Страница 5 из 8
— Ну так вот он, поди, и вор! — поддержала моя хозяйка.
Старушки все считают себя очень умными, потому так скоропалительны в решениях.
— Хорошо бы, но… Если он имел возможность брать ключи почти в любое время, то зачем бы крал их на два дня? Ведь чтобы сделать дубликат, достаточно отпечатать ключ в воске. По оттиску любой кузнец изготовит вам такой же за полчаса.
— И то верно…
— Вот именно, — призадумался я. — А тут еще этот перстень с хризопразом не идет из головы. Камень-то не самый дорогой. Зачем вор стащил перстень?
— Да кто ж их, жуликов, разберет?! Может, глянулся кому, может, ничего поценнее не было, а может, и попросту руки чесались. Вот и спер что ближе лежало.
— Медики утверждают, что есть такая болезнь — клептомания, когда человек чувствует неодолимую тягу к воровству. Многие уголовники даже косят под это дело, но судебно-медицинская экспертиза щелкает их как орешки. Однако мне кажется, что в нашем конкретном случае мы должны искать нормального, психически здорового вора. Так, значит, кто у нас там остался? Дьяк Филимон. Ну-ка, ну-ка, ну-ка…
— Ты что ж это творишь, охальник? Ты кого же это к себе в отделение тащишь?! — надрывался думный дьяк, размахивая перед моим носом длинным узловатым пальцем. — Я ить не посмотрю, что ты при исполнении… Я-то царю всю правду доложу про твое самоуправство! Ты вон воров беги лови. Нет такого закону, чтоб всех честных людей через весь город силком за шиворот волочь. Нет у тебя таких прав, участковый… На-кася выкуси!
— Ну надо же, — искренне удивился я, как только скандалист окончательно выдохся, — шумит, как мелкий спекулянт при взятии с поличным. Может, еще будем требовать один телефонный звонок адвокату?
— А чего? И будем! — все еще возмущался дьяк, не понявший ни слова, но уловивший суть.
— Сядьте, гражданин. Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Вызвали как возможного свидетеля по делу об ограблении государевой казны. Да сядете вы, наконец?!
— Насижусь еще… твоими молитвами… в остроге либо в порубе!
— Невиновных не сажают.
— Это ты кому другому расскажи…
— Что? — приподнялся я. — Может, ты хочешь сказать, что царь наш батюшка без вины народец лихой по острогам гноит? Может, тебе политика государственная не нравится? Может, для тебя и царь плохой, а?
— А… у… умн… — начал было думный дьяк, но потерял мысль и сдался: — Царь — хороший!
— Ну, вот то-то же! А теперь успокойтесь и отвечайте на вопросы. Имя, фамилия, отчество?
— Зовут меня Филя. Филимон то есть. Отца Митрофаном Груздем звали, прозвище такое. Коренные мы, не из приблудных. Сколь родню свою помню, все в столице жили.
— Назвался Груздем — полезай в Лукошко, — скаламбурил я и продолжил записи. — Что можете рассказать по данному делу?
— Ничего я тебе не скажу, поскольку басурманин ты и есть!
— А вы знаете, что бывает за отказ сотрудничать с органами?
— Ну какого рожна тебе от меня надо?! — снова завелся дьяк. — Не ведаю я, кто те деньги из казны стащил. Не ведаю!
— А ключи из подвалов кто у царя уволок?
— Не ведаю. Только нашли их вчерась, под кроватью у государя-батюшки.
— Ошибочка вышла — не на то место ключи бросили. Царь Горох с ключами спать не ложится, он их на гвоздике вешает у двери. С чего бы им под кроватью найтись?
— Не ведаю.
— Хорошо, а перстень где?
— Вот ведь прилип, как банный лист к заднему месту! Уж сколь твержу тебе, недалекому, — не ве-да-ю-ю!
— Ладно, гражданин Груздев Филимон Митрофанович… — Я угрожающе привстал и, уперевшись обеими руками в стол, тихо, но твердо пояснил: — К завтрашнему утру приготовишь список лиц, в течение последней недели посещавших хранилище, записи разговоров, там записанных, и сумм, там полученных. А сегодня дашь подписку о невыезде. Из города ни ногой!
— А ежели… к бабушке в деревню? — робко заикнулся думный дьяк.
— Только попробуй… Я тебе такую кузькину мать покажу! Ты у меня до старости на нарах баланду хлебать будешь!!! Пошел вон!
— Могу, значит, идтить?
— Конечно, можете, гражданин, — немного остыл я. — Но если вас вызовут еще раз, то постарайтесь впредь быть более лояльным к представителям органов охраны правопорядка.
— Вот те крест, батюшка участковый…
Но когда этот кадр выкатился за ворота, то на всю улицу раздался его дребезжащий голос:
— Тоже мне, важная птица! Да я ему прямо в лицо все сказал… Так правду-матку и резал! Участковый… Знаем мы таких липовых участковых! Ужо найдется и на тебя управа, дай срок.
— Никитушка-а… замаялся поди, милок? — неслышно подкатилась баба Яга. — Давай я самоварчик поставлю. Сейчас чайку с шиповничком да мятой выпьешь, и полегчает.
Я молча кивнул. За год работы в отделении подобные допросы не были большой редкостью, но должен признать, выматывает это страшно. Ну а здесь вдвойне. Я же один — и за дежурного, и за следователя, и за оперуполномоченного. Что ни случись — все сюда бегут. Первое время больше по глупостям разным тревожили. Курица у кого пропала, валенок потерялся, муж из кабака пьяным пришел — все ко мне. Думали, я вроде знахаря, гляжу на воду и сразу вижу, где что лежит. Сто раз объяснял; когда дошло, пореже беспокоить стали. К особо пьющим мужикам пришлось на дом ходить с профилактическими беседами. Первое время помогало, а потом опять за свое. В принципе работа как работа. Ничем не лучше и не хуже моей службы в Москве. Жалованье пока платится регулярно, причем только за то, что я вообще здесь сижу. А так каждое дело оплачивается отдельно. Что-то вроде частного детектива. Несколько мелких краж так раскрыли, двух мошенников на базаре разоблачили, ну и еще что-то не слишком крупное… Дело хлопотное, зато конкуренции никакой, один я на все Лукошкино. Да и на все царство-государство один. Султан Тьмутараканский, как через послов своих узнал, что наш Горох себе отделение милиции завел, тоже такое задумал. Но… не вышло у них ничего. Специалистов нет и взять негде, а те стражнички, кого на эту должность посадили, только взятки брать и могли. Так что погорели на корню.
А я и сам тут человек случайный. Оно ведь как все началось… Нас в какую-то деревеньку под Переделкино отвезли на плановые учения. Фикция, конечно, но начальству виднее. Так дернул же меня черт в одну избушку заглянуть! Что-то там мелькало у входа… То ли свинья полосатая, то ли собака с пятачком, то ли вообще коза, но тогда хвост у нее слишком длинный и вроде как с кисточкой. Я капитану говорю, дескать, не могу терпеть, «мокрое дело», сбегаю за избушку и назад. Получил добро, а сам схитрил, в дверь зашел. Внутри обычный разгром, паутина, грязь, мусор, наверняка бомжи не раз ночевали. Вот только крышка погреба скрипнула… Ну интересно же!
Полез, дурак… Погреб как погреб. Стены сырые, не видать никого. А в этот момент какая-то зараза крышку и захлопнула! Темно! Страшно! Да и злость в придачу… Это кто ж у нас в стране с младшим лейтенантом милиции такие шутки шутит? Поорал, постучал, слышу, идет кто-то… Открывается крышка, и на меня смотрит Яга. Ну, я тогда с ней еще знаком не был. Выхожу, извините, гражданочка, спасибо за помощь и все такое, глядь, а изба-то не та! Все чистенькое, вылизанное, везде дорожки полосатые лежат, кот здоровенный мурлычет. Я к окошку — мать честная! А там город, как на картинках в учебнике по истории. Меня аж пошатнуло… Спасибо бабке — чаем отпоила, выслушала, в психушку не сдала, а взяла меня под ручку и отвела прямиком к царю.
— Никитушка, что ж ты задумался, сокол ясный? Что ж ты буйну голову повесил? Вон и самовар поспел, давай-ка поужинаем, поговорим, может, я тебе чего и присоветую.
— Спасибо, бабушка Яга. Там у нас Митяй-то еще не приходил?
— Нет, касатик. Да ведь ты ж его вроде сам куда по делам отправил?
— Отправил я его на базар за покупками, а потом велел идти в кабак, смешаться с народом и послушать… Может, что путное и принесет.
— Принесет он, как же… — хмыкнула бабка. — Его бы из кабака кто принес. Ну, с базара-то он заезжал, вон две корзины в сенях товаром да съестным битком набиты. Видать, заскочил, пока мы допрос вели. А сам-то раньше ночи и не покажется. Уж ежели Митька до кабака дорвался — на своих ногах его не жди!