В объятиях Кали

— Не возражаете, если я присяду рядом с вами? — спросила Майлза хорошенькая девушка, когда он приканчивал второй мартини. На вид ей было меньше двадцати, волосы, как у Брук Шилдс, и кругленькие грудки. Никогда еще Париж не казался Майлзу таким прекрасным.

Он покачал головой — конечно, не возражает — а девушка робко спросила:

— Вы турист?

Майлз уставился на нее бессмысленным взглядом, с трудом возвращаясь в реальность.

— Нет. Я здесь по делу. Торгую ювелирными изделиями. Езжу сюда шесть-восемь раз в год.

— Боже, — произнесла девушка, глядя на кожаный портфель. — Если у вас там образцы, лучше быть поосторожнее.

— Их там нет, — ответил, улыбаясь, Майлз. — Образцы — на мне. Но здесь тоже есть свои недостатки. Проходить таможенный контроль — сплошная мука.

Девушка звонко рассмеялась, словно он необычайно удачно сострил.

— Как приятно встретить здесь американца, — продолжала она. — Иногда меня охватывает... не знаю, как сказать... прямо голод по таким мужчинам, как вы.

— Голод?

Майлз Петерсон почувствовал, как оливки из “мартини” переворачиваются у него в желудке.

Девушка утвердительно хмыкнула, облизывая губы.

— Где вы остановились? — быстро спросил он.

Девушка склонилась к нему и зашептала:

— Недалеко отсюда. Можно дойти пешком. Через поле с густой травой.

Грудь ее взволнованно вздымалась.

— Какое совпадение, — сказал Майлз. — А я как раз мечтал о хорошей прогулке. Люблю быструю ходьбу. — Он выдавил из себя смешок. Поднимаясь, девушка задела его грудью. С ее пояса свисал желтый платок. — Показывайте дорогу, — сказал Майлз.

— Покажу, — заверила его девушка. — Конечно, покажу.

Когда они вышли за пределы аэропорта, она выдернула из-за пояса платок растягивая в руках...

Миссис Эвелин Бейнс была на этот раз не в сари. Все-таки Париж. Она красовалась в розовато-лиловом дорожном костюме от Карла Латерфилда — последняя модель; волосы уложены у “Синандр” в Нью-Йорке. На ней были самые неудобные туфли от Чарлза Джордана, которые только можно купить за большие деньги, и она чувствовала себя превосходно — впервые за много недель.

— А ну-ка, поторапливайтесь, — подталкивала она детей к дородной чете, ожидающей багаж. — Джошуа, возьми Кимберли за руку. И улыбнись. Мы первый раз за долгое время выбрались из этой ямы.

— Ашрам — не яма, — убежденно сказал Джошуа.

— А мне не нравится миссис Палмер, — заартачилась Кимберли. — Всегда лезет ко мне с поцелуями. Можно мне ее убить, Джошуа?

— Без сомнения, малышка, — успокоил сестру мальчик. — Только подожди моего сигнала. Эвелин Бейнс расцвела в улыбке.

— Ты показываешь хорошее знание психологии, — похвалила она сына. — Со временем станешь настоящим лидером.

— Со временем я стану Главным фанзигаром, — возразил мальчик.

— Хватит, не хочу больше слышать о том ужасном месте. Мы проведем целую неделю в Париже — достаточно, чтобы снова стать цивилизованными людьми. — Обнимая миссис Палмер, она радостно заверещала: — Эмми, милочка лишний вес тебя только красит.

— А ты превратилась просто в щепку, дорогая, проворковала в ответ миссис Палмер. — Надеюсь, ты не больна? Нет? Вот и чудесно. Слышала, вы жили в какой-то религиозной общине, это правда?

— Эмми, ну хватит... — вмешался Херб Палмер.

— Все соседи об этом говорят, дорогой. Мэдисоны даже переехали в другой район.

— Эмми...

— Это правда, — ответила миссис Бейнс, густо покраснев. — Ашрам — у нас еще в диковинку. Европейцы, те, что занимают высокое положение, багровеют от ярости, услышав про него.

— Мамочка, а ты называй его ямой, — влезла Кимберли Бейнс.

— Где же автомобиль? — выкрикнула в сердцах миссис Бейнс.

— За углом.

Приложив пальцы к фуражке, чернокожий шофер, улыбаясь, ждал, пока они усядутся. Джошуа помог забраться в машину миссис Палмер, матери и сестре. Затем хотел было тоже сесть, но передумал.

— Мне нужно в туалет.

— О, Джошуа. Потерпи немного. До города рукой подать.

— Я же сказал, что мне надо. И непременно сейчас.

Миссис Бейнс вздохнула.

— Хорошо, я пойду с тобой.

— Нет, я хочу, чтобы он пошел. — И мальчик указал на шофера.

— Нет проблем, — сказал Херб Палмер. — Я вырулю за угол и буду вас дожидаться там.

Палмер уже дважды объехал квартал, когда мальчик наконец появился на назначенном месте. Он был один.

— Шофер уволился, — объявил он.

— Что?

— Он встретил на аэровокзале женщину. Они сказали, чтобы я проваливал, и ушли вместе. И еще прибавили, что никогда не вернутся.

— Никогда бы не подумала... — растерянно произнесла миссис Палмер.

— Поглядим, как все это объяснит фирма, — процедил Палмер сквозь зубы.

— Ах ты, смелый маленький мальчик, — сказала миссис Бейнс, прижимая Джошуа к груди.

Они отъехали прежде, чем в мужском туалете обнаружили тело чернокожего мужчины, и началась паника. Номер 135.

Номера 136,137 и 138.

— Мы хотим ехать в Булонский лес, мама, — сказал Джошуа.

— Не говори глупости, дорогой. Мы едем прямо в отель.

— Но там вас ждет сюрприз, — захныкала Кимберли.

— Да. Сюрприз. Мы с Кимми сочинили стихотворение и хотим прочитать его именно там. Всем троим. Нам это очень нужно.

— А почему бы и нет? — сказал Херб Палмер. — Мы отдыхаем. Забудем про всякие расписания.

— Какие милые у тебя детки, Эвелин, — проворковала миссис Палмер.

Они остановились у северной болотистой части лебединого озера.

— Может, лучше проехать дальше, ребятишки? — предложила миссис Бейнс. — Поближе к птичкам, туда, где гуляют люди?

— Нет. Пусть это произойдет здесь, — заупрямился Джошуа.

— Хорошо. Не спорим. Ну, читайте же ваше стихотворение.

— Выйдем из машины, — сказал Херб Палмер. — Поэзия нуждается в солнце, воздухе, воде и чистом небе.

Взрослые выбрались из машины, уселись на берегу, сбегавшему к воде, и стали разглядывать плавающих вдали лебедей.

— Ну, а как стихотворение? — напомнил Херб Палмер. — Давайте его послушаем.

Джошуа улыбнулся. Кимберли тоже улыбнулась. Из своих карманов они извлекли желтые платки.

— Они мне что-то напоминают, — сказала миссис Бейнс. — Вы что, взяли их в том месте?

— Да, мама, — ответила Кимберли. — И вы, все трое, должны их надеть.

— Нет, — смеясь, сказал мистер Палмер. — Сначала — стихотворение.

— На счастье, — настаивал Джошуа. Ну, пожалуйста, — умоляла Кимберли. — У Джошуа есть еще один, для тебя, мамочка.

Дети набросили платки на шеи взрослых.

— Можно это считать сигналом? — шепнула Кимберли брату.

— Можно.

Девочка подскочила со спины к мистеру Палмеру, и, крича “Убивай для Кали! Убивай для Кали!” — они затянули платки на шеях Палмеров.

— Убивай для Кали. Она возлюбила смерть. Убивай, убивай, убивай!

Миссис Бейнс любовалась лебедями. Не поворачивая головы, она произнесла:

— Странное стихотворение. Никакой рифмы. Это что, верлибр? Или белый стих?

— Убивай, убивай, убивай!

У Палмеров глаза вылезли из орбит. Язык миссис Палмер, синий и распухший, вывалился наружу. Херб Палмер силился освободиться, но металлическая пряжка на румале держала его крепко.

— Не думаю, дети, чтобы Палмеры пришли в восторг от вашего стихотворения, — ледяным тоном проговорила миссис Бейнс, все еще не поворачиваясь.

— Убивай, убивай, убивай!

Дети ослабили румалы только тогда, когда окончательно замерли руки Херба Палмера.

Обернувшись, миссис Бейнс увидела на траве распростертые тела своих друзей.

— Очень смешно, — произнесла она все так же холодно. — Вы, все четверо, видимо, сговорились и затеяли этот фарс, чтобы нагнать на меня страх. Так вот, вы просчитались, меня не так легко запугать. Не забывайте, что я вам обоим пеленки меняла. Кимберли во всяком случае точно меняла. Один раз. Кажется, в декабре. Няня была больна. Херб? Эмми?