В объятиях Кали

— У нас самые совершенные мотодельтапланы. Пилотов мы учим летать на них.

— Значит, вы считаете, что убийц и грабителей привлекает низкая стоимость билетов на вашей авиалинии? — спросил Римо.

— Совершенно верно. Вы могли бы освободить мою руку?

— А что вам еще известно?

— Наш отдел рекламы заявил: тот факт, что стоимость билета у нас настолько низкая, что нашими рейсами могут летать даже мелкие жулики, чести нам не делает. И если ориентироваться в рекламе на преступный элемент, то это не будет способствовать продаже билетов.

Чиун кивнул.

— Преступный элемент. Убивают за гроши. Какой-то кошмар. Стоило захватить с собой петицию.

Римо оставил его слова без внимания.

— А ваши люди не смогут узнать кого-нибудь из убийц? Может, те летают часто.

— Мы даже наших сотрудников не всех знаем в лицо, — сказал Бейнс. — Ведь мы авиакомпания без строгого графика. Не взлетаем точно по расписанию, как “Дельта”. И сотрудники у нас другие. Такая уж у нас компания. Нам надо еще поработать, чтобы сократить текучку кадров.

— Причем тут текучка кадров? — оборвал его Римо. — За год можно что-нибудь заметить.

— Какой год? Кто проработал год в “Джаст Фолкс”? Если вы знаете, где мужской туалет, то вы уже у нас старожил. Отпустите, пожалуйста, мою руку.

— Мы хотим работать в “Джаст Фолкс”, — заявил Римо.

— Считайте, что вы уже зачислены. А теперь, пожалуйста, отделите мою руку от кресла.

— Боюсь, ничего не получится, — проговорил Римо.

— Почему? — задыхаясь, простонал Бейнс.

— Работаю наемным убийцей по неполной программе, вроде вашей авиакомпании, — съехидничал Римо. — Кстати, то, что я сделал с вашей рукой...

— Да?

— Если скажете об этом кому-нибудь хоть слово, то же самое будет сделано с вашим мозгом, — пообещал Римо.

— Не груби, — сказал на корейском Чиун. И, перейдя на английский, обратился к Бейнсу. — В мире много непонятного. В том числе и любовь моего сына к тайнам. Пожалуйста, будьте снисходительны к его чувствам, как он снисходителен к вашим.

— Вы хотите сделать с моими мозгами то же самое, что и с рукой? — спросил испуганный Бейнс. — Так?

— Вот видишь, — обратился Чиун к Римо. — Он и без всяких грубостей понял.

Бейнс подумал, что можно; попытаться отпилить кисть от ручки кресла. Ну и что, будет ходить с куском вишневого дерева в руке. Можно жить и так. Закажет одежду по особому фасону, и с ее помощью замаскируют изъян. Внезапно руки белого, которые словно и не двигались вовсе, коснулись его кисти, и он почувствовал, что снова свободен. Бейнс потер руку. Все вроде в порядке. Немного покраснела, а так — ничего. И с ручкой кресла ничего не случилось. Что это, его загипнотизировали? А может, привязали невидимыми путами к креслу?

В голове мелькнуло, что он слишком разболтался. Надо бы держаться потверже и вызвать полицию. Может, и сейчас еще не поздно, подумал он.

Молодой человек, казалось, понял мысли Бейнса, потому что взял президентскую ручку с золотым пером и осторожно провел по ней пальцем. Золото зашипело и как бы задрожало, а потом, закапав на письменный стол, прожгло на безупречной лакированной поверхности отвратительную дымящуюся дыру.

— Вы приняты на работу, — поторопился объявить Бейнс. — Приветствую вас в рядах компании “Джаст Фолкс”. У нас есть свободные должности вице-президентов.

— Я хочу летать, — сказал Римо. — Хочу быть на борту самолета.

Бейнс задрал палец.

— Куда я показываю?

— Вверх, — ответил Римо.

— Теперь вы штурман на нашей линии.

— Я хочу находиться среди пассажиров, — потребовал Римо.

— Мы можем сделать вас стюардом.

— Превосходно, — ответил Римо. — Обоих.

На очередном рейсе из Денвера в Новый Орлеан не подавали ни кофе, ни чай, ни молоко. Два стюарда ограничились тем, что усадили пассажиров и наблюдали за ними. Жалоб не было. Когда один из летчиков попросил стакан воды, его зашвырнули обратно в кокпит, посоветовав подождать до дома.

Глава четвертая

Номер 107.

Мать Холли Роден была в восторге. Узнав, что дочь обратилась в веру, которая не предполагает свиданий с представителями национальных меньшинств, она все стала видеть в розовом свете. Холли вступила в религиозную общину, но могла не жить там все время, а только наезжать изредка, когда совершались торжественные службы и обряды, вроде того, что состоится сегодня, когда Холли примут в члены братства. Через несколько дней Холли вернется домой.

— А тебе не нужно особое платье как при конфирмации или еще чего-нибудь? — спрашивала мать.

— Нет, — отвечала Холли.

— Вижу, у тебя авиабилет. Значит, твоя церковь находится далеко отсюда?

— Мама, я наконец обрела достойную цель. Неужели ты опять хочешь все испортить?

— Нет, ни в коем случае. Мы с отцом так рады за тебя. Просто я хотела тебе помочь. В конце концов мы можем себе это позволить. И будем счастливы оплатить тебе полную стоимость билета на приличной авиалинии. Надеюсь, твоя вера не обрекает тебя на нищенское существование?

Холли была хорошенькой блондинкой с лицом херувима, невинными голубыми глазами и зрелыми формами фермерской дочки.

— Господи, ну, оставишь ты меня, наконец, в покое? — сказала она.

— Да, да, дорогая. Прости.

— Я обрела свое место в этом мире.

— Конечно, дорогая.

— Несмотря на гнет вашего богатства...

— Да, Холли.

— ...и семейное окружение, лишенное подлинной духовности...

— Да, дорогая.

— ...и родителей, которые всегда были ярмом на моей шее. И все же, несмотря на это, я нашла свое пристанище...

— Да, дорогая.

— ...где я чувствую себя нужной.

— Конечно, дорогая.

— Ну, тогда и отвяжись, старая стерва, — сказала Холли.

— Конечно, дорогая. Не поешь ли чего-нибудь на дорогу?

— Разве что паштет из твоего сердца.

— Да хранит тебя Бог, — сказала на прощанье мать.

— Меня хранит богиня, — уточнила Холли.

Она не попрощалась с матерью и не дала на чай таксисту, доставившему ее в аэропорт. Там она показала свой картонный билет в окне регистрации, где сотрудница аэропорта нашла ее фамилию в составленном от руки списке пассажиров и поставила резиновой печатью штамп на тыльной стороне ее кисти. Затем Холли направили в зал ожидания, где некоторые пассажиры за дополнительные деньги заказали себе стулья.

Холли взяла себя в руки, вспомнив молитвы, которым ее научили. Она пропела их про себя, и тут ей открылось, что человек, которого она изберет, — демон, заслуживающий смерти в Ее честь. Ведь именно Она, мать разрушения и гибели, повелевает, чтобы демонов убивали, дабы другие люди могли жить спокойно. Нужно убивать, решила Холли. Вот и убивай, продолжала она. Убивай. Убивай для Кали.

Она расхаживала по залу ожидания, подыскивая подходящую жертву.

— Привет, — обратилась Холли к женщине с бумажным свертком. — Давайте я вам помогу.

Женщина отрицательно покачала головой. Она явно не хотела вступать в разговор с незнакомыми людьми. Холли послала ей нежнейшую улыбку и победоносно вскинула голову. Но женщина даже не смотрела в ее сторону. И тут Холли впервые охватила паника. А вдруг никто не проникнется к ней доверием? Ей говорили, что вначале нужно расположить людей к себе. Нужно завоевать их доверие.

Старик читал газету, сидя на взятом напрокат стуле. Обычно пожилые люди доверяли ей.

— Привет, — сказала она ему. — Видно, что вы читаете что-то интересное.

— Читал, — поправил ее мужчина.

— Могу я помочь вам? — спросила она.

— Обычно я читаю сам, — ответил он, окинув ее ледяной улыбкой.

Холли кивнула и отошла. Страх охватил ее. Помощь ее никому не была нужна. Никто не хотел воспользоваться ее любезностью.

Она старалась успокоиться, но понимала, что это ей вряд ли удастся. Ей, первой, так не везло. У остальных все получалось отлично. Люди, пускающиеся в путешествие; обычно очень волнуются, они благодарны за любую помощь, однако здесь, в зале ожидания компании “Джаст Фолкс”, ее попытки установить контакт никому не были нужны.