Страница 34 из 45
- Алексей, она в кухне, - сказал Владимир. – Элеонора, брат Якова приехал из деревни… тракторист. Встречай же! Встречай его…
- Кто это?! – всматриваясь в Якова, спросила Элеонора.
- Это Алексей, родной брат Якова. Близнец. Вот приехал поздравить, - Владимир говорил невозмутимым тоном. - Правда, одно лицо?
- Правда, - принимая букет, согласилась Элеонора. – А что у вас с глазами?
- Косоглазие… дефект детства, - пояснил Яков. – А где Яков, где мой любимый брат? Я хочу отметить эту встречу…
- А разве Яков выпивает? – удивилась Элеонора и плюхнулась на стул.
- Ещё как… - вставил Владимир.
- Нельзя сказать: чтобы часто, - успокоил Яков. – Но бывает… для понимания рифм настоящие поэты вынуждены уходить в запой.
- Плохая наследственность… - констатировала Элеонора. - Ваш отец, кажется, умер от водки…
- Нет. Его расстреляли, - чтобы не прыснуть Владимир отвернулся.
- Кто его расстрелял?! – воскликнул Яков.
- Как кто? Израильтяне… - выдал Владимир. – Он был махровым антисемитом… и его на границе с Палестиной за пропаганду…
У Элеоноры на глазах появились слёзы. Она закрыла лицо руками и всхлипнула. Яков посмотрел на соседа и покрутил пальцем у виска. Владимир торжествовал.
- Сука!! – закричала Элеонора. – Передайте этому алкоголику, что я не беременная. Мне нужна была его историческая комната, потому что!..
Элеонора к ужасу слушателей прикрыла рот рукой.
- Что?! – воскликнул Яков.
- Сейчас передадим, - спокойно сказал Владимир. – Яков скорей всего у Светланы. Дайте мне телефон…
- Где, Где? – переспросил Яков.
- А-а-а!! Он у любовницы! – возопила Элеонора. – У этого дурака в комнате зарыт клад, а он с любовницей прохлаждается. Пустите меня! Я буду кричать… Все мужики сволочи!!
Соседская история закончилась тем, что Элеонора одетая по-домашнему убежала прочь и больше не возвращалась.
На дружеском столе давным-давно остыл никем нетронутый ужин.
ТВОРЧЕСКАЯ НАТУРА
Картины не должны быть слишком живописны.
Из припаркованного авто, с некоторой надменностью, свойственной творческим натурам, вылезла дама. Некая спонтанность в её движениях, возникла из-за лежащей на заднем сиденье картины, которая была фактически продана.
«Поэтому стоящие вещи желательно брать с собой», - примерно так рассуждала она.
Ещё утром картина не представляла никакой художественной ценности, а уже в полдень за неё предложили кругленькую сумму. Для дамы это была первая сделка, поэтому ни непогода, ни вес картины её не смущали.
«А если оставить здесь, мало ли что может приключиться?»
Её рассудительности можно было только позавидовать.
Тем белее семейная пара, спешащая мимо, специально притормозила, чтобы оказать поддержку: «картина действительно стоящая». Надо брать. Художественное произведение становиться значимым только тогда, когда к нему прилагается кассовый чек.
Взяв картину подмышку и прячась под зонтом, дама направилась к японскому ресторанчику.
Прозвенел гонг и в дверь, вежливо распахнутую самураем, она вошла с чувством определённой самонадеянности, так как столик был заранее зарезервирован. В мерзкую погоду, когда сыплет снег вперемежку с дождём, японский ресторанчик то место, где можно, например, помечтать о будущем. Тем более, когда оно так чётко начинает вырисовываться, теми красками, которым во всякое время отдавалось предпочтение. Дама выбирала светлые тона. И, несмотря на хмурую осень, картина для неё получалась ясная – надо действовать. Она отряхнула мокрый зонт и на русские слова самурая: «курящий зал или не курящий?» предпочла «курящий».
В зале она направилась к молодому человеку, который в сравнении с другими посетителями, на вид выглядел недовольным. Именно сейчас, когда у него лопалось терпение, он ни под каким видом не согласился бы пойти на мировую.
- Вениамин, извини. Задержалась.– Прислонив к стулу картину, дама сняла пальто и улыбнулась. – Догадайся почему?
- Пробки, шопинг, подруги… - вешая пальто на плечики, сказал наобум Вениамин. – Эльвира, неужели виновата твоя девичья память?
- А вот и нет. – Не замечая иронии, Эльвира достала сигарету. – Ну не дуйся. Меня задержали переговоры с клиентом, который предложил… Ну, продолжай…
- Предложил тебе покурить! Поэтому ты пришла сюда с картиной и с сигаретой. - Вениамин был просто раздосадован. – Я битый час жду тебя здесь в прокуренном зале, чтобы насладиться дымом ещё одной сигареты.
Их голоса постепенно возвышались, до тех тембров, когда посторонние начинают крутить головами в поясках пары, которая выясняет отношения. Но увидев ценную картину, многие догадались: «ничего интересного», идёт обыкновенный торг.
- Мой муж всегда ограничивал меня. Теперь вот ты. – После затяжки Эльвира струйкой выпустила дым. – А, между прочим, картину, которую ты видишь ни в первый раз, сегодня купили. Правда, клиент внёс изменение в цветовую гамму. Ну, это пустяк, главное продать. Правда?
- Поздравляю! – Пристав из-за стола, Вениамин чмокнул Эльвиру в щёку. – Дорогая, ты же знаешь, как я не люблю ждать. Если бы догонять, то куда не шло. Но ждать…
- Мы ждать больше не будем. Ты наверно не расслышал, что я сказала? М-м-м. Я сказала: мой муж всегда ограничивал меня. В прошедшем времени. Понимаешь?
- Да. Да. Конечно, понимаю. – Сияющий Вениамин закивал головой. – Наконец-то ты решилась уйти от этого похотливого злодея. Наконец-то я дождался!
- Почему ж злодея? – Эльвира о чём-то задумалась. - Просто в плане творчества он менее перспективен, чем ты.
- Но ты же мне жаловалась. – Вениамин перешёл на шёпот. - Что у него на первых местах только секс, а уже потом акварельки. А искусство…
- Искусство и секс две великие противоположности. – Эльвира улыбнулась. – Так?
- М-м-м. – Вениамин развел руками. – Иногда противоположности сходятся.
К их столику подошла маленькая японка и тихим голоском пропищала: «Можно ли нести заказ?»
- Пожалуйста, упакуйте суши с собой и неплохо бы упаковать картину, а то все на неё пялятся. Вам всё ясно? - спросил Вениамин, потому что был не уверен, что до японки доходит смысл сказанных слов и, словно ожидая поддержки от Эльвиры, добавил: - Ну что, поехали к тебе?
- Прям щас? – Эльвира растерялась.
- А чего тянуть. Скажешь ему «прощай». Соберёшь вещи и… фьють.
- Что фьють из своей квартиры? – Эльвира ловко свистнула. – Потом нужно найти правильные слова, чтоб без обид расстаться. Полюбовно. Творческие натуры вспыльчивы, как бы чего не вышло…
- У меня есть книжка в диалогах, как расставались великие творческие натуры. – Вениамин ласково посмотрел на Эльвиру. - С чего начинали, что говорили и т. д. и т. п. Главное вначале обозначить глобальную трагедию, а уже потом, между прочим, перейти к своей – бытовой. Я еду с тобой и жду сигнала. Ты разыгрываешь спектакль и… трампампам.
***
Муж Эльвиры - Герман Леонардович - был человеком настроения, безусловно, хорошего, потому что пропагандировал позитив, как лучшее средство от всех болезней, которыми напичкан этот неправедный мир. Несущуюся со всех эфиров чернуху он пропускал мимо ушей. Прессой не интересовался. Если речь заходила о книгах, отдавал предпочтение образовательной литературе. В общении с окружающими людьми, двадцати трёх летний акварелист Герман Леонардович, был вежлив и рассудителен. Что касается отчества так рано приклеившееся к молодому человеку, то виноваты соседи, так сказать, возвысили - за честь и достоинство.
- Герман, вы видели? – спрашивала на первых парах соседка, когда Герман Леонардович был просто Германом. – Пьяный мерзавец за рулём задавил сразу пятерых.
- Нет. – Отнекивался он и тихо так добавлял: - Вот вы, Прасковья Ядвиговна, я просто убежден, никогда не сядете за руль в пьяном виде.