Страница 13 из 13
— Покончи с ней, Мордимер, — сказал он, накрыв мою руку своей.
Она была горячей и липкой. Неудивительно, что Эля не хотела, дабы к ней прикасались такие пальцы. Я тоже не хотел, поэтому убрал руку.
— Я не наёмный убийца, — сказал я, пожимая плечами. — Обратись к кому-нибудь другому.
Я не был ни разозлён, ни обижен. Скорее, разочарован тем, что мастер мясников мог отнестись ко мне, как к лишь бы какому наёмнику, готовому на всё за пару крон. Я встал, но он схватил меня за руку. Я остановился и посмотрел на него. Он нехотя ослабил хватку.
— Покончи с ней официально, — сказал он, делая ударение на последнем слове.
— Я не имею права действовать на этой территории, — возразил я осторожно, удивлённый тем, что он этого не знает. — Моя лицензия не включает Хез-хезрон. Я всего лишь бедный парень из провинции, но если хочешь, могу тебе порекомендовать кого-нибудь из местных. Знаю одного-двух ещё со школы…
— Что нужно, улажу, — буркнул Ракшилель, а я подумал, что его щупальца, похоже, тянутся очень далеко. — Ведь я хочу её не убить, а лишь пригрозить приводом к Судебной Скамье[44].Когда она увидит заплечных дел мастера Северуса и его инструменты, её сердечко сразу смягчится.
Глядя на Ракшилеля, я подумал, что вовсе не был бы столь уверен, кого выберет Эля Карране: его или сеанс у мастера Северуса, который действительно славился набором ввысшей степени уникальных инструментов. Ну, это был уже её выбор. Кроме того, я глубоко сомневался в том, что после привода Эли к Скамье Ракшилелю удастся вытащить любимую обратно. Дела, однажды пущенные в ход, нелегко удаётся остановить. Мясника либо ослепляла любовь, замешанная в крепкой пропорции с ненавистью, либо на самом деле он уже хотел не добиться Эли, а лишь погубить её. Однако меня он обманывал или себя? Но я не собирался ему этого объяснять. Это было исключительно его делом. Впрочем, возможно Эля смягчится, когда увидит, что Ракшилель настолько отчаялся, что послал за ней гончего пёсика в образе вашего покорного слуги.
— И послушайте меня внимательно, господин Маддердин. У меня есть основания полагать, что Эля не такая богобоязненная и добродетельная барышня, какой хотела бы казаться…
Теперь он меня заинтересовал. Ясное дело, в его словах следовало отделить зёрна от плевел, но, в конце концов, кто может сделать это лучше, чем бедный Мордимер?
— Что имеешь в виду? — спросил я и подумал, а не отведать ли фиников, но Ракшилель так копался рукой в миске, что, должно быть, уже все до единого залапал.
— Каждую субботу, вечером, она тайком выходит из дома и возвращается лишь в воскресенье после полудня.
— У неё хахаль, — рассмеялся я.
— Не перебивай меня, Мордимер, — рявкнул он. — Где у неё хахаль? В подземельях под Саревальдом?
По-видимому, упоминание о хахале раздражило мясницкого мастера. Не скрою, меня это развеселило, но своего веселья я предпочёл не показывать. Не надо мне врагов больше, чем их есть. Не скажу, чтоб я слишком опасался недоброжелательных ко мне людей, но зачем же восстанавливать против себя очередных? Впрочем, смиренный ведь я и кроткого сердца, в точности, как требует Писание.
— А откуда у неё столько денег на новый выезд, новые платья, стадо слуг, бесконечные приёмы? На некоторые приглашает сто или двести гостей, — продолжал он. — Не иначе, это происки нечистой силы. — Он размашисто перекрестился.
Побьюсь об заклад, больше всего в перечисленном ему не нравилось то, что его на эти приёмы не приглашали.
— В подземельях под Саревальдом, — повторил я. — Ну-ну, действительно интересно. Но ведь Эля богата.
— Не настолько богата, — сказал Ракшилель. — Я точно проверил, поверь мне.
Да, что касается финансов, трудно было не верить пронырливости Ракшилеля. В конце концов, будь он тупым, не стал бы одним из богатейших купцов в городе и мастером гильдии мясников.
— Ты отправлял кого-нибудь за ней? — спросил я.
— А как же, — ответил он мрачно, — отправлял. Три раза. И мои люди никогда не возвращались. Представляешь себе?
Это было уже и правда любопытным. Вдобавок, то, что дело было опасным, без всякого сомнения повлияет на величину моего гонорара.
— Почему не сделаешь этого официально? Созови скамейщиков и потребуй расследования, или подай формальное заявление в Инквизицию…
— Господин Маддердин, — он жёстко посмотрел на меня, и я видел, что он теряет терпение. — Я не хочу её убивать или сжигать на костре, лишь жениться. А если бы твои собратья узнали о ереси, даже я не спас бы её от пламени! Итак, решай: берёшься за эту работу или нет, Мордимер?
Этот Ракшилель заблудился в трёх соснах. Он что, вообразил, что я смогу закрыть глаза на факт ереси? Мой Ангел-хранитель тогда обеспечил бы мне массу удовольствия, по сравнению с чем, сеанс у мастера Северуса показался бы волнующим свиданием. Разве что, я бы увидел вытекающие из таких действий выгоды, ибо неисповедимы пути, которыми следуют мысли Ангелов!
— За сколько? — спросил я, зная, что будет нелегко выбить хоть что-то из этого скупца.
— Устрою тебе лицензию от епископа на весь округ Хез-хезрона. Этого, пожалуй, даже слишком? — он поднял брови, как бы поражённый моей неблагодарностью.
— Лицензию всегда можно дать, а потом всегда можно отобрать. Всё зависит от настроения епископа, — сказал я, прекрасно зная, что когда Его Преосвященство страдаетот приступов подагры, его поведение бывает непредсказуемым. — Кроме того, ё-моё, у меня будут свои расходы. Или ты думаешь, что Смертух и близнецы пойдут со мной за красивые глаза?
Ракшилель пожевал губами, как бы что-то подсчитывая в уме.
— Двадцать крон, — наконец, произнёс он с усилием.
— Там уже погибли люди, — напомнил я ему. — Триста и ни сентимом меньше.
Мясник покраснел.
— Не хами мне, поп, — сказал он тихо, — иначе смогу и тебе устроить визит к Северусу.
Понятия не имею, почему некоторые люди называли нас, инквизиторов, попами. Мы служили Церкви и изучали теологические науки (настолько, насколько это могло пригодиться в нашей работе), но, меч Господа нашего, мы не были священниками!
Я посмотрел ему прямо в глаза. Когда доходит до расчётов, поверьте мне, я не знаю страха. Дукаты, кроны, талеры, пиастры, сестерции, и даже одна мысль о них, несут в себе магическую силу. Кроме того, угрозы — часть ритуала торга, и я не собирался относиться к ним слишком серьёзно. Хотя, несомненно, надо признать, что Ракшилель не относился к хорошо воспитанным людям. Но вот с сеансом у мастера Северуса он явно переборщил. Где это видано, чтобы официально допрашивали инквизитора? Такие дела решались иначе. И для этого требовался повод посерьёзнее, чем гнев даже самого влиятельного мясника.
— А ты хотел бы как-нибудь повстречаться со Смертухом? — спросил я без улыбки, но и без злости.
— Угрожаешь мне? — Ракшилель поднялся и навис надо мной огромной глыбой сала.
Я внезапно почувствовал безумную ненависть и желание размозжить это огромное лицо, напоминающее груду кровяной запеканки. Но я сдержался. В конце концов, мы заключали сделку и здесь не было места как личным симпатиям, так и личным антипатиям.
— Триста, — повторил я, и он медленно опустился на стул, как будто из него выпустили воздух.
— Двадцать пять, — сказал он, — и это моё последнее слово.
— Ты попал в неудачное время, — рассмеялся я. — Как раз сейчас у меня достаточно много денег, чтобы спокойно дожидаться какого-нибудь действительно прибыльного заказа. Кроме того, подумай: у меня потом на голове будут сидеть её братья.
Я прямо-таки видел, как он хотел сказать: «это твоё дело», но как-то сдержался.
— Пятьдесят, — решился он, а я задумался, сколь долго ещё можно тянуть эту игру.
— Плюс двести, — добавил я и всё-таки потянулся к финику.
— Тридцать сейчас и пятьдесят по завершении.
— Сто сейчас и сто двадцать пять по завершении. И, в случае чего, аванс не возвращаю.
— По пятьдесят, — Ракшилель сжал кулаки.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.