Страница 3 из 13
— Немало? А именно?
— Сто крон задатка, — произнёс он. — А если вытащите моего сына из тюрьмы, добавлю тысячу. Ну, пусть будет — полторы тысячи.
Это было поистине королевским вознаграждением. За полторы тысячи крон большинство граждан нашей прекрасной Империи зарезало бы собственную мать, а в качестве бесплатного приложения добавило бы нашинкованного отца вместе с братьями и сестрами. Но величина суммы свидетельствовала также о том, что Клингбайл считал задачу чрезвычайно сложной, и кто знает, может даже опасной.
— Дайте мне время до утра, — сказал я. — Подумаю над вашим щедрым предложением.
— До завтрашнего утра? — Он пожал плечами. — Завтра утром я пойду с этим к вашему другу. — Он указал головой на вход в зал, в котором Вагнер как раз выбивал ритм постолешнице большой, наполовину обглоданной костью.
— Дадите двести задатка, когда появлюсь в Регенвальде, — я принял решение, ибо, во-первых, кроны не росли на деревьях, а, во-вторых, мне нравились сложные вызовы. — А если нет, то вольному воля. — Я посмотрел на Вагнера, который как раз в этот момент упал лицом в миску, полную похлёбки.
— По рукам, магистр Маддердин, — он протянул руку, а я её пожал.
— Да, как зовут этого вашего врага?
— Гриффо Фрагенштайн[19].
— А сына?
— Захарий.
— Хорошо. Сейчас договоримся об одном, — произнёс я. — Не знаю вас и мы никогда не разговаривали друг с другом. Постараюсь приехать к Регенвальд с официальной миссией, если только получу разрешение Инквизиции. Тогда выплатите мне задаток. Если я не появлюсь в течение недели, ищите кого-нибудь другого.
— Да будет так, — согласился он, после чего уже без прощальных слов кивнул мне головой.
*
Он не вернулся в пиршественный зал, а пошёл в сторону входной двери. Это была достойная похвалы предосторожность, поскольку, чем меньше людей увидят нас вместе, темлучше.
Пир длился почти до рассвета. Когда мы возвращались в своё жилище, розово-серый блеск раннего утра уже пробивался через ставни. Я попрощался с Вагнером улыбкой и, обнимая двух девок, скрылся за дверью комнаты. Однако мне не дано было провести время спокойно. Обе девушки как раз прелестно развлекались (в процессе этого развлечения щекотали мои бедра и низ живота волосами, но я как-то обращал внимание на нечто иное, а не на щекотку), когда я услышал крики, доносившиеся из коридора.
— Ты, проклятая шлюха! Убью тебя! — кричал кто-то, и я отчётливо распознал искажённый злобой и хмелем голос Вагнера.
— Барышни, перерыв, — приказал я. Выскочив из кровати и набросив мантию на голое тело, я открыл дверь и вышел в коридор. Я увидел Тадеуша, который склонился над одной из своих девок (лежала, сжавшись у стены) и лупил её кулаками.
— Будешь меня обкрадывать, шлюха? — орал он. — Мало тебе заплатили?
Нагая девушка отчаянно стонала и заслоняла лицо руками. Надо признать, она была стройненькой, а её груди были, несомненно, больше моей головы. Что ж, любезные мои, Тадеуш выбирал девок первым, а бедный Мордимер довольствовался лишь тем, что ему осталось. Впрочем, как видно, может первый выбор был совсем не таким разумным?
Я подошёл к ним, желая успокоить Вагнера милым словом (поскольку Мордимер Маддердин просто-напросто милый человек), но вдруг в руке моего товарища блеснуло лезвие ножа. Я остановил его руку на полпути. Быстрее, чем я успел подумать.
— Вагнер, — сказал я мягким тоном, — это только девка. Ты можешь её избить батогами[20],но зачем сразу убивать?
— Не твое дело! — рявкнул он, и я увидел, что его глаза обезумели от гнева. Меня это разочаровало, так как он, вполне понятно, был совсем пьян, но инквизитор должен управлять эмоциями, также и в состоянии опьянения.
— Дорогой Тадеуш, если убьёшь эту девку, то до конца ночи тебе останется только её подружка. А я ни одну из своих не отдам. Даже не проси…
Он посмотрел на меня, и гнев вдруг погас в его глазах. Загоготал, потом хлопнул меня по плечу.
— Ты прав-в, Мортимер, — вымолвил он, а девка, услышав эти слова, облегчённо зарыдала. Он посмотрел на неё со злобной улыбкой. — Упью её л-лишь утром — добавил, но я видел, что сейчас он уже только шутит.
— Если только..? — подсказал я.
— Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, — закончил Вагнер.
— Ну-да, именно, — произнёс я. — А сейчас позволишь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, прервал в самый неподходящий момент.
Он покивал головой и поднял девку за волосы. Та охнула, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль,лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на секунду ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В АкадемииИнквизиции нас учили читать по движению человеческих губ, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих ценить оказанные им услуги. Даже если речь идёт о таком жалком создании, как местечковая девка.
Поймите меня правильно, любезные мои, Мордимер Маддердин не является, не был и не будет человеком, который расчувствовался бы по поводу смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: «Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала», я, быть может, осудил бы лишь его горячность, но не само решение. Но тогда оказался бы в крайне неловкой ситуации. Не выношу ни бесцельного причинения боли, ни бесцельного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал:«Что вы сделали одному из этих братьев Моих меньших, то вы сделали Мне».Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я решил, что так превозносимым в Кобрице инквизиторам была бы оказана плохая услуга, если бы один из них оставил память по себе в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, любезные мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это — защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.
Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер ввалился в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельных баталий.
— Не украла его, — пробормотал он.
— Что?
— Упал мне под кровать, даже не знаю когда, — сказал он. — Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если б не ты, я бы убил невинную девушку!
— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его угрызениями совести, — я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха потянулась к моим деньгам, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может заботить жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.
— Так думаешь? — он посмотрел на меня.
— Конечно, я так думаю, Тадеуш. Молодой инквизитор должен иметь пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…
На секунду я задумался, а не хватил ли через край. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.
— Льстишь мне, Мордимер, — произнёс он, и на его лице появилась широкая улыбка.
— Я слишком прямодушен, чтобы льстить, — вздохнул я. — Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт:«Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…».
— Гейнц Риттер? — он прервал меня.
— Знаешь его пьесы?
— Конечно, — ответил Вагнер. —«Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками», — продолжил он.
— «На них смотрю, вид сделав, что в крепкой дрёме смежил веки. Так днями дурака валяю», — закончил я.
С минуту я боялся, а не зашёл ли я с иронией слишком далеко. Но нет. Тадеуш Вагнер искренне рассмеялся.