Унесенные магией

Джунгли давно остались позади. Густая растительность сменилась нагромождением скал всех форм и размеров, а бешеная гамма цветов — одним-единственным серым цветом, правда, разных оттенков. Лишь изредка глаз цепляется за пожухлый пучок травы или искривленный, словно в агонии, колючий куст, неведомо как уцепившийся корнями за голый камень. Вместо множества насекомых из-под ног с сухим стуком разлетаются мелкие камушки. Как только мы вошли в ущелье, идти стало легче и одновременно сложнее. Легче — потому, что теперь не надо бороться с зарослями за каждый шаг, не надо беспрестанно махать мечом, прорубая себе дорогу, не надо внимательно следить, чтобы на голову не свалилась какая-нибудь ядовитая гадость… Но и в ходьбе по мелким камушкам, толстым слоем покрывающим землю, мало удовольствия. Очень легко оступиться, поскользнуться… Всего за полдня двое, неловко ступив, уже подвернули ноги и ковыляют сейчас где-то в хвосте колонны. Да и, если не считать физические неудобства, все равно очень быстро устаешь от однообразно-серого пейзажа.

— Сюда! — Нарив указала на узкий, не шире пяти шагов, проход, ответвляющийся от основного ущелья. Указала и, только сделав шаг, тут же подняла руку. — Стой!

Ее глаза устремлены на небольшой выступ, нависший на высоте двух человеческих ростов над проходом, по которому нам следует идти. Что она там заметила? Обычный выступ, каких много… На краю лежит здоровенный, почти круглый валун… Что-то блеснуло в лучах солнца, еще не успевшего спрятаться за вершину у нас за спиной. Какое-то движение…

— Я — Нарив, жрица Роаса из Красного монастыря, сотник армии его величества Когана! — крикнула женщина. — Выйди и назовись!

Из-за валуна появился человек. Низкорослый, затылком еле доставший бы мне до подбородка, он одет в длинную, доходящую до колен кольчугу тусклого серого, сливающегося с окружающими скалами цвета. На голове человека такой же тускло-серый шлем, похожий больше на ведро, в котором вырезано отверстие для лица. Человек подошел к краю выступа и оперся на странной формы огромный топор, орудовать которым, пожалуй, и двумя руками тяжеловато будет.

— Я — Ямал, десятник армии его величества Дрогана. — Грубый голос отразился от скал гулким эхом и унесся куда-то дальше по ущелью. — Поворачивай прочь, ведьма! Через горы тебе и идущим с тобой прохода нет!

Нарив оцепенела. Лицо ее залила смертельная бледность, рот беззвучно открывается и закрывается…

— Что он сказал? — Молин дернул меня за рукав.

Рядом с ним, выжидающе глядя на меня, стоят Седой и Ламил.

— Сказал, что нас не пропустят, — ответил я. — И назвал Нарив ведьмой.

Седой грязно выругался.

— Если попробуем пройти силой, то все тут и поляжем. — Ламил задумчиво посмотрел на нависающий над дорогой выступ. — Будь там хоть десяток бойцов, идти под этот выступ — все равно что самим в пропасть прыгнуть.

— А то я не знаю, — огрызнулся капитан и повернулся ко мне: — Спроси у него, почему мы не можем пройти и почему он назвал женщину ведьмой.

Но я не успел выполнить приказ — Нарив уже пришла в себя.

— Как смеешь ты называть меня ведьмой?!! — Ее голос зазвенел сталью. — Быстро позови командира, падаль!

— Я и есть командир. — Оскорбление не произвело на Ямала никакого впечатления. — Уходи, если хочешь жить.

Он развернулся к нам спиной, прикрытой большим круглым щитом, и неторопливо снова скрылся за валуном.

— Весело нас здесь принимают… — пробормотал Баин.

Он конечно же не понял ни слова, но достаточно было и того, что я перевел первую часть разговора, если это можно так назвать. Да и поведение стража говорит за себя.

— И что теперь? — спросил Молин.

Я посмотрел на продолжающую стоять столбом Нарив. Бледность на ее лице сменилась густой краской, глаза сверкают так, что я бы предпочел сейчас оказаться где-нибудь подальше, спрятаться за любой подходящий камень и не шевелиться. Она простояла так, неподвижно, словно статуя, мгновения два-три.

— Есть еще один путь. — Нарив резко повернулась ко мне. — Там совсем узкое ущелье и придется перебираться через завалы, но пройти можно.

Я снова перевел ее слова капитану.

— Не нравится мне это… — пробормотал Ламил.

— А мне, раздери тебя эльф через задницу, нравится! — выкрикнул Седой.

Стража, охраняющая ущелье, видимо, решила намекнуть, что задерживаться нам здесь не стоит. Небольшой круглый камень вылетел из-за валуна и упал всего лишь на пару шагов левее Нарив.

— Ты ответишь, Ямал, — прошипела оскорбленная женщина. — Я запомню твое имя, будь ты трижды проклят!

Она зашагала дальше по ущелью — прочь от прохода, где нам дали такой отворот. Нарив даже не оглянулась проверить, следуем ли мы за ней. Не знаю, какие мысли крутятся у нее в голове, но до этого момента она вела себя как весьма высокопоставленная и уважаемая особа. Она была полностью уверена, что здесь ее встретят с радостью. И тут… «Ведьма!», угрозы…

— Что стоите? — прикрикнул капитан, когда Нарив уже почти скрылась из вида. — Живо за женщиной!

Колонна, отвернув от прохода, снова двинулась по ущелью. Наемники недоуменно перешептывались, строя самые дикие версии произошедшего.

— Алин, быстро догони и останови ее! А то потеряем — век плутать здесь будем, — скомандовал капитан и указал на Баина: — А ты беги разыщи Скрота, десятника баронских. Пусть он со своим десятком найдет место поудобнее и приглядит — не идет ли за нами кто. Через два звона пусть нас догоняют — мы их дождемся. Понял?

Я, рискуя переломать ноги, помчался к скале, за которой только что скрылась Нарив. Дарен, я же говорил, что добром все не закончится! Слишком уж легко мы, после тех руин, прошли через джунгли. Слишком уж все было гладко… А когда все идет так гладко, то жди неприятностей!

— Нарив! — Когда я завернул за скалу, то успел заметить, как она поворачивает за какой-то выступ. — Нарив, подожди!

Она не ответила. И, похоже, даже не остановилась. Выругавшись, я поднажал и прямо прыгнул за выступ, где последний раз видел женщину.

— Нарив, стой! — Догнав наконец, я ухватил женщину за плечо. И тут же, сам не понимаю как, оказался на земле с выкрученной рукой. В паре ладоней от моего лица застыл кулак, окутанный красноватым сиянием.

— Нарив! — испуганно прохрипел я, стараясь не шевелиться. — Это я — Алин!

— Чего тебе? — Она отпустила меня и отступила на шаг.

— Куда ты собралась? — спросил я, потирая ноющую руку. — Подожди хоть остальных…

— Извини… — Нарив присела на небольшой валун и, упершись локтями в колени, спрятала лицо в ладонях.

— Что это был за урод? — Я присел рядом с ней. Если бы передо мной была другая женщина, то я бы ее, наверное, обнял за плечи и попытался успокоить. Но боюсь, если я так сделаю, то Нарив просто сломает мне руку. В лучшем случае… — Тот стражник? Чего он тебя так?

— Алин, заткнись, — раздался из-под ладоней глухой голос. — Пожалуйста…

Последнее слово прозвучало как-то жалобно… Такого тона от Нарив я никак не ожидал. Все вопросы разом застряли в горле, желая вырваться наружу, но одновременно будто уткнувшись в какую-то преграду. Я сглотнул и покосился на угол, из-за которого вскоре должны показаться остальные.

— Скоро здесь наши будут, — нерешительно сказал я. — Ты бы… это… Нехорошо, чтоб в таком виде…

— Наш орден был одним из самых уважаемых здесь, — не обращая внимания на мои слова, сказала Нарив. — Все командиры, чином от сотника, были жрецами Роаса. Мы сражались с проклятыми эльфами и защищали королевство. Мы гибли на границе, не допуская ни одну тварь в пределы королевства, и атаковали самих эльфов на их территории…

Затаив дыхание, я слушал Нарив и не узнавал ее голос. В нем нет слез, как можно предположить, но такая печаль звучит, словно Нарив узнала о гибели всего здешнего королевства, каждого мужчины, женщины и ребенка, а не просто ей бросили в лицо оскорбление.

— …Я одной из первых поднялась на стену эльфийской столицы, потеряв при этом половину своей сотни, — продолжала Нарив. — Я первой расчистила путь со стены внутрь города и потеряла оставшуюся половину сотни. Перед тем как меня оглушили, я, оставшись одна, убила по меньшей мере пять эльфов. И теперь какая-то мразь называет меня, жрицу Роаса, ведьмой?!! После того, как я назвала себя!