Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 84

Под водой царили сумерки.

Какая-то тварь выглянула из донной расщелины – круглые глаза блеснули, как серебряные монеты. Глоубстер, нервно подумал я. В конце концов, странная тварь обитала где-то в этих местах, у нее могли быть детеныши. Кто-то же выгоняет время от времени косяки глупых рыб на фильтры насосных станций. А сотрудники лаборатории Гарднера не раз жаловались на плохую работу выставляемых ими на дне пролива приборов…

2

Дно исчезло, но вода оставалась прозрачной.

Вода тревожно мерцала, когда по ее поверхности пробегал луч прожектора. Теперь наверху этих прожекторов было так много, что я невольно вспомнил о тральщиках, совсем недавно работавших в северной части пролива. Не знаю, что они там искали, но у военных моряков всегда есть дело.

Взяв чуть восточнее, я пошел на погружение.

Бурые камни, морские звезды… Бурый ил, дымящийся при прикосновении…

Все на дне оказалось бурым, колеблющимся, неопределенным, только усыпавшие грунт водоросли отдавали чернью. По иным будто огонь прошел.

В темной расщелине под собой я вдруг увидел светлый пластиковый шар, качнувшийся от давления воды. Груз на тонком тросике уравновешивал силы отталкивания, но именно тросик застрял между камнями, превратив неведомый мне прибор в пленника глубин. Возможно, прибор потеряла лаборатория Гарднера, меня он нисколько не заинтересовал. Взглянув на компас, я взял восточнее. Мне хотелось как можно точнее выйти к скалистому мысу, отделяющему лабораторию Гарднера от городка Лэн.

Заложило уши.

Метров двадцать, не меньше.

Но эта глубина не была предельной.

Я смутно различил гигантский каменный козырек, нависший над уже настоящей глубоководной бездной. Луч фонаря не встречал никаких препятствий, в нем играла медлительная светлая муть. Неэкономично работать на такой глубине, слишком быстро расходуется воздух. Я совсем было собрался всплыть, когда рядом обозначился серый наклонный силуэт. Металлическая, обросшая ракушками мачта, казалось, росла прямо из мглы, печальная – как все, что отнято морем у человека. Само судно, переломленное по центру, тяжело заполняло козырек – ржавая посудина, растасканная штормами и течениями. Еще один шторм, подумал я, и старое корыто рухнет в бездну, к ужасу донных обитателей. И туда же смоет черную лужу, подтопившую ржавые развалины.

Мазут? Не похоже.

Сырая нефть? Она бы всплыла.

На том же каменном козырьке, метрах в пятнадцати от ржавого остова, тяжело лежал, погрузившись в бурый ил, широкий бронетанкер, один из тех, что используются при специальных перевозках. Выглядел он как новенький – никаких пробоин, никаких вмятин, царапин, даже стекла высокой рубки уцелели. А на борту красовался номер – V-30. Ну да, серия «Волонтер».

Толчок…

Еще толчок…

Я медленно приближался к острову…

3

С высокого мыса падал на воду луч прожектора, раскаленный добела, но пляж терялся в черной смуте. Спрятав акваланг в полузатопленной приливом пещере, я натянул сухие майку и шорты. Потом, держась в тени, выбрался на ночную набережную.

Сразу за ней начинался парк.

Нырнув в кусты, я бесшумно зарылся во влажную листву.

Орали сумасшедшие цикады. Майка мгновенно промокла от пота. Я знал, что пансионат «Дейнти» рядом, но ничего не видел – на острове экономили электроэнергию. Хороший, надежный пансионат – это я тоже знал; мне хотелось поскорее оказаться в его стенах. У мадам Дегри выжили только два гостя – Джек Паннер (Джек Берримен) и Эл Хуттон (я). Хуттон был болтлив, он со многими познакомился в городе – благодаря телефону. С некоторыми даже перешел на «ты». Условности зыбки. Если жизнь поставлена с ног на голову, если ты заперт в крошечном городке, где любая встреча попросту опасна, условности быстро теряют силу. Встречаться страшно, но можно набрать любой номер, на тебя не обидятся, с тобой поговорят. Ведь ты не дышишь на собеседника, ты не притрагиваешься к нему. А встречался Хуттон только с Джеком и с его помощником Кирком Отисом. Наверное, это было неинтересно. По отчетам Джека я знал, что Отис спивается.

Я лежал на теплой влажной листве, дивясь, как ее много, и внимательно прислушивался (поскольку ничего не видел) к темной узкой улочке, которую мне предстояло пересечь.

Цикады.

Душная мгла.

Когда-то остров Лэн сиял морем рекламных огней, но сейчас тьму взрывали лишь береговые прожекторы. Мне предстояло всего лишь перебежать улицу, но я никак не мог на это решиться. Не мог, и все. Что-то меня останавливало.





Влажная листва.

Откуда ее столько?

Она лежала буквально пластами.

Ни шагов, ни дальнего голоса, ни проблеска света. Я смутно видел каменную стену, углом выходящую из-за темных пальм. Каких-то десять шагов, но я не решался их сделать.

Пора, сказал я себе. Но опять не встал.

Лежал, зарывшись в теплую сырую листву.

Хотелось курить. Хотелось есть. Хотелось принять душ. Берримен был совсем рядом. Он мог накормить и угостить сигаретой. Он мог вернуться на материк, а мог поджечь город. Но я не перебежал бы улицу даже по его приказу.

Интуиция меня не обманула. Метрах в пятнадцати, под чугунной решеткой парка, щелкнула зажигалка. Потянуло сладковатым сигаретным дымком. Я услышал шепот: «Ну? Что дальше?» Шепот звучал хрипло, раздраженно: «С меня хватит. Мы уже неделю следим за этим пансионатом. Там остались только эти придурки». – «А Отис?» – «Он алкаш. Его можно встретить где угодно». – «Может, ты и прав. Хуттон только-только начал вставать с постели. Он распух, наверное, как животное. Два месяца отлежать в постели! Уверен, не пневмония у него, а разгулявшаяся трусость».

Я замер. Неизвестные, несомненно, говорили обо мне и о Джеке. А еще они помянули Отиса, который (я это знал) часто приходил к Джеку. «Все? – сказал хриплый. – Мы торчим здесь десятые сути. Снимаемся. Лишних тут в принципе не может быть. Теперь мы это знаем точно».

Я услышал осторожные шаги.

Два смутных силуэта пропали на невидимой набережной.

Калитка.

Я толкнул ее.

Глухо. Цикады. Тьма предрассветная.

Я разыскал черный ход. Как было обещано, дверь там была незаперта.

Осторожно, на ощупь, я начал подниматься по лестнице. Шестнадцать ступенек, это я хорошо помнил. Дальше длинный коридор и третья дверь направо – комната Джека. Следующая – моя. На седьмой ступеньке я наступил на что-то мягкое, перегородившее мне дорогу.

Чтобы понять, что перед тобой труп, света не надо.

Наклонившись, я нащупал холодную руку, распущенные длинные волосы, сбившийся шелковый халат. Я ни на секунду не усомнился в том, что на лестнице лежит мадам Дегри, и меня обожгло мерзким холодком. Я коснулся ее руки, ее волос, ее халата! Я даже попятился, но пересилил себя. Переступил через труп, поднялся в коридор, нашел третью дверь и толкнул ее.

В комнате горел ночник.

Одну стену наполовину закрывал шкаф. Два высоких окна затянуты шторами, несмотря на духоту. Глубокие кресла, столик с неубранными бутылками. А в глубине комнаты что-то вроде алькова.

– Джек.

Никто не откликнулся.

– Джек!

Молчание.

Я медленно подошел к алькову, намотал на кулак тонкую ткань и резко рванул вниз.

Джек Берримен лежал ничком. Рубашку он сумел снять, но на брюки сил не хватило. Было видно, что упал он внезапно, рука подвернута под бок, мощные мышцы расслаблены. Я даже пульс не стал искать. Достаточно того, что я уже прикасался к старухе. Черт побери, не прошло и пяти минут, а я уже видел двух человек, скошенных адентитом. Миссия на глазах теряла смысл. Я прибыл на остров помочь Джеку Берримену, а помогать было некому.

Минуты две я тупо смотрел на картину, которая украшала комнату Джека. Чудовищный смерч расшвырял по бушующему морю крошечные кораблики. Непонятно, куда они шли таким большим караваном? Перевозили золото инков? Не отрывая глаз от дурацкой картины, я хлебнул из ближайшей бутылки, потом плеснул виски в ладонь и растер лицо. Глупо так умирать. Я произнес вслух смиренно: