Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12

Район Хокстон устраивал компаньонов. Джони и Гриньер посещали местный спортзал, а Джони до сих пор много тренируется. «Это был старый Хокстон, не тот, что сейчас, – рассказывает Гриньер, – пока мы с Джони пытались войти в форму, бегая на тренажерах и поднимая тяжести, в спортзале всегда боксировали какие-то парни». Тонг, старый друг Джони по колледжу, работал буквально за углом и часто заходил к ним. Ему это место запомнилось как «похожее на нынешний Южный парк в Сан-Франциско – рядом расположены проблемные районы, но в самом Хокстоне полно классных профессионалов, все занимаются творчеством, работа кипит. Вокруг много компьютерных магазинов и поставщиков сырья, а значит, и молодых дизайнеров несложно найти». Среди них были Росс Лавгроув и Джулиан Браун, ставшие впоследствии дизайнерами с мировым именем{75}. «Конец 1980-х был урожайным временем. Промышленный дизайн еще не вошел в моду, поэтому им занимались по правильной причине: чтобы создать хороший дизайн, а не стать звездами», – вспоминает Гриньер.

Через год после Джони к партнерам Tangerine присоединился четвертый член команды – Питер Филлипс. Они уже были знакомы раньше. Филлипс, окончивший в 1982 году Центральный колледж имени святого Мартина со степенью бакалавра по промышленному дизайну, познакомился с Гриньером во время учебы, Дербишира знал по совместной работе в IDEO, а с Джони столкнулся в RWG.

«Когда я впервые встретил Джони, он еще только начинал свой путь в дизайне, – рассказывает Филлипс. – У меня сложилось впечатление, что это очень милый парень, обаятельный джентльмен. Он держался очень тихо и с благородством, но при этом не был слишком серьезен и всегда находил повод посмеяться. В работе он был чертовски хорош»{76}.

Как и Джони, Филлипс привел с собой клиентов, в том числе два флагмана электроники – Hitachi и LG Electronics. В разгар рецессии привлечение LG было победой. Этот корейский гигант создал первый европейский дизайн-центр в Дублине, и ему нужна была дизайнерская фирма. «Мы оказались в самом начале европейского пути LG и были полны энтузиазма, – говорит Филлипс. – Это была фантастическая удача, возможность разработать дизайн для классных вещей».

В компании четверо дизайнеров были равными партнерами. Разногласия, в основном между старыми друзьями Гриньером и Дербиширом, возникали постоянно, но быстро сходили на нет. «Иногда спорщики старались перекричать друг друга, но в конце концов все решалось по-дружески и через несколько минут о ссоре забывали. Мы с Джони считались дипломатами». Молодой бизнес должен быть внимательным к финансам. «Если у нас был небольшой перерасход или в конце месяца не хватало денег на полноценную зарплату, мы просто платили себе меньше – и это было разумно».

В те дни команда Tangerine создавала множество подробных эскизов и моделей. Многие были сделаны в гараже родителей Джони, но некоторые поручали изготавливать подрядчикам. «В паре шагов от студии был хороший макетчик, всегда делавший хорошие, красивые образцы, – говорит Филлипс. – Сейчас в Британии этот бизнес вылетел в трубу, но тогда специалисты были великолепные. Мастер знал свое ремесло, и мы ходили к нему, чтобы обсудить детали».

Технологии, хоть и медленно, входили в дизайнерский процесс. Посреди комнаты стоял Macintosh, которым, по словам Филлипса, «пользовались все по очереди». Компьютер для большинства дизайнеров тогда не был незаменимым инструментом, и компания Tangerine не была исключением.

Зарождение стиля

Джони был ненасытным читателем. Ему нравились книги по теории дизайна, труды бихевиориста Берреса Скиннера и литература девятнадцатого века{77}. Он любил ходить в музеи и вместе с папой много раз бывал в лондонском музее Виктории и Альберта, одном из крупнейших мировых собраний в области искусства и дизайна.

Он изучал работы Эйлин Грей, одного из самых влиятельных дизайнеров мебели и архитекторов двадцатого века. Захватывали Джони и современные мастера, например Микеле де Лукки, член итальянской группы дизайнеров «Мемфис», пытавшийся сделать высокие технологии проще для понимания, человечнее и немного дружелюбнее{78}.





Гриньер помнит, как Джони влюбился в дизайн мебели Джаспера Моррисона – очень чистый архитектурно, состоящий из прямых линий, без изогнутых форм. Его также впечатлил Дитер Рамс, легендарный дизайнер Braun. «Дитер Рамс вдохновлял всех, – признается Гриньер. – С его принципами нас познакомили в Школе дизайна, однако Tangerine не подражала ему. Джони просто нравилась простота»{79}.

Философией дизайна интересовались все четыре партнера, но Джони особенно. Поскольку Гриньер и Дербишир преподавали, они были заинтересованы в том, чтобы сформировать дизайнерскую философию фирмы. Гриньер и Дербишир работали в IDEO с Биллом Могриджем, и он оказал большое влияние на их стиль. Один из главных уроков, который они усвоили, – «никакой идеологизированности», вспоминает Гриньер. Другим ключом к успеху Могридж считал сотрудничество.

«В основе работы в IDEO лежал консенсус, поэтому Гриньер и Дербишир были очень рады, когда их дизайны вызывали общее одобрение. Они опубликовали много совместных обзоров о перспективах в дизайне, и это хорошо, потому что так ты постоянно проверяешь себя, стараешься угодить клиенту и одновременно развиваешься, начинаешь чувствовать свои возможности, и это захватывает», – рассказывает Филлипс.

Эстетика Tangerine испытывала разные влияния, но дизайнеры никогда не держались за стиль ради стиля. «Для всех нас, включая Джони, было важно делать дизайн, служащий определенной цели», – говорит Гриньер.

«Джони стремился все делать правильно и идти к цели. Он очень хотел очеловечить технологию. Отправной точкой для него всегда было то, каким продукт должен быть. Он умел не обращать внимания на то, как товар выглядит сейчас или каким его видит инженер. Он мог заглянуть в самую суть дизайна изделия. Этот подход разделяли все члены Tangerine, не столько из-за своего образования, сколько в ответ на то, как работали другие дизайнеры»{80}.

Для Джони это был ключевой момент. Его индивидуальный дизайнерский язык угадывался уже в колледже, например использование белого пластика. Но в Tangerine Джони особенно старался не оставлять на своих работах личного отпечатка. «В отличие от большинства современников, Айв не рассматривал дизайн как средство потешить самолюбие или отдать дань какому-то стилю, – пишет Пол Канкел, взявший у Джони подробное интервью для своей книги AppleDesign, посвященной работе отдела дизайна Apple в 1980-х. – В своих проектах он был похож на хамелеона, он приспосабливался к продукту, а не наоборот… Поэтому ранние работы Айва лишены “авторского стиля”»{81}.

Как тогда, так и сейчас эстетика Джони склонялась к минимализму, вероятно, в ответ на господствующую в середине 1980-х тягу к избыточности. Это была вершина «дизайнерского десятилетия», в котором хорошим вкусом считались броские цвета поп-групп Culture Club и Kajagoogoo. Канкел считает, что Джони избегал стилизации, чтобы подарить проектам долгую жизнь. «Айв понимал, что в эпоху быстрых перемен стиль, как ржавчина, разъедает дизайн, и продукт раньше времени выходит из моды. Он пришел к выводу, что избегание стилизации не только дает дизайну долговечность, но и позволяет сосредоточиться на настоящей подлинности продукта, о которой все дизайнеры мечтают, но редко достигают».

Джони не был одинок. Гриньер, Дербишир, Филлипс и многие их коллеги тоже были минималистами. Шла глобальная волна минимализма, принятая Tangerine и подхваченная другими дизайнерами, среди которых японец Наото Фукасава и Сэм Хект, еще один выпускник колледжа святого Мартина, который работал над многими дизайнами для Muji. Это был японский производитель бытовых товаров, лозунг которого был «главное – качество, а не бренд». «1980-е были перенасыщены дизайном, цветом и формой, – объясняет профессор Алекс Милтон. – Это была визуальная перегруженность. Предметы будто кричали на вас. Вещи не передавали личности своих владельцев – они были прежде всего брендами. Поэтому дизайнеры хотели быть более спокойными и вдумчивыми, они хотели вернуться к функциональности и прагматизму».