Страница 20 из 26
Оно вошло на несколько сантиметров в древесину и торчало, подрагивая и пылая. Казалось, оно сделано из какой‑то кости, такой же крепкой, как металл, но трудно было определить наверняка, потому что пламя мерцало вдоль всей его длины. Как только просочился яд с кончика жала, большое ало‑чёрное пятно стало расползаться по мачте, и Иккинг, скинув куртку, принялся сбивать пламя, чтобы огонь не охватил всю мачту, и тут Левиаторган вошёл в воду с другого борта корабля.
На этот раз он намеренно ударил хвостом с такой силой, что волна наклонила корабль так сильно влево, что верхушка мачты почти коснулась воды.
Бочки, Палатка Камбуза, котлы, щётки, драгоценный стол‑карта Норберта, его стол и стулья, ковры и птичьи клетки, Истерики, вилки, вёдра и овощи, – всё было смыто потоком воды по пояс, когда корабль так жутко накренился, что, казалось, ещё чуть‑чуть и он совсем опрокинется.
И Рыбьенга, и Камикадзу мощная волна оторвала от того, за что они крепко держались, и смыла с корабля. Но тикалка обмоталась вокруг мачты, и Иккинг остался на корабле.
На секунду показалось, что корабль полностью перевернётся… но затем он снова выпрямился и качнулся, также сильно, в другую сторону, швырнув Норберта обратно через борт и закружив его волчком к центру палубы.
Опять же, казалось сомнительным, что корабль найдёт свой центр баланса, но он в конце концов качнулся назад и двинулся вперёд, виляя из стороны в сторону, так как за штурвалом уже никого не было.
Большая часть команды была смыта в бурное море.
Палуба была по щиколотку в воде, окрашенной кроваво‑красным цветом (Мне ЖАЛЬ тех из вас, кто почувствовал тошноту, но всё было именно так).
Те члены команды, кто остался, сосредоточились либо на тушении огня на одном из парусов, пока он не распространился (Левиаторган выстрелил ещё одно огненное жало перед тем, как нырнул в море, и жало прошло прямо сквозь последний парус и подожгло его), либо они стояли на коленях, молясь Великому Богу Тору.
Некоторые, впрочем, считали, что Левиаторган был воплощением самого Тора, явившегося наказать их за безрассудную дерзость пересечь Непересекаемые Воды, и что его жала, сыпавшиеся на них, были молниями Тора.
Многие теперь уже покинули «Американскую Мечту 2», считая его бесполезным, потерянным кораблём, и направлялись к земле, их единственной надежде на спасение.
Камикадза и Рыбьеног были в воде.
Рыбьеног уцепился за одну ножку стола‑карты Норберта, который плавал в воде вверх тормашками, он глянул вниз и обнаружил, что смотрит на огромный чёрный силуэт гигантского Левиаторгана, проплывающего всего в десяти метрах под ним.
– Всё в порядке! – прокричала ему Камикадза. – Он нацеливается на корабль!
И тут оба они побледнели.
Иккинг всё ещё на корабле.
Иккинг, к сожалению, привязал тикалку к своему запястью чересчур надёжно, одним из ДуракоУстойчивых, Никогда‑Не‑Подводящих Скользящих Узлов Стоика, и теперь никак не мог отвязать её.
– Давай… давай… давай… – бормотал он, отчаянно пытаясь распутать узелок.
– Помоги мне, Беззубик, перекуси верёвку, – сказал он, и дракончик принялся грызть верёвку своими острыми дёснами, но безрезультатно.
– Скорее, поспеши! – закричал Иккинг.
– Ага, значит так, – заявил Беззубик, сложив крылья и прекратив перегрызать верёвку, – Беззубик не будет помогать большому жадному Хозяину, если он будет сердиться на б‑б‑бедного Беззубика.
Снизу раздался оглушительный треск раскалывающейся древесины, и корабль сильно качнулся, затем ещё один треск, и корабль накренился влево и погрузился на пару футов в воду.
– Aaaaаааа!!!! Он продырявил корабль, он продырявил корабль! ПОКИНУТЬ КОРАБЛЬ! – заорал кто‑то из команды, плюхаясь животом за борт.
– Беззубик! Помоги мне! – завопил Иккинг, отчаянно терзая верёвку, пытаясь её развязать, но в результате только ещё больше её запутывая. – Я вовсе не был сердит! Мне просто было страшно!
– Это не п‑п‑причина ГРУБИТЬ, – проворчал Беззубик, недовольно пыхтя. – К тому же жадный Хозяин всё ещё сердится.
– Я не сержусь! – взвизгнул Иккинг. – Перекусывай! Перекусывай!
Беззубик погрозил крылом Иккингу:
– Сначала жадный Хозяин скажет, что он оч‑ч‑ч‑ень виноват…
– Я очень виноват! – закричал Иккинг. – Очень, очень, очень виноват! Виноватее уже некуда!
– Скажет, я большой, бескрылый идиот, а Б‑Б‑Беззубик самый красивый, самый умный, самый д‑д‑добрый дракон во ВСЁМ МИРЕ… – продолжал Беззубик, шаловливо хихикая.
– Я‑большой‑бескрылый‑идиот‑а‑Беззубик‑самый‑красивый‑самый‑умный‑самый‑добрый‑дракон‑во‑всём‑мире! – скороговоркой выпалил Иккинг.
Норберт лежал в центре палубы в неестественной позе, и на мгновение у Иккинга вспыхнула надежда, пока он отчаянно развязывал узел, что он, как ни странно, в конце концов, совершенно мёртв.
Но Норберт, похоже, был неуничтожаемым. Он вздрогнул и встал с палубы, как это делал много раз в кошмарных снах Иккинга, хромающий мешок костей и мышц с жаждой убийства в глазах.
Его одежда превратилась в мокрые лохмотьях, а его лицо было искажено яростью.
По ненормальному блеску в глазу Норберта Иккинг понял, что Норберт сошёл с ума. Он уже не думал о том, чтобы сбежать от страшно опасного Существа, вознамерившегося уничтожить корабль, или о том, чтобы добраться до американского берега, такого соблазнительно близкого и всё же ещё такого далёкого.
Единственное, чего он сейчас жаждал, была голова Иккинга.
– ТЫ… – сплюнул Норберт и двинулся вперёд, тяжело дыша и пошатываясь. – Ты, Иккинг Кровожадный Карасик Третий, мой заклятый враг… моё Проклятье… Если бы ТЕБЯ не было в этом мире, я был бы БОГАТЫМ человеком, считая моё американское золото… Императором, возможно, Нового Света… но ты и твой мерзкий летучий дракончик снова разрушили мои мечты. Ну, разве человек не может МЕЧТАТЬ, ради Тора? Все мои мечты ТЫ превращаешь в пепел, раз за разом. – Норберт с трудом пробирался по колено в воде, а слёзы жалости к себе катились по его разъярённому лицу.
Он поднял меч над головой.
– …А когда мы вернёмся домой, я разрешу Беззубику завести собственную з‑з‑зверюшку, милую маленькую крысу… – закончил Беззубик.
– А‑а‑а‑а! – пронзительно завопил Иккинг.
В самую последнюю минуту, Беззубик, наконец, распутал верёвку и отсоединил тикалку от мачты. Иккинг в отчаянии озирался, молния осветила небо… теперь уже спасения не было, бежать некуда, только… ВВЕРХ.
Вмиг в голове Иккинга возник план. Архипелаг был опасным местом для жизни, и Иккинг провёл много лет, придумывая один отчаянный план за другим, но этот план был слишком безумным, даже для того, чтобы ему было присвоено имя «отчаянный», поэтому назовём его Самоубийственным Планом.
Вложив в ножны свой меч, Дерзновенный, Иккинг начал подниматься по мачте «Американской Мечты 2».
18. НАВЕРХУ МАЧТЫ «АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТЫ 2»
Он лез на мачту, словно маленькая обезьянка, при этом мачта опускалась и поднималась, как огромное дерево на гребне волн. Пронизывающий, порывистый ветер норовил сдуть Иккинга, трепал его одежду и морозил пальцы, Иккинг с трудом цеплялся, но упорно продолжал подниматься вверх.
Норберт на секунду остановился у основания мачты, задрал голову и, хохоча, прокричал:
– Куда ты собрался, малыш? Ты что не понимаешь, что мачта закончится, а я в конце концов до тебя доберусь?
И он начал подниматься за Иккингом.
Норберт целеустремлённо лез выше и выше. Он оказался на удивление быстрым, потому что у него был интересный метод. Каждые пару метров он с натужным воплем вонзал топор глубоко в мачту над собой. Затем он подтягивался, практически полностью на руках, болтая ногами, вытаскивал топор и вновь вонзал его несколькими ярдами выше.
Иккинг достиг верхушки мачты.
Он обмотал верёвку снастей вокруг руки (на этот раз он предусмотрительно не стал её привязывать), обнажил меч и стал ждать Норберта.