Страница 39 из 79
Держась за голову, глазами отыскал он Майю и сказал:
- Что-то я, сноха, беспокоюсь, какая судьба ожидает чешскую металлургию, если распадется Советский Союз?! Кто всем этим овладеет, ведь знаешь сколько они там стали выпускают?!
В тысяча девятьсот восемьдесят третьем умер дядя Акиф, представитель "Филипса" в Боснии и Герцеговине и личный друг голландской королевы. Таинственный господин, башчаршийский король элегантности, единственный сараевец, приветствовавший учтивым сниманием шляпы даже детей.
В субботний полдень, всего за неделю до смерти своего отца, Дуня Витлачил Нуманкадич прогуливалась по улице Васи Мискина, от Вечного Огня в сторону Башчаршии. Вывела она свою свекровь Смилю показать старую часть города. И, хотя она давно уже хотела как-то наладить отношения с собственным отцом, встреча с ним не стояла на повестке ее дня. В коляске качала она своего сына Деяна и вздрогнула, узнав в прохожем около гостиницы "Египет" своего отца. Когда ее отец сошел с тротуара, направляясь к своей канцелярии около Алибеговой мечети, Дуня остановилась в уверенности, что уж на этот раз она сможет, как полагается приличным людям, познакомить деда со внуком. Дядя посмотрел на свою дочку и, в своем стиле, снял шляпу, кивнул приветственно головой, искренне улыбнувшись посмотрел на внука, вернул шляпу на место и исчез. Дуне осталось лишь растерянно гадать, что же такое должно было произойти в жизни ее родителей, чтобы отец проходил мимо собственных детей, а теперь уже и внуков, эдаким утивым незнакомцем. Знала она, что мать с отцом только однажды, после двадцати лет раздельной жизни в одном доме, встретились на улице, и застыли на несколько секунд, пристально глядя друг на друга. Ни один не проговорил ни слова, и тяжесть этих взглядов равнялась невысказанным упрекам во взаимной неверности. Больше они так и не виделись.
То, что недодавал Акиф собственной семье, возмещал он участием в общественной жизни Башчаршии. В нем даже последние придурки, включая знаменитого Хору Кукурику, признавали важного господина и раскланивались перед ним. А он их подкармливал, заботился о них и давал им деньги. Когда таинство смерти овладело и этим человеком, хотя и жизнь его была не менее таинственна, конец его в глазах родных и сограждан заблестал, расцвечивая и без того великолепную картину дядиного характера.
Умерев, попал он в длинный список чеховских героев, так обогативших мою жизнь. Узнав во время плановой диспансеризации, что у него есть проблемы с почками, дядя не особо обеспокоился, но когда доктор объявил ему, что проблемы эти могут быть решены только операцией, он понял, что смерть стучится к нему в двери. Почувствовал он, что не вернется живым из больницы, и дописал последнюю, и впечатляющую страницу своей жизни. Умер он во время сложной операции от остановки сердца, и весть о его смерти разнеслась по Башчаршии. Все его друзья и родные поспешили на Вразову улицу, в дядину квартиру, принести свои соболезнования. Сестре его Изе, которая к тому времени рассталась уже с лже-пилотом Адой Бегановичем и жила у брата, не понадобилось много усилий для организации поминок в квартире усопшего. Все необходимые для этого продукты брат ее уже заранее купил и разложил по полочкам и шкафчикам на кухне. Когда начали приходить гости, тетка встретила их словами:
- Покойник был большим противником алкоголя! Прошу вас почтить его волю и в квартире не пить.
И тут же засунула тетка Иза руку под кухонную мойку и вытащила бутыль домашней ракии, в качестве подтверждения того, что алкоголь в доме был запрещен. Налила она ракии себе и свежеприбывшим гостям и сказала:
- И все же, не можем мы проводить покойника без прощания, и полагается, как говорят коллеги христианской веры, выпить за упокой души.
Вылила она полрюмки, вторую половину выпила и поставила бутылку назад в ящичек под судомойкой. Она уже долго жила у брата и иногда выпивала рюмочку-другую ракии, как говорила она, для желудка, или когда у нее начиналась депрессия. Наверное, брат о том не знал, потому что был "большим противником алкоголя".
Перед отправкой в больницу дядя хотел все закончить "вовремя". Пошел он в магазин и накупил всего в гораздо больших обычного количествах. Это были его последние закупки, после произведения которых он мог быть уверен что предстоящее по прискорбному поводу его смерти мероприятие пройдет на достойном господина его ранга уровне. Помимо закупки всего необходимого для проведения поминок, дядя написал сестре подробные инструкции использования закупленного: "Два с половиной килограмма кофе хватит тебе, чтобы два дня все желающие могли пить кофе. Эти два килограмма надо разделить примерно на двести пятьдесят человек, в зависимости от того, будешь ты варить кофе крепкий или послабее. По подсчетам, кофе должно хватить. Кило сахара это многовато, но смысла покупать его меньше нет. К тому же у нас оставалось его еще килограмма два. Кило фиников, сухого инжира, еще два кило локума. Первое пойдет детям, а локум подавать взрослым вместе с кофе".
Внизу в кухонном буфете он оставил сироп для лимонада. Составляя подробный перечень, лимонный сироп он записал отдельно от вишневого сока, и красивым своим почерком приписал: "Не стоит перебарщивать с лимонным экстрактом, потому что он не натурального происхождения, но, все таки, довольно неплох для освежения! Разводить пол столовой ложки на стакан воды. Вишневый сок, в связи с его густотой, необходимо развести. Не ради экономии, а потому что переслащенное вредно. Необходимо знать, что диабетом часто заболевают люди моего поколения и, поскольку по печальному поводу моей смерти соберется более всего людей именно моего возраста, что довольно логично, все вышеупомянутое совершенно необходимо учитывать...!"
Фильм с препятствиями.
В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году фильм "Папа в командировке" победил на Каннском фестивале. Впервые случилось так, что югославский фильм получил "Золотую пальму". Я вернулся в Сараево за три дня до конца фестиваля, и награду вместо меня получал Мирза Пашич, директор сараевского "Форум фильма". Его фотография с пальмой в поднятых руках обошла весь мир. Взял он награду из рук Стюарта Гренджера и сказал:
- Merci beaucoup.
Когда в Сараево меня спрашивали, почему я не получил "Золотую пальму" в Каннах сам, я выбрал в качестве самого подходящего объяснения такое:
- Потому что клал паркет в квартире своего друга Младена Материча!
Победа на венецианском фестивале не стала для городских властей достаточной причиной, чтобы выделить мне из городских фондов квартиру. Нам с Майей и Стрибором приходилось жить вместе с майиными родителями. Два обстоятельства объясняли этот абсурд, что я, лауреат Награды Шестого Апреля[26], не получил причитающейся мне жилплощади: я никогда не был членом Коммунистической партии, и репутация Мурата в сараевских политических кругах тоже была так себе. Чем еще можно было объяснить, что обладатель "Золотого Льва" вынужден жить приживальщиком? Тяжело было объяснить этот факт, зная, что этот венецианский лев и триумф команды "Босния" в баскетболе стали единственными победами, отметившими Сараево на европейской карте. И тут уж вспомнились мне отцовские разглагольствования и остроумничанье на тахте, которым он защищался от матери, от ее вопросов, почему это помощник министра живет в полуторакомнатной квартире. Право на жилплощадь существовало, но его нужно было еще и осуществить! И дело было не только в жилплощади и недостаточной оценке моих заслуг.