Страница 23 из 133
Князя Юрия в своем завещании Дмитрий Донской выделил не случайно. Тот в эти годы явно подавал большие надежды на будущее — и образованием (что известно по источникам), и стремлением к воинскому поприщу, и необычным врожденным чувством справедливости, умением еще с детства улаживать отношения в семье. В отличие от старшего Василия, который был наделен чертами слабохарактерного и весьма тщеславного человека. И если другие сыновья получили свою долю: Андрей — Можайск и Бело-озеро, Петр — Дмитров и Углич, Иван — «не от мира сего» — несколько волостей, а народившийся Константин потом от братьев получит в дар Углич, то наследство, причитавшееся Юрию, будет оговорено с отдельными подробностями.
Текст грамоты гласил: «А се даю сыну своему, князю Юрью, Звенигород со всеми волостми, и с тамгою, и с мыты и с бортью, и с селы, и со всеми пошлинами. А волости Звенигородские: Скирменово с Белми, Тростна, Негуча, Сурожык, Замошъская слобода, Юрьева слобода, Руза городок, Ростовци, Кремична, Фоминьское, Угож, Суходол с Ыстею, с Истервою, Вышегород, Плеснь, Дмитриева слободка. А из Московских сел даю сыну своему, князю Юрью: село Михалевское, да Домантовское, да луг Ходыньский. А из Юрьевских сел ему: прикупа моего село Кузмыдемъяньское, да Красного села починок за Везкою придал есм к Кузмыдемъяньскому, да село Богородицьское в Ростове… А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовское».
Под Галичем подразумевался Галич Мерьский, что был неподалеку от Костромы. Эти северо-восточные земли уже давно принадлежали Москве. Они были ценны тем, что здесь добывали соль, которая стоила немалых денег в те времена. Край, где проживал старинный народ «меря», исправно платил дань Руси.
Одним из известных городов той окраины Руси был также сохранивший в названии «соленый корень» град Солигалич. Однако даже в поздние времена часто путали, например, Звенигород Галицкий (имеющий отношение к Галицко-Волынскому княжеству) и уделы Юрия Дмитриевича — Звенигород и Галич, расположенные в Северо-Восточной Руси.
Свою супругу князь Дмитрий в завещании также не обделил. Он отдал Евдокии частично разные владения из наследования каждого из сыновей. Но главное, она оставалась старшей в вопросах разрешения различных внутрисемейных споров.
Это немаловажное заключение-заповедь в духовной грамоте подсказывает, что вопрос о престолонаследии возник как важный уже тогда. А через десяток с небольшим лет он станет камнем преткновения в отношениях между старшими сыновьями Дмитрия.
Например, было отмечено: «А по грехом, которого сына моего Бог отъимет, и княгини моя поделит того уделом сынов моих. Которому что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не вымутся».
Но вот что было самым главным: вопрос о дальнейшей перемене власти. По этому поводу великий князь Дмитрий Иванович Донской написал: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини. А вы, дети мои, слушайте своее матери, что кому даст, то тому и есть».
Два важнейших утверждения, таким образом, находим мы в грамоте. Первое — князь Дмитрий подтверждает престолонаследие (еще со времен Ярослава Мудрого) от старшего брата к следующему по возрасту. Второе — вдова великого князя Евдокия становилась на время судьей в возможных разногласиях и спорах наследников.
Заключительные слова Дмитрия Донского — «А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нем милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий» — по сути являются его предсмертным приговором тому, кто начнет не только менять суть завещания, но и положит основание известной междоусобице и братоубийству. Речь идет о длительной распре между князьями Московского властвующего дома, которая по-настоящему началась через несколько десятилетий после кончины Дмитрия Донского и войдет в историю как период, названный «феодальными войнами» или междоусобицей. А как мы знаем, начал эту распрю именно старший брат Василий, нарушив строки завещания, хотя поздняя история утверждала, будто во всем виноват князь Юрий. Впрочем, о том, как летописи стремились возвысить потомков Василия и его самого, а заодно — умалить и предать забвению дела и помыслы Юрия, мы узнаем позднее.
Не случайно в одной из фраз завещания князя Дмитрия его сын Юрий выделен после Василия как бы отдельно, особо: «А сын мой, князь Василий, держит своего брата, князя Юрья, и свою братью молодшюю в братьстве, без обиды». Умирающий князь будто предчувствовал будущую несправедливость.
Можно предположить, что от более серьезных наследственных указаний по отношению к Юрию князя Дмитрия могла отвратить та самая, уже упомянутая нами странная болезнь, которая чуть не унесла жизнь Юрия в 1388 году. Отец вдруг понял, что и этот сын может неожиданно умереть. И он побоялся недуга юноши. И хотя «Бог милова его», завещание было уже составлено достаточно твердо. Ничего более, кроме особого выделения Юрия (в виде явного наставления-указания именно Василию), как брата, которого нельзя оставлять «в обиде», — в грамоте нет. Кстати, указание это намекает на уже тогда, видимо, непростые отношения между братьями. И, похоже, негатив исходил от старшего, что подтвердит время.
Известно, что в год кончины Дмитрия Донского ни один из его сыновей еще не был женат и не имел потомства. Вот почему было так важно детально расписать в завещании и порядок передачи власти. Многие дети князя умирали в разном возрасте. Кто на самом деле выживет и сможет управлять таким большим и неустойчивым государством, как Московская Русь, — вряд ли кто-нибудь взялся бы тогда прогнозировать.
А теперь вернемся еще раз к самому главному. О том — кому и как завещал князь Дмитрий Донской будущую власть. Для чего я процитирую одно из современных исторических исследований.
«Предусматривая, что Василий может умереть, не оставив наследника, Дмитрий Донской писал: “а по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино сыну моему княж Васильев удел…”. Это распоряжение послужило поводом к длительной усобице между князьями московского дома, начавшейся почти через сорок лет после смерти Донского, и известной под названием Феодальной войны».
В этой цитате мы видим намек на то, что позднее князь Юрий, не получив власть по наследству, не станет уступать Василию и попытается, по праву, вернуть ее себе.
«А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино сыну моему княж Васильев удел»…
Почему данная строка из завещания трактовалась и трактуется заинтересованными лицами именно так, что в ней присутствует двусмысленность? Ответ прост: потому что кому-то надо или хочется трактовать именно так! Веками потомки Василия Дмитриевича делали это. Так почему же, по инерции, с упорством конформистов, не продолжать делать это и сегодня? И некоторые исследователи именно так и поступают.
А ведь написано в завещании, как говорится, «черным по белому»: «хто будет под тем сын мой, ино сыну моему княж Васильев удел». Есть ли еще туг хотя бы намек на то, что надо отдать власть, например, сыну Василия, а не его младшему брату? Есть ли намек на то, чтобы передать власть кому бы то ни было другому (например, внуку или племяннику), а не следующему по старшинству брату?
Ответ однозначен. Нет! Ни намека!
Зачем же трактовать завещание по-другому?! Ясно — зачем. Чтобы доказать правоту появившегося потом нового, неправого по завещанию властвующего великокняжеского семейного дома. Самое интересное заключается в том, что некоторые историки всерьез полагали и полагают, что наследование по принципу от отца к сыну, а не от брата к брату — было для Руси «движением вперед». Это странное и ничем не обоснованное утверждение (кроме эмоций и сравнений с другими странами, мол, раз у некоторых других это было, то почему бы и не на Руси) никак нельзя отождествить ни с укреплением единого государства, ни с изменениями в сфере удельно-вотчинного принципа его устройства. И тот и другой принцип наследования давал возможность государству «двигаться вперед»!