Страница 13 из 75
— В деле пробовали?
— Конечно. Бьет без промаха. Никаких отклонений. Для вашей работы — то, что надо.
— Да? Это для какой же?
— Сами знаете, — сказал Дартон.
— Мне бы хотелось услышать это от вас.
— Ну, насколько я понимаю, ваша мишень — люди.
— А что это вы все сводите разговор к моим делам?
— Я не имел в виду ничего обидного, мистер...
— Зовите меня Римо.
— Мистер Римо. Я только хочу, чтобы вы получили наилучший товар за свои деньги.
— Отлично. Рад это слышать. Я беру эту пушку, и мне нужно от вас кое-что еще.
— Что именно?
— Хочу собственноручно проверить, как она действует. Мне предстоит очень серьезная работа, и не хотелось бы отправиться на нее с непристрелянным свежаком только из магазина.
— Чем я могу помочь? — поинтересовался Ллойд Дар-тон.
— Стой спокойно, и все, — сказал высокий и одним выстрелом расколол вспотевший лоб Дартона.
Цветастое покрывало кровати украсилось дополнительным узором. Красного цвета.
— Не люблю, когда лезут в мои дела, — буркнул себе под нос высокий.
Он разобрал «беретту», укрепил ее в специальном гнезде и покинул номер, унеся с собой все приспособления, которые Дартон так хотел всучить ему в довесок к сделке.
Спускаясь по лестнице, он думал о предстоящей работе. Детройт для него город новый. Новое место, и кто знает, может быть, новая жизнь. Странное ощущение.
Впрочем, нет ничего важнее работы. В кармане у него список. Четыре имени.
И заказчик хочет, чтобы он застрелил их на публике. Подумать только! Чтобы все было и открытую. Сумасшествие, но и деньги за это обещаны сумасшедшие, так что оно того стоит. Хотя имя нанимателя остается для него тайной.
В холле он подумал о Марии. В последнее время она не шла у него из головы.
Он не хотел убивать ее. Но он — солдат, солдат той армии, которая не носит форму, не служит какой-либо стране и тем не менее покорила почти все цивилизованные народы. Некоторые верят, что мафия — семья, но это миф.
Мафия — не семья. Это огромная захватническая армия.
Дон Педро Скубиччи, его крестный отец, сказал однажды:
— У нас есть банки. У нас есть суды и юристы. У нас есть люди в правительстве. И поскольку мы не одеваемся, как солдаты, — сказал он, старчески трясущимися пальцами стуча себя в грудь, — поскольку мы ни в чем не сознаемся, люди об этом не знают. Мы сжимаем им горло, но делаем это с улыбкой, твердя о «деловых интересах», и щедро одариваем Церковь, поэтому дураки притворяются, что нас нет. Их глупость — наша величайшая сила. Помни это. И помни, мы — всегда на первом месте.
— Всегда, — согласился человек со шрамом.
— Твоя мать, твой отец, твоя жена, твои дети, — загибая пальцы, говорил дон Педро, — все они — на втором месте. Если мы попросим, ты откажешь им.
Если мы скажем, ты уйдешь от них. Если мы прикажем, ты убьешь их.
Это была правда. Он верил в нее так истово, что когда понадобилось выбирать между честью солдата и любимой женщиной, он сделал правильный выбор. Единственно возможный. Он действовал без раздумий, без жалости. Как солдат. Мария решила пойти в полицию. Защищая невидимую армию мафии, он обязан был убить ее — и убил. А потом приехал сюда, в Детройт, и начал новую жизнь.
Усаживаясь за руль взятой напрокат машины, он вспомнил последние слова Марии:
«Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором».
— На этот раз, Мария, — вполголоса проговорил он, — ты ошиблась.
И тут ему показалось, что где-то в ночи прозвенел ее тихий смех.