Страница 78 из 84
– Не заскучать? А чем, собственно, мы должны заниматься?
Киклоп расправил мощные плечи:
– Ждать, Эл.
– Чего?
– Там увидим. – Он выдыхал слова ровно и мощно. – Гуляй по берегу, купайся, вода еще не совсем остыла. Лови крабов, разговаривай с Ровером. Только не приближайся к бункеру связи.
Я воспользовался настроением киклопа. Разливая кофе, спросил:
– Месяц назад в рейсовом самолете два придурка нацепили на меня электронного «клопа». Ты как-то связан с ними?
– Почему нет?
– А Пан? А подозрительный старик на почте? А мои телефонные звонки?
– Хочешь меня разговорить? – ухмыльнулся Юлай. – Правильно. За утренним кофе люди, как правило, разговорчивы. А я вообще большой говорун. Но очень узкий. Люблю поговорить о своем приятеле. О тебе, Эл. Я подробно изучил твою жизнь. «Домашняя пекарня», ты ведь служил в АНБ? Стамбул, Бриндизи, Вьетнам. Консультация, пожалуй, самый интересный период жизни. Зато и самый грязный, – отрезвил он меня. – Бэрдокк, Итака, остров Лэн. Тебя не любят в очень разных краях. «Счет», «Трэвел». Послушай, – вдруг спросил он, – с чего ты взял, что такие изобретения, как машина Парка, могут служить негодяям?
– Не знаю, кого ты называешь негодяями, – сварливо ответил я, – но согласись, я свое дело сделал.
– Ну да, ты уничтожил машину Парка, – как эхо откликнулся Юлай. – Она сгорела на обводном шоссе.
– А у нас осталась документация.
– Не строй иллюзий. У вас осталась фальшивая документация. Уж мы постарались, чтобы вам в руки попала липа. Если вы что-то и построите на основе полученной документации, то улетите недалеко. – Плоское лицо киклопа порозовело. Мое бешенство, явно отразившееся в глазах, развлекло его. – Сам подумай. Зачем машина Парка какому-то Номмену? Даже твоему шефу? Или его темным клиентам? – Он презрительно фыркнул: – Ты ведь считаешь себя явлением, Эл? Так вот, огорчу тебя. Ты, конечно, явление, но вовсе не великое. Если уж быть совсем точным, ты всего лишь характерное явление. Не будь тебя, нашелся бы другой, ниша промышленного шпионажа никогда не остается незанятой. Иногда можно и не воровать. Иногда можно просто платить неплохие деньги специалисту, выпускающему, скажем, плохой нейлон. Потому что хороший нейлон не снашивается. И ваши клиенты от этого сердятся. Так что лучше платить ответственному человеку, чем предоставить человечеству отличный неснашивающийся материал. Вообще можно много придумать всяких красивых вещей, чтобы оправдать свои действия, правда, Эл? Например, борьба с монополиями, перераспределение информации…
Я сумрачно кивнул.
– Думай ты глубже, Эл, ты докопался бы до той простой мысли, что историю делают не рабы. Войны и перевороты, как бы историки их ни толковали, ничего не меняют. Мир столько раз оказывался на краю пропасти, что давно пора понять – время войн закончилось, необходимо найти принципиально новый вариант развития. Древний охотник совершал революцию, изобретая дротик или стрелу, но рано или поздно убеждался – одной охотой не проживешь. Древний земледелец совершал очередную революцию, изобретая плуг, но и перед ним через какое-то время вставал вопрос – что дальше? – Киклоп расслабился. Кажется, он впрямь любил говорить. – Мы строим атомные станции и летаем в космос. Но что дальше? Природное равновесие нарушено, ты видел это в Итаке, ресурсы почти исчерпаны – загляни в любой серьезный статистический отчет. Что дальше? – Он отставил пустую чашку и уставился на меня: – Кое-кто надеется на океан. Дескать, океан способен прокормить нас какое-то время. Но мы гадим в него еще больше, чем на сушу, к тому же мы неутомимо плодимся, так что всегда остается этот вопрос – что дальше? Нельзя же все время воровать секреты друг у друга. В конце концов секреты кончатся. Популяция, Эл, достигнув критической массы, всегда начинает пожирать саму себя.
– Разве место над пропастью непривычно для нас? – спросил я. – Кому охота бегать в соседнее племя для того, чтобы поджарить быка? А огонь они не дают, они скрывают, как можно добыть огонь. Почему, собственно, не украсть способ добычи огня у этих жадюг и не поделиться со всеми?
– Опять украсть, – искренне огорчился киклоп. – Будущее на этом нельзя построить.
– Будущего не существует.
Наконец его зацепило.
– То есть как так?
– Будущее – наш вымысел, – засмеялся я. – Голая теория, иллюзия, взращенная нашим жалким воображением. Мы не живем и никогда не будем жить в будущем. Мы живем и всегда будем жить только в настоящем, и всегда нам придется решать сегодняшние проблемы. Украсть можно все, кроме будущего. Это подтверждает мою правоту.
– Разве, дожив до завтра, мы не оказываемся в будущем?
– Конечно нет.
– А что же такое завтра? Где мы оказываемся, достигнув его?
– Как обычно, в дерьме. То есть в очередном сегодня.
– С тобой не скучно. – Юлай покачал головой. – Но это логика папуасов. У папуасов, Эл, нельзя просто так родить и назвать ребенка. Надо обязательно подкараулить соседа, выяснить его имя и убить, только после этого можно наречь указанным именем ребенка и впустить его в мир.
– Психи, – оценил я логику папуасов. – И ты тоже псих, Юлай.
– Возможно. Но я не люблю воров. – Он холодно обозрел меня. – Это из-за таких, как ты, Эл, я вынужден изучать логику папуасов. Ты что-то вроде вируса, Эл. Это только считается, что время лечит все болезни. На самом деле это не так. Шизофрению, например, время не лечит. А воры, они все шизофреники, Эл.
– Слишком много слов, – пробормотал я.
– Ты можешь изложить короче?
– Конечно. Все просто, – пожал я плечами. – Зачем прятаться за красивыми словами, Юлай? Наверное, вы переиграли Консультацию. Наверное, так. Догадываюсь, что мы здорово рассердили вас. Но поскольку я все еще не убит, значит, вы собираетесь меня использовать. Может, обеспечите новым именем, даже внешностью. А что дальше? Заставите меня воровать? Иначе зачем вам я? А ведь это, Юлай, и означает – расписаться в своей беспомощности.
Юлай изумленно моргнул:
– Ты действительно так думаешь?
2
«Господи! Господи! Господи! Господи!»
3
Я провозился с уборкой более трех часов.
Я не торопился, протер все углы комнатки.
Пыльная оказалась работенка, зато теперь я знал каждую вещь, прижившуюся в логове Юлая. Низкий диван (я на нем спал), деревянный стол, обшарпанное кресло, не раз менявшее обивку, шкаф с постельным бельем и верхней одеждой, наконец, нечто вроде пузатого старомодного комода с выдвижными ящиками, набитыми всяким радиомусором. Радиодетали валялись и на полу, на подоконниках. Я собрал их и побросал в ящики комода. «Представляю, что творится в бункере связи», – хмыкнул я заявившемуся Юлаю. Киклоп хохотнул, как запаздывающий гром: «Это трудно представить».
Но мебель была только внешним кругом. Гораздо больше меня интересовал круг внутренний. Я, например, тщательно изучил постельное белье и одежду – никаких меток; перерыл комод, пошарил под диваном и под столом; удивительное дело – Юлай не хранил в домике ничего лишнего.
Несколько технических словарей, старые тапочки.
Вряд ли тут бывали когда-то гости, я не обнаружил никаких следов.
4
Но самым тяжелым оставались сны.
Я спал в душной крошечной комнатенке, похожей на кубрик.
Храп Юлая, доносившийся из соседней комнаты, мне не мешал, как не мешали перемигивающиеся цветные лампочки постоянно включенной аппаратуры. Плевать, чем занимается Юлай, что он записывает, – я хотел выспаться на всю дальнейшую жизнь.
Вот только сны…
В долгих снах я видел мертвые берега Итаки…
А может, пустые берега острова Лэн… Не знаю…
Странная музыка… Я просыпался в слезах…
Но чаще всего я видел себя бегущим вверх по холму.
Задыхаясь, я бежал к вершине холма – коснуться рукой небесной синевы, нависавшей так низко. Она должна быть плотной, считал я, как облака, когда на них смотришь из самолета. Я ничего так не хотел, только взбежать на холм и коснуться рукой небесной синевы.