу, господин.

– Ох.

Со щелчком включился свет. Острый луч, вырвавшийся из плеча дредноута, рассек мрак.

– Так лучше?

– Да, господин.

– Прекрати повторять это слово. Никому я не господин.

Марлона, сглотнув, поглядела туда, куда был направлен луч света.

– Как прикажете, господин.

Малкарион со скрежетом шагал через просторный зал.

– Сейчас все иначе. Это уже не мой дом и не моя война. Но осталась одна последняя охота. Стоит терпеть всю эту боль, чтобы поохотиться в последний раз.

– Да, господин. Как скажете, господин.

Дредноут развернулся по поясной оси и, справившись с ногами, двинулся в другом направлении. Искры на краткий миг выхватили из мрака потрепанные пластины брони. Несколько последних стычек с чужаками в масках оставили свой след на железном теле боевой машины. И все же он прикончил всех противников, прежде чем те добрались до смертной.

– Господин, вы живой? Я имею в виду… Вы говорите о смерти и воскрешении. Что вы такое?

Из динамиков дредноута вырвался скрежет переключающихся передач – но в нем слышалась неловкость.

– Я был капитаном Малкарионом из десятой роты. Примарх называл меня военным теоретиком. Он считал мои длинные трактаты, посвященные военному делу, бесполезными, однако забавными. Он не раз читал мне нотации. Говорил, что я должен служить в Тринадцатом, где мои познания более уместны.

Женщина медленно кивнула, глядя, как ее дыхание растекается в воздухе облаком пара.

– Что такое примарх?

Малкарион издал тот же скрежет.

– Просто легенда, – проревели динамики вокса. – Забудь о том, что я сказал.

Какое‑то время они стояли молча. Малкарион вновь сосредоточился на вокс‑передачах и в безмолвной задумчивости прислушивался к голосам Вариила, Талоса, Люкорифа и последних оставшихся воинов своей роты. Прибытие Живодера оказалось сюрпризом, как и появление доставившего его катера. Если не считать этого, они умирали той смертью, которую избрали: погибали лишь после того, как отнимали бесчисленное множество вражеских жизней и в последний раз орошали камни своей древней крепости кровью неприятелей.

Возможно, гибель их не была славной, но зато была правильной. Они – не Имперские Кулаки. Им ни к чему стоять в золотых доспехах под палящим солнцем, выкрикивая имена своих героев в безразличные небеса. Нет, именно так сражался Восьмой легион, и именно так должны были умереть все сыны мира без солнца – крича от гнева, в одиночестве и темноте.

На секунду он задумался о той лжи, что поведал хромающей рядом с ним смертной, – о своем наслаждении последней охотой. Он испытывал извращенную благодарность за то, что ему выпал шанс увидеть, как его бывшие братья принимают смерть в духе истинных сынов Восьмого легиона, – однако пролитая им кровь нечестивых ксеносов не приносила ему никакой радости. Разве он держал против них зло? Нет. Совершенно нет. Убивать их стоило лишь ради того, чтобы показать им путь Восьмого легиона и покарать за нечеловеческую гордыню.

Он полагал, что рассеянные, жалкие отряды чужаков вряд ли сумеют убить его. Быть может, если их наберется двадцать или тридцать и мечи будут получше, им удастся одолеть его, но даже в этом случае…

Нет.

Он встретит смерть здесь, в этом холодном саркофаге, уже давно поглотившем его останки. Он наконец‑то погрузится в тишину, когда в оболочке дредноута закончится энергия. Это может произойти через десять лет. Или десять тысяч. Наверняка не узнать.

Малкарион отключил вокс и снова оглядел стоявшую рядом смертную. Как же ее звали? И спрашивал ли он вообще об этом? И имеет ли это значение?

– Ты хочешь умереть здесь, внизу, человек?

Она обхватила себя руками, стараясь согреться.

– Я вообще не хочу умирать.

– Я не бог, чтобы из ничего творить чудеса. Все умирает.

– Да, господин.

И вновь тишина.

– Я слышу, как они шепчут, – созналась женщина. – Чужаки опять приближаются.

Огромная пушка на правой руке дредноута задрала ствол и лязгнула, перезаряжаясь. Для смертной этот звук стал уже привычным. Перешептывание усилилось. Она почти чувствовала, как затылка касается теплое дыхание.

– У моей истории уже есть славный конец. Капитан Малкарион, возродившийся в несокрушимом железе и во второй раз сразивший Рагуэля Мученика из Девятого легиона, прежде чем наконец‑то погрузиться в вечный сон. Разве это не прекрасная легенда?

Даже не понимая его слов, женщина ощутила их значение.

– Да, господин.

– Кто способен разрушить собственную легенду одним последним безвестным рассказом? Кто променяет убийство героя Империума на спасение единственной человеческой души от смерти в бесконечном мраке?

Малкарион не дал ей времени на ответ. Уже разворачиваясь, он поднял орудия и наполнил зал оглушительным грохотом выстрелов.

Первый Коготь стоял наготове, окруженный отключенными сервиторами и бесценными комплектами терминаторской брони, которой не суждено было больше увидеть солнце.

Талос вложил гладиус в наголенные ножны, прикрепил разряженный болтер к бедру и обнажил Клинок Ангелов. Его наличник с изображением черепа – и с руной на лбу, обозначавшей тот самый титул, который был ему так ненавистен, – по очереди оглядел братьев.

Дыхание Меркуция вырывалось из вокс‑решетки влажными всхлипами, он стоял достаточно прямо, чтобы удерживать штурмовой болтер. Его шлем, увенчанный двумя изогнутыми рогами, безмолвно смотрел на остальных.

Узас был в своем древнем шлеме с отпечатком пятерни. В одной руке он держал цепной топор, в другой гладиус. Его плащ из человеческой кожи, царственно наброшенный на одно плечо, контрастировал со свисавшими с доспеха черепами.

Кирион подготовил к бою цепной меч и болтер. Зигзаги молний на его наличнике казались рваными следами слез.

– Давайте покончим с этим, – произнес он. – Все равно жить мне уже надоело.