Страница 3 из 11
— Поскольку кислота, содержащаяся в вине, раздражает больной желудок? — подсказал я.
Ну-ну, неплохое предзнаменование. Если Его Преосвященство будет иметь букет болезней, состоящий из подагры, геморроя и язвы, то жизнь его работников станет несказанно плачевной.
— Именно, — огорчился он. — Точно так говорят. Ты разговаривал с ними?
— Нет, Ваше Преосвященство, — возразил я резче, чем хотел. — Анатомия и физиология, а также определённые навыки в лечении несложных недугов были частью моего образования.
— Несложных недугов, говоришь… Ну да, Мордимер, я забыл, какой ты учёный.
Ого, Его Преосвященство становился язвительным. Нехорошо. А я совершил непростительную ошибку, намекая, что язва является всего лишь несложным недугом. Когда уж ты научишься придворной жизни, бедный Мордимер? — спросил я сам себя.
— Велят мне пить такую гадость, — пожаловался епископ, на этот раз достаточно жалобным тоном. — Воняет, будто это блевотина, а на вкус, — он снова махнул рукой, — лучше не говорить.
— Посоветовал бы молоко, Ваше Преосвященство, — сказал я так мягко, как мог. — Как только почувствуете жжение, кубок свежего молока…
— Молока? — он посмотрел на меня с подозрением. — Издеваешься, Мордимер?
— Разве я посмел бы? — я быстро возразил. — Против изжоги, язвы и желудочных расстройств молоко лучше всего. Верьте мне, пожалуйста.
— Может и молоко, — он почесал подбородок. — Предпочитаю молоко, чем эту их отраву. А может… — Что-то опасно блеснуло в его глазах. — Может они хотят отравить своего епископа? Меч Господа, Его Преосвященство, по-видимому, был более пьян, чем я думал! Похоже, опорожнённая наполовину бутылка не была первой, что гостила сегодня на епископском столе.
— Никому нельзя верить Ваше Преосвященство, — сказал я, — кроме праведных мужей, таких как вы. Если Ваше Преосвященство отдаст приказ, велю разузнать о них.
— Э-э, где я потом найду других? — вздохнул он минуту спустя и покрутил головой. — Знаю я твои расспросы, Мордимер. Думаешь, я забыл, как ты провёл допрос кузена графа Верфена?
Я предпочитал молчать, так как дело было давним, и я некогда уже заплатил за него епископской немилостью. Впрочем, кузин графа Верфена умер не по моей вине, потому что я даже не успел его тронуть, а лишь тепло и спокойно объяснил ему принципы работы наших инструментов. А он похлопал ресницами, поперхнулся воздухом, покраснел и отдал Богу душу. Ужасно нежным было наше дворянство, но я предпочитал не углубляться в дискуссию на эту тему, поэтому лишь смиренно склонил голову.
— Вёл, вёл и довёл, — ворчал он недовольно. — А я должен потом объяснять, почему мои инквизиторы убивают дворян. Собственно говоря, почему я тогда не отобрал у тебя лицензию, а, Мордимер? — нахмурился он.
Если хотите спросить, любезные мои, жалел ли ваш покорный слуга, что попросил аудиенции у епископа, то вы заведомо знаете ответ: да, жалел. И с большим желанием оказался бы в своей комнате, так как компания вшей и клопов была много приятнее и — что важно — значительно безопаснее, чем компания Герсарда.
— Ну, хорошо, — он перевёл дух. — Раз уж говоришь молоко, попробуем молоко. Только не просрусь ли я после него? — обеспокоился он. — Но в целом, лучше срачка, чем язва, — добавил он сразу же. — А лекарям велю пить эти их чудодейственные снадобья. Пусть сами увидят, как это приятно. Да, а чего ты собственно хотел от меня, Мордимер?
— Я позволил себе просить аудиенции, дабы доложить Вашему Преосвященству об одной проблеме…
— Проблема, — прервал меня епископ. — Всегда одни проблемы, которые я, — он сильно выделил последнее слово, — должен решать. Ну ладно, — он снова вздохнул. — Говори, раз ты уж здесь.
Коротенько, сжато и как можно быстрее я изложил епископу дело, с которым пришла ко мне Верма Риксдорф. Он покачал головой.
— И что? — спросил он.
— В связи с этим, хотел бы просить официально командировать меня в Гевихт, — сказал я.
— Ты что, головой ударился, Мордимер? — Его Преосвященство не был даже разозлён, а лишь удивлён. — Или ты думаешь, что у меня нет больших проблем, чем стигматы какого-то говнюка? Если б я хотел отправлять на каждое такое дело инквизитора, мне бы понадобилась их целая армия. Я на минутку задумался и увидел, что сама идея ему, похоже, понравилась. Мне как раз нет, поскольку каждая профессия тем ценней, чем она более элитарна. Может мы не были элитой в привычном понимании этого слова, но и стать инквизитором не мог лишь бы кто. Здесь были и свои минусы, поскольку, как гласит Писание, жатвы и правда много, а работников мало.
— Смею лишь напомнить Вашему Преосвященству, что делом занялись инквизиторы из Клоппенбурга. Возможно, поэтому оно не походит на другие.
— Вроде так, — пробурчал он, а потом посмотрел на меня острым взглядом. — Погоди, погоди, Мордимер, а нет ли у вас часом какого-то грёбаного, неписаного кодекса, который велит не совать нос в дела других инквизиторов, если только не получено официального поручения?
Я промолчал, ибо инквизиторский кодекс чести не есть то, о чём хотел бы и мог бы разговаривать с епископом.
— И ты как раз от таком поручении меня просишь, — медленно сказал он. — В чём тут дело, Мордимер? В женщине? Красивая?
— О, нет, — искренне рассмеялся я. — Совсем наоборот.
— Ты знаком с их семьёй?
— Нет, Ваше Преосвященство.
— Тогда почему ты хочешь ехать?
— Стигматы являются необычайно интересным явлением, Ваше Преосвященство. И как бывает с каждым видом чуда, неизвестно, куда им ближе, к святости или чертовщине. Признаю, они интересуют меня равно с теологической, так и физиологической точки зрения. Ибо о чём же свидетельствует пробитие рук и ног нашего Господа? Это грешное напоминание о минутах, когда Иисус быль всего лишь слабым человеком, или же святой символ силы Христа, который ждал до самого конца, пока гонители не узрят Его божественность и не склоняться перед Ним? Который отдал себя на муки, чтобы как можно дольше сохранить недругам шанс понять истину и искупить вину, прежде чем решился в славе своей сойти с Креста и покарал их огнём и мечом… — я прервался, чтобы перевести дух.
— Ты мне тут чепухи не говори, — медленно произнёс епископ. — Сколько людей у нас в Клоппенбурге?
— Если не ошибаюсь, трое, Ваше Преосвященство.
— Кого-то знаешь?
— Знаю, — ответил я осторожно, ибо мы заходили в мутные воды.
— Ага, — произнёс он. — Личные счёты, — добавил, в конце концов. — Мелкие антипатии, скандальчики и отпихивание локтями. Хочешь допечь коллегу, Мордимер, а? Очень некрасиво, — рассмеялся он.
— Всегда с робостью восхищался остротой ума Вашего Преосвященства, — произнёс я, склоняя голову. — Но уверяю, это не единственная и даже не главная причина. Может комплимент не был изысканным, но, несмотря на это, епископ широко улыбнулся.
— Потому что я вас всех знаю, негодяи, — произнёс он добродушно. — Знаю, как свои пять пальцев. Только почему я должен платить за твои развлечения? Просветишь меня, мой дорогой Мордимер, относительно этого?
— Поскольку из Клоппенбурга не доложили о деле, — ответил я. — Я проверил последние рапорты и не нашёл ничего: ни о каком ребёнке, ни о каких стигматах. Однако же женщина утверждает, что Инквизиция занялась проблемой. Тогда почему не соизволили проинформировать об этом Ваше Преосвященство?
— Нехорошо, — сказал он, и его голос мне исключительно не понравился. — Беспорядок царит в Клоппенбурге, а? Так что, загляни к ним, Мордимер.
Он достал из ящика лист бумаги, придвинул к себе чернильницу, перо и что-то нацарапал.
— Явись за удостоверением и деньгами, — произнёс он. — Ты уж знаешь, куда, — он фыркнул отрывистым смешком. — С Богом, Мордимер.
Я встал и низко склонился.
— Нижайше благодарю Ваше Преосвященство, — сказал я. Он только махнул рукой.
— Молись, чтобы молоко мне помогло, — буркнул он и опорожнил бутылку в бокал. — Ну, убирайся, Мордимер, и оставь меня моим болезням.