Страница 37 из 84
Это и был Уиппл. Лем окликнул его, и экс-президент остановился пожать руку своему юному другу.
- Кстати, насчет изобретений, - сказал Уиппл, когда обмен рукопожатиями завершился. - Жаль, ты оставил тюрьму прежде, чем я смог поделиться с тобой моими идеями. Не зная, где ты, я сам довел дело до конца. Но давай зайдем в кофейню, - сказал он, сменив тему, - и спокойно поговорим о твоем будущем. Я очень хочу, чтобы ты преуспел. В эти трудные времена молодежь - единственная надежда Америки.
Наш герой поблагодарил его за внимание и заботу, а мистер Уиппл продолжал:
- Кстати, имей в виду, что судьба этой страны была решена в кофейнях Бостона в трудные дни перед восстанием.
У дверей кафе они замешкались, и мистер Уиппл задал Лему еще один вопрос:
- Я временно стеснен в средствах. В состоянии ли ты расплатиться по счету, который нам будет предъявлен?
- Нет, - уныло отвечал Лем, - у меня ни гроша.
- Это меняет дело, - отвечал мистер Уиппл. - Тогда мы пойдем туда, где я пользуюсь кредитом.
И знаменитый земляк Лема отвел его в захудалый квартал. Простояв в очереди несколько часов, они получили по пончику на брата и по чашке кофе от дамы из Армии Спасения. Затем они присели на обочине, чтобы приступить к скромной трапезе.
- Ты, возможно, удивляешься, - начал Кочерга, - почему я стою в одной очереди с бездомными и бродягами за чашкой дрянного кофе и непропеченным пончиком. Учти, что я иду на это добровольно и во имя блага нации.
Здесь он сделал долгую паузу, чтобы подхватить тлеющий окурок, и с удовольствием затянулся.
- По выходе из тюрьмы я вознамерился снова баллотироваться в президенты. Но, к моему крайнему изумлению, обнаружил, что в платформе Демократической партии не осталось ни одной доски, на которой я мог бы стоять. Сплошной ползучий социализм. Мог ли я, Кочерга Уиппл, согласиться с программой, которая угрожала отнять у избирателей Америки их кровное, неотчуждаемое право - продавать свой труд и труд своих детей без ограничений в смысле минимального размера заработной платы и длительности рабочей недели. Настало время для основания новой партии со старыми американскими идеалами. Я решил взяться за это дело, и вот родилась Национальная революционная партия, известная в народе как «Кожаные куртки». Наши штурмовики носят форму: енотовая шапка вроде той, что сейчас на мне, куртка из кожи оленя и пара мокасин. Оружие - охотничья винтовка. - Он указал недлинную очередь безработных, стоявших у столовой Армии Спасения. - Вот материал, из которого я создам рядовых партийцев.
Уиппл повернулся к нашему герою и, словно священник, положил руку на его плечо.
- Мой мальчик, - сказал он, - и голос его задрожал от избытка чувств, - мой мальчик, ты пойдешь за мной?
- Конечно, сэр, - неуверенно произнес Лем.
- Вот и отлично! - воскликнул Уиппл. - Я назначаю тебя старшим офицером моего штаба.
Он подтянулся и отсалютовал Лему. Тот вздрогнул.
- Старший офицер Питкин! - рявкнул Уиппл. - Я хочу обратиться с речью к этим людям. Раздобудьте мне пустой ящик.
Наш герой отправился выполнять поручение и вскоре приволок большой ящик, на который мистер Уиппл тотчас взгромоздился. Дабы привлечь внимание собравшихся у столовой, он стал выкрикивать: «Помните Рейзин-ривер!», «Помните Алама!», «Помните Мэн!» - и прочие известные и популярные в народе лозунги.
Когда вокруг него собралась толпа, Кочерга заговорил:
- Я простой человек, - сказал он задушевно, - я хочу поговорить о простых вещах. Вы не услышите от меня завиральной чепухи. Во-первых, все вы хотите работать? Так?
Грозный ропот согласия прокатился по толпе оборванцев.
- Так вот, первая и основная цель - предоставить всем работу. В 1927 году работы хватало всем, почему не стало ее теперь? Я вам объясню почему: виной тому евреи-банкиры и большевистские профсоюзы. Первые ненавидят Америку и обожают Европу, а вторые хотят все больше и больше зарабатывать. В чем роль профсоюзов сегодня? Это привилегированный клуб, который следит за тем, чтобы у его членов была самая выгодная работа. Когда кто-то из вас хочет работать, получаете ли вы место, даже если хозяин завода готов вас нанять? Нет, если у вас нет профбилета. Это самая настоящая тирания. Это наглое попрание основ демократии.
Его слова утонули в возгласах одобрения.
- Американцы, сограждане, - продолжал мистер Уиппл, когда шум утих, - мы, представители среднего класса, оказались перед угрозой быть перемолотыми двумя гигантскими жерновами. Один из них - Капитал, другой - Труд, а между ними - мы с вами, несчастные страдальцы.
Капитал - понятие международное, его столицы в Лондоне и Амстердаме. Труд - тоже понятие международное, его столица в Москве. Мы же - американцы, и когда не станет нас - не станет и Америки.
Все, что я говорю, - правда, история это подтвердит. Кто, как не представители среднего класса, покинули аристократическую Европу, чтобы заселить эти берега? Кто, как не представители среднего класса - мелкие фермеры, лавочники и чиновники, - сражались и умирали за то, чтобы Америка избавилась от британского гнета?
Это наша страна, и мы должны сражаться за то, чтобы она оставалась нашей. Если Америке суждено быть великой державой, это возможно только когда восторжествует революционный средний класс.
Мы должны прогнать международное еврейство с Уолл-стрита! Мы должны уничтожить большевистские профсоюзы! Мы должны изгнать из нашей страны все чужеродные элементы, которые ее оскверняют.
Америка - для американцев! Назад, к принципам Энди Джексона и Эйба Линкольна!
Здесь Кочерга сделал паузу, чтобы улеглись аплодисменты, и призвал добровольцев записываться в штурмовые батальоны.
Из толпы начали выходить желающие. Их возглавлял странный тип с очень длинными и очень жесткими волосами, в шляпе, которая была ему сильно мала.
- Я американец, - заявил он. - У меня много-много енотовых шапок: две, а может, шесть. - И тут он широко улыбнулся.
Но Кочерга смотрел на него с подозрением. Ему не нравился темный цвет кожи этого оратора. На юге, где он надеялся на сильную поддержку, не потерпели бы негров.
Но добродушный незнакомец, очевидно, понял, в чем дело, поскольку сказал:
- Я индеец, мистер. Я вождь. У нас есть нефтяные скважины. У нас есть золотые прииски. Зовут меня Джек Ворон.
Кочерга сразу повеселел.
- Вождь Джек Ворон! - воскликнул он и протянул руку. - Рад приветствовать вас в нашей организации. Мы - «Кожаные куртки» - можем многому у вас научиться: стойкости, мужеству, а также целеустремленности.
Записав фамилию индейца, он дал ему карточку, на которой значилось:
«Официальный портной Национальной революционной партии ЭЗРА СИЛЬВЕРБЛАТТ. Енотовые шапки со сверхдлинными хвостами, куртки из оленьей кожи с бахромой и без оной, джинсы, мокасины, винтовки - все для американских фашистов по баснословно низким ценам. При оплате наличными тридцатипроцентная скидка».
Но оставим мистера Уиппла и Лема, пока они вербуют сторонников, и проследим за действиями одного из лиц в толпе.
Этот индивидуум обратил бы на себя внимание в любом человеческом скопище, а среди оборванцев, окруживших Кочергу, он выделялся, как дуб среди осин. Во-первых, он был страшно тучен. В толпе были и другие толстяки, но они отличались нездоровым цветом лица, а этот излучал здоровье.
На его голове был шикарный котелок иссиня-черного цвета, стоивший не меньше двенадцати долларов. Одет он был в ладно сшитое пальто с черным бархатным воротником. Его накрахмаленная сорочка была в серую полоску, а галстук из дорогой, но строгой материи, с черно-белым узором. Гетры, тросточка и желтые перчатки удачно довершали ансамбль.
Толстяк на цыпочках выбрался из толпы и пошел к ближайшей телефонной будке в аптеке, откуда сделал два звонка.
Первый разговор с человеком с Уолл-стритской биржи сводился к обмену такими репликами:
- Агент 6384-ХМ, из Парижа, Франция. На углу Хьюстон-стрит и Бейкер-стрит мелкобуржуазные агитаторы мутят безработных.