Страница 8 из 38
Ухмыльнувшись, он затворил за собой дверь. Негронски стоял неподвижно, избегая встречаться взглядом с остальными. Когда он все-таки поднял глаза, то заметил, что и они стараются на него не смотреть. Негронски оставалось надеяться, что если придется ждать достаточно долго, то у людей Маккалоха не поднимется рука его прикончить. Может даже не сильно изуродуют. Так прошло около получаса.
Негронски ощупал ссадину на подбородке. Пигарелло протянул ему носовой платок.
– Хорошо бы промыть холодной водой, – смущенно проговорил Боров.
– Да, неплохо бы, – согласился Негронски.
– У вас тут есть поблизости холодная вода?
– Здесь в подвале вообще нет воды.
– Как нет, а это что за трубы?
– Они не для воды.
– А для чего же?
– Не знаю, но только не для воды.
– Ага. Но похожи на водопроводные, правда ребята? Похожи они на водопроводные трубы?
– Заткнись лучше, – огрызнулся Коннор.
– Все-таки это водопроводные трубы, – сказал Боров, недоумевая, чем вызвано недовольство товарища.
Дверь распахнулась. Из нее высунулась кудрявая голова Джетро.
– Коннор, Маккалох хочет вас видеть. Кстати, это вы обидели Зигги?
– Он прятал за пазухой трубу, – сказал Коннор.
– Понятно, – ответил Джетро. – Я понимаю. Заходите. Маккалох хочет вам кое-что сказать.
«А, может быть, дай-то Бог, сработало обаяние Джетро», – с надеждой подумал Негронски. Хорошо бы. Негронски даже не сердился на Коннора, не такой он был человек, чтобы долго помнить обиды. Всякое в жизни случается.
– Как думаешь, чего там произошло? – спросил Райан.
– Не знаю, они, наверное, договорились, – ответил Волцыз.
– Не-а, Маккалох не станет договариваться с этим гомиком, – вступил в беседу еще один делегат.
– Не станет, – поддержал его другой.
– Они договорились, – сказал Волцыз и неожиданно улыбнулся Негронски.
– Я точно знаю, – вскричал Пигарелло, – я догадался!
Все посмотрели на Борова.
– Это точно водопроводные трубы: на них капли.
– Отвяжись! – сказал Волцыз.
– Господи! – сказал Райан.
– Это не водопроводные трубы, – сказал Негронски.
Прошло еще полчаса. Дверь опять отворилась.
– Джентльмены, прошу вас, заходите.
Все закивали и по одному, как школьники, ожидающие своей очереди при игре в крикет, вошли в кабинет Джетро.
– С нами будут договариваться, – прошептал Волцыз.
Но этим не пахло. Кабинет был раза в три больше кабины лифта и совершенно пуст, если не считать металлического стола. Слабенькая лампочка желтым светом теплилась под потолком, придавая загадочный вид торчащим из стены трубам с кранами и наконечниками. Ни Маккалоха, ни Коннора в комнате не было. Не было в ней и другого выхода – ни окна, ми двери.
– Маккалох и Коннор предпочли Майами. Их не устраивают современные идеи. Они уехали, – сказал Джетро.
– Как они отсюда вышли? – спросил Волцыз, оглядывая комнату.
– Так и вышли. Давайте поговорим о делах. Вы, джентльмены, – фундамент моего президентства. Хотите стать состоятельными людьми или предпочитаете хранить верность теперешнему реакционному, крохоборствующему руководству нашего профсоюза?
– Мы не станем голосовать без Маккалоха и Коннора, – заявил делегат из штата Мэн.
– Тогда вам вообще не придется голосовать, – ласково сказал Джетро.
Но вышло по-другому, поскольку все вдруг догадались, что произошло. Моментально единодушным голосованием было решено, что блок Новой Англии отнюдь не собирается поддерживать старое, реакционное и скупое руководство.
– Лучший выбор – Джетро! – выкрикнул один из делегатов, вспомнив, что на прошлой неделе видел такой текст на пачке листовок, которую он выбросил. Сейчас он жалел об этом поступке.
– Вместе с Джетро! Лучший выбор – Джетро! – принялись скандировать остальные делегаты.
Джетро успокоил своих новых приверженцев.
– Не знаю, что и сказать, друзья мои. Похоже, что в Международном братстве водителей побеждает новое мышление.
У Пигарелло был крайне важный вопрос.
– Мистер Джетро, а эти вот трубы, они водопроводные?
– Это водопроводные трубы, Боров, – ответил Джетро.
Пигарелло просиял.
– Вот видите, я же говорил!
На радостях он даже предложил вынести мусор, так как уборщиков, похоже, не было, а у стены кабинета мистера Джетро стояли два здоровенных мешка.
Глава четвертая
Врач внимательно смотрел на человека, который умирал на операционном столе. Хирургические лампы заливали мускулистое тело белым сиянием. Если бы кто-то посторонний увидел пациента, лежащего на столе в операционной с ее покрытыми кафелем стенами, с приготовленными хирургическими инструментами, то, несомненно, решил бы, что предстоит обыкновенная операция.
Да, непосвященный мог подумать, что находится в больнице, но доктор Джералд Брайтуэйт знал, что это не так. Он пристально наблюдал за пациентом, который, приходя время от времени в сознание, называл себя Римо.
Если бы речь шла о нормальном человеке, любой медик сказал бы, что видит типичную картину шока: неровный пульс, пониженная температура тела, прерывистое дыхание. Но пациент время от времени приходил в себя и симптомы шока исчезали, а антишоковые меры только ухудшали его состояние, подталкивая все ближе к смерти.
Доктор Брайтуэйт покачал головой. Он хотел объяснить медсестре, что происходит, – надо же хоть с кем-то поделиться по поводу происходящего в этом сумасшедшем доме, словно взятом из приключений Алисы в Зазеркалье, – но вовремя спохватился: сестра ни слова не понимала по-английски.
«Стоит ли удивляться», – подумал доктор Брайтуэйт. Это же не больница: они находились на угольной барже, стоящей на якоре в устье реки где-то в южных штатах. Именно на Юге, судя по созвездиям в ночном небе, которые он сумел разглядеть перед тем, как самолет приземлился в небольшом аэропорту, где не было ни сигнальных огней ни других самолетов. Потом вертолет доставил его на баржу. Там пробравшись между кучами наваленного на палубе угля, он оказался в импровизированной операционной. Все это должно было вызвать недоумение, если не подозрение, но когда перед тобой маячит исполнение заветной мечты, всегда спохватываешься слитком поздно.
Доктор Брайтуэйт посмотрел на медсестру – похоже, она откуда-то из Восточной Европы, судя по отдельным словам, которые ему удалось разобрать.
Пациент застонал. Брайтуэйт знаками показал сестре, что нужно ремнями пристегнуть больному руки и ноги. Ему больше не хотелось снова становиться свидетелем странных происшествий. Вчера, например, пациент упал со стола и по идее должен был разбиться. Но больной, находящийся в полубессознательном состоянии, падая, извернулся в воздухе, словно кошка, и приземлился на руки и ноги. Человек не способен на такое, ведь люди – не кошки.
Но удивляться не стоило: пациент только внешне напоминал обычного человека, а его нервная система действовала абсолютно не так, как у людей. Доктор Брайтуэйт обнаружил это сразу, едва только оказался в этом дурном сне. Нет, нервные клетки были обычными, нормальной была и структура нервных волокон, но некоторые звенья системы были настолько гипертрофированы, что сама она и, естественно, ее реакция абсолютно ничем не напоминали нормальную нервную систему.
Доктор Брайтуэйт снова показал сестре на ремни, усиленные стальными полосами, и улыбнулся. Улыбкой он пытался показать сестре, что от нее требуется выполнить его просьбу. Сестра улыбнулась в ответ и пристегнула ремнями щиколотки и запястья пациента к столу. Брайтуэйт эти сверхпрочные ремни не заказывал, они были приготовлены заранее. В первый день пребывания на барже этот странный доктор Смит показал Брайтуэйту медицинское хозяйство, где помещений хватило бы на двадцать больных. Штат составляли только трое: доктор Смит, не понимающая английского языка медсестра и этот невероятный, безумный азиат.
– Вот обычные ремни, – сказал доктор Смит, – но на всякий случай есть и усиленные стальными полосами.