Книга сияния

«Думать? – внутренне возмутился астроном. – Я нанимал тебя не для того, чтобы ты думал».

Браге безумно захотелось вытряхнуть эту идею вместе со всеми остальными из этой узкой черепной коробки, поставить эту самонадеянную куклу на место. Со свойственной ему основательностью Браге дал юнцу настоящую работу, которая могла занять целую жизнь. «Занести на карту орбиту Марса? – тоном деревенского простачка переспросил тогда Кеплер. – Самое большее – семь суток». Семь суток, дьявол! Семь… нет, десять лет, если уж на то пошло. Все время держать его при деле, пусть трудится в поте лица, будь он неладен, – вот где ключ к успеху!

Алхимикам, вконец измученным после долгого путешествия на восток, хотелось побыстрее лечь спать. Он пробирались по усеянным рытвинами ледяным дорогам, ночевали на постоялых дворах среди разномастного сброда, что в изобилии шатается по большим и малым дорогам Европы. Студенты, которые попрошайничают, чтобы оплатить свои уроки, полуразорившиеся купцы, музыканты, жестянщики, игроки, – и всем им хотелось устроиться поближе к камину. Теперь, обосновавшись в просторных комнатах в особняке Розенберга, алхимики подвизались пользовать бургграфа, ибо Розенберг, сменив четырех жен, детей не имел. До сих пор ему прописывали применять бычьи яички, вымоченные в ведрах с сырыми устрицами. Но ни это средство, ни другие пока эффекта не возымели.

– Как я слышал, мы с вами разделяем страсть к механическим игрушкам. У Роджера Бэкона была говорящая голова, которая объявила: «Время есть. Время летит. Времени больше нет» – не так ли? А у кого был железный человек? У Альберта Великого?

Император понемногу подбирался к интересующей его теме. И начинал, как обычно, с легких росчерков лести и обезоруживающей невинности суждений.

– В особенности меня интересуют изобретения, связанные с устранением времени.

– Прелестные часы, – сказал Келли, с любопытством оглядывая императорскую коллекцию. Все часы специально перенесли сюда и расставили на столах по бокам от трона, ибо Рудольф не мог подолгу находиться вдали от того или иного сокровища. В особенности от тех жемчужин, которые в любое время могли осветить целое помещение. Император считал, что такие часы живут своей внутренней жизнью, а их свечение суть дыхание самого Бога.

– Да, я люблю часы, – признался Рудольф. Этот Келли не только его перебил, отметил император, но и опустил вежливое «ваше величество». Похоже, этот томный мерзавец хранит в недрах своего омерзительного существа дух бунтарства, хотя и держит его в кулаке. Широкая физиономия Келли сияла, точно маслом намазанная. Похоже, приписываемые ему спиритические способности не мешали ему в избытке поглощать окаймленное жиром мясо и густое, пенное пиво. «Проклятый алхимик как нить дать вознамерился спереть какие‑нибудь часы из моей коллекции», – решил император.

– Известно, что вы, доктор Ди и мастер Келли, владеете древнеегипетским манускриптом, содержащим в себе тайны вечной жизни.

– Прискорбно ошибочный слух, ваше величество, – отозвался Ди.

– Чепуха! Он точен, как мой пинок, – и император отвесил пинка Йеппу, карлику Браге. Рудольф только что отметил, как Келли бочком пододвигается к хронометру, украшенному фигуркой негра из оникса и черного дерева, чей тюрбан был покрыт тончайшим слоем золота и усеян крошечными жемчужинами.

«О боже, – содрогнулся Браге, – мой мочевой пузырь начинает о себе напоминать. Не надо было пить за завтраком столько светлого пива».

– Это египетский манускрипт с тайнами вечной жизни, который вы нашли, написан на неизвестном языке, – продолжил император, развивая тему. – Я хочу, чтобы вы его перевели и применили описанную в нем формулу.

Кеплер точно знал, что собственная книга Джона Ди была написана на английском, и тем не менее никто не мог ее понять. Про египетскую книгу он вообще никогда не слышал.

– Итак, меня интересует некий вечный двигатель, вечная субстанция, эликсир бессмертия. Времени больше нет, все просто и ясно.

Келли полагал, что их с Ди призвали в Прагу для производства золота из неблагородных металлов и что все остальное время они будут проводить, болтая с придворными о всякой ерунде. Он уже видел, как заглядывает по просьбе Рудольфа в магический кристалл и различает там, понятное дело, любовь, удачу и попутный ветер. В письме императора к Ди говорилось: «Мы почтем за честь, если вы удостоите нас вашим присутствием». Дальше упоминалась умопомрачительная сумма, которой они запросто смогут распоряжаться. И фраза «времени больше нет» Келли определенно не понравилась. Куда меньше, чем тот негр на хронометре. Достаточно одной из вещичек, с такой беспечностью выставленных в этом зале выставленный на всеобщее обозрение, – например, серебряных часов в форме пушки с сапфирами сверху донизу. Или золотых, в форме корабля с маленькими золотыми фигурками команды и капитана. Короля, инкрустированного бриллиантами, кулона в форме креста (несомненно, это рака), бутылочки со слезами Марии, какие‑нибудь Христовы мощи. У католиков существовала богатая традиция торговли и обмена такого рода подделками и безделушками. Впрочем, можно купить даже пропуск в рай. А как славно заплатят вот за тех кружащихся нимфочек! Одна‑единственная вещица обеспечит ему, Келли, достаточную сумму, чтобы прожить если не вечно, то очень долго, да еще и в окружении имбирных пирожных, блинчиков с можжевеловым вареньем и бочонков вина.

Ди тактично откашлялся.

– Ваше величество, прошу меня извинить, но нам с мастером Келли нужно посовещаться.

И оттащил Келли в угол. За окном пошел снег.

– Ушей у тебя уже нет. Теперь хочешь, чтобы тебе еще и руки отрезали? Постарайся ничего здесь не стырить, – прошипел он, сунув нос в рыжие кудри Келли. – Император хочет, чтобы мы сделали ему вечный двигатель.

– На таком скакуне он как пить дать запарится, – шепнул в ответ Келли.

– Нет, Эдвард. Ты будешь меня слушать? Он хочет двигаться в вечности.

– Я уже сказал, что это утомительно.

– Он имеет в виду… – Ди схватил Келли за руку, – что хочет жить вечно.

По сути, из них более сильным магом был именно Келли. Именно он обладал особым зрением и видел духов в выпуклом зеркале, а потому мог вглядываться в затуманенный магический кристалл. Именно его ангел‑хранитель по имени Мадами вел исследования оккультного мира, ангелы Еноха были его ангелами.

У Вацлава адски ныли ноги. Камердинеру хотелось перенестись домой, в постель, и чтобы жена растирала его ноющие икры свиным жиром. Кроме того, ему не нравились все эти разговоры о сверхъестественном. После волков он больше всего ненавидел призраков. Проулки за костелом Девы Марии перед Тыном на Староместской площади были населены духами людей, безжалостно убитых там. Говорят, рабби Ливо мог вызывать библейских пророков. Самым его любимым был пророк Илия. Другие труженики сферы чудесного заставляли клубы дыма возникать прямо у тебя перед глазами, доставали шарфы из рукавов пальто, кроликов из шляп, совали себе в глотки мечи, дышали огнем. Однажды ночью, когда Вацлаву вздумалось пойти погулять, он наткнулся на ярко освещенный дом в Старе Месте. Дверь была открыта. Много народу сидело за длинным столом. К нему подошла женщина в мужской одежде и сказала: «Злата Прага». Может быть, то была ведьма, или сама нечестивая Лилит, первая жена Адама? Может быть, она искушала Вацлава, чтобы заставить расписаться в Книге?

Киракосу нужен был маленький глоток, только и всего, один маленький глоток. У императора хранились чудесные зерна, вполне обычные в турецких землях и кое‑где в Венгрии, которые волшебным образом помогали от головной боли. А голова Киракоса буквально раскалывалась. Он, как императорский лекарь, мог бы попросить главного камергера отпереть хранилище пряностей, велеть кухарке растолочь зерна в порошок и сварить чудесную горячую чашу сказочного напитка. Кофе. Ах, кофе. Эликсир султанов.

Пришел дрессировщик, посадил Петаку на золотую цепочку и повел на утреннюю прогулку вокруг замка. Брюхо зверя было обмотано, чтобы не волочилось по полу.