Страница 57 из 84
«Герхильд, – писал Риттер жене. – Север мне по душе. Это мой край. А мои друзья – бывалые люди. Некоторые из них тренировались на скалах и льдах Шпицбергена еще до войны. Так что, когда ты получишь письмо, знай: я не один в этом суровом краю, меня окружают крепкие верные люди. Мы питаемся кашей и бобами, черным хлебом и пеммиканом – у нас достаточно сил. Ты знаешь, я всегда хотел быть сильным, прямым, и чтобы кулаки у меня были тяжелые, и чтобы я мог объясняться на двух-трех языках. Так вот, Герхильд, я теперь силен и прям, и кулаки у меня тяжелые, и я свободно изъясняюсь с любой миссис Хансен. Почему-то в Дании, – писал лейтенант, – большинство миссис – Хансен. И все они любят свечи, здесь много свечей. Есть круглые, есть витые, есть плоские, как блюдца, есть здоровенные, как поленья, – какие угодно, Герхильд! Как только закончится война…»
Лейтенант Риттер не знал, что для него война уже закончилась.
Этого, правда, не знал и Мат Шерфиг, прислушивающийся к немцу, который стонал от мучающего его жара. От него несло потом и слабостью. Надо было застрелить его, думал Мат Шерфиг. Яркая звезда – Тиги-су, Большой Гвоздь, Полярная, пылала над ледником. Мат Шерфиг понимал условность сравнений, но звезда Тиги-су действительно, как гвоздь, намертво пришпилила к белому леднику и собак, и лейтенанта Риттера, и его самого.
15
Я насторожился.
Легкий шорох и скрип… Так скользит подошва по бетону…
Тяжелая папка аккуратно легла в сейф на положенное ей место, массивная дверца бесшумно захлопнулась. Выключив потайной фонарь, я осторожно глянул в окно.
Смутная тьма дубов… И снова подозрительный шорох…
Скользнув в открытое окно, я мягко приземлился в цветочной клумбе и нырнул в тень дубов. «Магнум», как всегда, находился под мышкой. Подозрительные шорохи то усиливались, то гасли. Удобная ночь для любой противозаконной акции.
Я усмехнулся: и для законной.
Час, может, полтора я исследовал сад.
Ни души. Металлическая лесенка Бауэра лежала там, где я оставил ее. Душно несло запахом роз. Как это ни странно, даже исследуя сад, я думал о рукописи. Перед тем как сунуть ее в сейф, я глянул на последние страницы. Несомненно, Беллингер был мастером сюжета. Лейтенант Риттер не отобрал автомат у Шерфига, но почему-то они изменили курс и двигались теперь к острову Сабин. Неужели датчанин пошел с немцем добровольно? Что случилось на полдороге к Ангмагсалику? Ледяная тоска гренландских пространств покалывала мне нервы. Слишком большой заряд злобы и ненависти был впрессован в рукопись, чтобы сразу отойти от нее.
Снова шорох. Удаляющийся, невнятный.
Просидев в траве полчаса, я поднялся наверх. Следовало часок поспать, силы могли мне понадобиться. Следы, если они есть, я отыщу утром, а рукопись…
Ну, рукопись никуда не денется. В этом я был убежден.
16
Я проспал не более часа, но полностью восстановил силы.
Зато Беллингер и не думал подниматься. Так и не дождавшись его, я отправился в обход стены. Розовые утренние облака высокими башнями стояли в небе, тянул легкий ветерок – природа тонула в умиротворенности. Я внимательно присматривался к каждому кусту, исследовал все подозрительные участки, но никаких следов не нашел. Зато, обескураженный, услышал знакомый свист. Поднявшись по лесенке, я недовольно глянул на дорогу.
– Сколько бутылок побили, – укорил меня Иктос. Наверное, он имел в виду стеклянные осколки, вмороженные в бетон. Хитрые глаза его бегали. – Твой хозяин не дурак выпить, да?
– Он к выпивке не притрагивается.
– А откуда столько бутылок? – резонно возразил бывший грек. – Никогда не встречал людей, не притрагивающихся к выпивке.
– Тебе не везло.
– Не злись. – Иктос похлопал по оттопыренному карману. – Спускайся на травку. – Он явно помнил мою угрозу. – Утро только-только началось, а ты злишься. Плохой у тебя характер.
Наверное, он мог говорить долго, но его прервали.
Из-за поворота, мягко урча, выкатился открытый «форд».
За рулем сидел удивительный человек: белый костюм, белые перчатки, белая шляпа, такое же белое, да нет, конечно, просто бледное лицо – это в самый-то разгар лета! Зато узенькие его усики казались черными до неприличия.
– Кажется, я заблудился. – Человек в белом с любопытством взглянул на Иктоса, потом на меня. – Там дальше есть дорога?
– Только для вездехода.
У Иктоса от удивления отвалилась челюсть.
Этим он сразу снял мои сомнения. А человек в белом сунул руку в перчатке под приборный щиток и извлек на свет божий дорожную карту, отпечатанную на пластике.
– Вилла «Куб». Вы знаете, где это?
Я недовольно кивнул в сторону пораженного Иктоса:
– Спросите у него.
Теперь я видел, что они точно не знают друг друга.
– Вилла «Куб»? – Бывший грек наконец совладал с собой. – Это рядом. Вы проскочили мимо.
– Похоже, места тут не густо заселены.
– Да уж…
– А дальше? Совсем, наверное, пустоши?
– Там лес. И болота. – Иктос теперь сгорал от любопытства. – Там дальше даже вездеход не везде пройдет.
Человек в белом ухмыльнулся:
– Хочешь заработать бумажку?
Он смотрел на меня, и я хмуро откликнулся:
– Смотря какую…
– Разумеется, не самую мелкую.
Иктос завистливо кашлянул, показывая, что он тоже не прочь заработать не самую мелкую бумажку, но человек в белом и бровью не повел:
– По запаху слышно, что у тебя неплохой цветник. Розы?
Он внимательно смотрел на меня. Он был такой чистенький, такой беленький, что лучше бы ему не закатывать глаза – вылитый покойник.
– Что есть, то есть, – проворчал я.
– Нарежешь бутонов? Хочу удивить Раннера.
– Разве он приехал? – спросил я.
– Разве он уезжал? – удивился человек в белом.
– Разве он собирался приехать? – подвел итог Иктос. Ему явно не хотелось, чтобы на неожиданном госте заработал только я. – Мистер Раннер всегда сообщает о приезде заранее. И о гостях… – Он подозрительно почесал голову. – О гостях я ничего не слышал…
– Ты с виллы «Куб»? – Человек в белом цепко осмотрел Иктоса. – Судьба справедлива.
– Почему это?
– Ты же говоришь, что хозяина нет. Значит, розы мне не нужны. Могу сэкономить на бумажке.
– А чего экономить? – возразил грек, победоносно поглядывая на меня. – Едем в «Куб». Я нарежу бутонов за полцены. Вы же к мистеру Раннеру ехали.
– Тогда прыгай в машину, – приказал человек в белом. И добавил, подмигнув: – Сосед у тебя какой-то необщительный.
Не знаю, что ответил Иктос. С веранды донесся голос Беллингера:
– Айрон!
– Иду, – откликнулся я.
Появление человека в белом мне не понравилось.
– Айрон!
Я уложил лесенку под стеной и не торопясь поднялся на веранду.
– Не больно ты тороплив. – Старик сердился. – И что это за имя такое – Айрон? Где такое нашли? – Он не удержался и процитировал: – «Зовите меня Израил». Кто тебя окрестил Айроном?
– Родители.
Старик удрученно уставился в кофейную чашку.
Что он видел на ее дне, в мутных, расплывшихся разводах? Тень незнакомого мне человека? Или очертания неизвестных домов?
Не знаю.
Я не мог выбросить из головы рукопись.
Что заставило промышленника Мата Шерфига изменить путь? Ведь немец убил его эскимосов и гордость Дании, поэта Рика Финна. Что ожидало промышленника на тайной метеостанции? Я даже покачал головой, и старик заметил это.
– Айрон, – сказал он, – сегодня нам понадобится обед. Не надо никаких ухищрений. Что-нибудь такое, ну, не совсем примитивное. Ты ведь справишься?
Я кивнул:
– Во сколько мы ждем мистера Ламби?
Беллингер насторожился:
– Зачем тебе это знать?
– Чтобы все приготовить вовремя.
– Займись обедом прямо сейчас, и ты успеешь.
– Но мистеру Ламби надо будет открыть ворота.
– Он просигналит, и ты услышишь. – Старик темнил, и я не мог понять почему. – Запомни, – заметил он не без торжественности. – Я не люблю, когда нарушают гармонию.