Нечто подобное

— Можно еще кофе? — спросила Молли. — Я замерзла. — Она вздрогнула. — Эта влажность убивает меня.

— Мы вернемся в дом, — согласилась Бет Конгротян. — Да. Вы не привыкли к такой погоде, я понимаю. Я помню, как мы впервые приехали сюда.

— Платус родился не здесь, — сказал Нэт.

— Нет, — кивнула она. — Мы приехали сюда из-за него.

— Разве правительство не позаботилось бы о нем? — спросил Нэт. — Они содержат специальные школы для тех, кто уцелел после радиации. — Он избегал использовать точный термин: жертвы радиации.

— Мы думали, ему будет лучше здесь, — сказала Бет. — Большинство из них — друпаков, как они себя называют, — здесь. Они собрались здесь за последние двадцать лет из разных уголков планеты.

Они вошли снова в теплый, сухой дом.

— На самом деле он прелестный маленький мальчик, — сказала Молли. — Очень милый и трогательный. Кроме… — Она запнулась.

— Челюсти и шаркающей походки, — сказала миссис Конгротян как бы между прочим. — Но они еще не полностью сформировались. Это начинается примерно в тринадцать лет.

Она поставила на кухне воду для кофе. То, что мы собираемся привезти из поездки, — странно, подумал Нэт Флиджер. Совсем не то, что мы и Лео ожидали.

Интересно, как это будет продаваться, подумал он.

Приятный, чистый голос Аманды Коннорс, раздавшийся из переговорного устройства, заставил вздрогнуть доктора Саперса, который просматривал график приема больных на завтра.

— Вас хочет видеть некий мистер Уайлдер Пемброук.

Уайлдер Пемброук! Доктор Саперс выпрямился и отложил свое расписание. Чего на этот раз хотел представитель НП? Он тут же инстинктивно понял, что надо вести себя осторожно, и сказал в переговорное устройство:

— Одну минуту, пожалуйста.

Пришел, чтобы закрыть меня, наконец, думал он. Тогда, должно быть, я уже виделся с этим пациентом, не понимая этого. С тем, которым я должен заниматься, или, скорее, не заниматься. Тот, с кем у меня ничего не должно получиться.

На лбу выступил пот, когда он подумал: вот теперь и моя карьера заканчивается, как карьера любого другого психоаналитика в Штатах. Что я теперь буду делать? Некоторые его коллеги улетели в коммунистические страны, но, очевидно, там им было не лучше, некоторые иммигрировали на Луну или Марс. А некоторые, удивительно большая группа «некоторых», пошли работать в АО «Химия» — организацию, которая в первую очередь отвечает за все репрессии, направленные против них.

Он был слишком молод, чтобы бросать работать, и слишком стар, чтобы иммигрировать. Он с горечью подумал: итак, мне совсем ничего не остается. Я не могу продолжать, и я не могу прекратить; это настоящий двойной узел, как раз то, с чем ко мне обычно приходят мои пациенты. Теперь он еще больше им сочувствовал и понимал, в какую неразбериху превращалась их жизнь.

Он сказал Аманде:

— Пригласите комиссара Пемброука.

Спокойный на вид, с тяжелым взглядом полицейский, одетый, как и в первый раз, в штатское, медленно вошел и сел перед доктором.

— Какая у вас там милая девочка, — сказал он и облизнул губы. — Интересно, что с ней станет. Возможно, мы…

— Что вам нужно? — спросил Саперс.

— Ответ на вопрос. — Пемброук откинулся назад, достал золотой портсигар и удобно устроился, скрестив ноги. И сказал: — Ваш пациент Роберт Конгротян обнаружил, что может давать сдачи.

— Кому?

— Своим притеснителям. Нам, конечно. Всем, кто попадется на его пути. Вот что бы я хотел знать. Я хочу работать с Робертом Конгротяном, но я бы хотел защитить себя от него. Честно говоря, я его боюсь, боюсь больше, чем кого-либо на свете. И я знаю почему: я использовал аппарат фон Лессингера и знаю, о чем говорю. Какой есть к нему ключик? Как мне сделать так, чтобы он был… — Пемброук искал подходящее слово. Взмахнув рукой, он сказал: — Надежным. Вы понимаете. По сути дела, я бы не хотел, чтобы однажды утром меня подняло с земли и швырнуло на шесть футов вниз, под землю, только из-за незначительной размолвки. — Он был бледен и сидел в напряжении.

Помолчав, доктор Саперс сказал:

— Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я жду. Вы лгали насчет неудачного лечения. Вовсе не предполагается, что у меня ничего не выйдет. Фактически моя помощь необходима. А пациент вполне нормален.

Пемброук внимательно смотрел на него, но ничего не говорил.

— Пациент — вы. И вы об этом знали все время, из-за вас я был сбит с толку. С самого начала.

Чуть погодя Пемброук кивнул.

— И дело вовсе не государственное, — сказал Саперс. Это вы задумали, а Николь ни о чем даже не подозревает.

По крайней мере наверняка, подумал он.

— Берегитесь, — сказал Пемброук. Он достал свой пистолет и положил его на колени, но держа рядом руку.

— Я не могу вам сказать, как контролировать Конгротяна. Я не могу сам его контролировать, вы это видели.

— Но вы узнаете, — сказал Пемброук, — смогу ли я с ним работать. Вы знаете о нем достаточно много. — И он впился взглядом в Саперса, его глаза были прозрачны и не мигали. Он ждал.

— Вам придется мне рассказать, что вы собираетесь ему предложить.

Взяв пистолет и направив его прямо на Саперса, он сказал:

— Скажите мне, как он относится к Николь.

— Она для него фигура Магна Матер, как и для всех нас.

— Магна Матер. — Пемброук наклонился. — Что это значит?

— Самая главная исконная мать.

— То есть, другими словами, он ее идеализирует. Она для него как богиня. Бессмертная. Как бы он отнесся… — Пемброук засомневался. — Если бы Конгротян стал Хранителем, настоящим, обладающим наиболее ценным правительственным секретом, — что Николь умерла много лет назад, что эта так называемая Николь — артистка. Девушка по имени Кэйт Руперт.

Саперс выпучил глаза. Он изучал Пемброука и понимал одно, понимал со всей ясностью. Когда эта беседа закончится, Пемброук его убьет.

— Потому что, — сказал Пемброук, — это правда.

Он засунул свой пистолет опять в чехол:

— Потеряет ли он свое благоговение к ней? Сможет ли он… сотрудничать?

Помолчав, Саперс сказал:

— Да, сможет. Определенно.

Пемброук ощутимо повеселел. Он перестал дрожать, и его лицо, тонкое и равнодушное, стало не таким бледным.

— Хорошо, и я надеюсь, что вы, доктор, говорите правду, потому что если нет, я вернусь сюда, что бы ни случилось, и убью вас. — Он неожиданно поднялся. — До свидания.

Саперс сказал:

— Моя клиника теперь закрыта?

— Конечно. Почему нет? — Пемброук спокойно улыбался. — Кому вы нужны? Вы это знаете, доктор. Ваше время прошло. Странный каламбур в том, что…

— А если я расскажу все, что вы мне рассказали?

— Видите ли, доктор, я собираюсь обнародовать именно эту тайну. И одновременно «Карп и сыновья» откроют Исполнителям другую.

— Какую?

— Вам придется подождать, — сказал Пемброук. — Пока Антон и Феликс Карпы не будут готовы. — Он открыл дверь кабинета. — Скоро увидимся, доктор. Спасибо за помощь. — Дверь за ним закрылась.

Я узнал самую главную тайну государства, понял доктор Саперс. Теперь я принадлежу к верхушке Хранителей.

И это ничего не значит, потому что я никак не могу использовать эту информацию, чтобы сохранить карьеру. А ведь только это и имеет значение. Насколько я понимаю, моя карьера и ничего больше, черт побери, ничего больше!

Он почувствовал всепоглощающую слепую ненависть к Пемброуку. Если бы я мог его убить, подумал он, я бы это сделал. Прямо сейчас. Пойду за ним…

— Доктор, — послышался голос Аманды из переговорного устройства. — Мистер Пемброук говорит, что мы должны закрываться. — Ее голос дрожал. — Это правда? Я думала, что они позволят вам работать еще какое-то время.

— Он прав, — подтвердил Саперс. — Все кончено. Вам лучше позвонить моим пациентам, всем, с кем я должен был встретиться, и сообщить им это.

— Да, доктор, — сказала Аманда голосом, полным слез, и повесила трубку.

Черт бы его побрал, сказал себе Саперс. И я ничего не могу поделать. Совершенно ничего.