Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 63



Скользящей походкой лесного разведчика двинулся через дворик, сел на переднее сиденье, мягко щелкнул дверцей:

— Отъедем, многоуважаемый!

Хозяин «Фольксвагена» окинул недоуменным взглядом новый предмет в своем поле зрения, однако обстановку оценил трезво, молча проехал метров сто, свернул за угол.

— Слушаю, дружок, — кинул пренебрежительно, даже не оборачиваясь к собеседнику.

Дружок. Как шавке. Этакий хозяин всея Руси.

Володя не позволил себе злиться. Негромко и до приторности вежливо произнес:

— Юлия Иннокентьевна просила передать, что сегодня она не сможет.

В серых глазах промелькнули стальные сполохи, руки чуть крепче сжали руль.

— И завтра не сможет, я полагаю?

— И завтра. И послезавтра тоже.

Теперь стоп. Не зли вожака. Передай инициативу. Темные, чуть навыкате, глаза властно покосились на него. Второй раз за все время общения.

— А ты, Рембо, каким боком до нее пристроился?

Володя пожал плечами — без комментариев.

— Просто мальчик-передаст?

— Просто передаю…

— А иначе драться со мной будешь? Всю охрану мою повыкосишь? Бомбу в окно бросишь? Наглый ты или сверхнаглый? Чой-то совсем я в этой жизни перестал соображать…

— Я не наглый. Драться не буду. Я вообще-то не дерусь. Пожалуйста, не трогайте больше Юлию Иннокентьевну. И меня.

— Ладно, покинь помещение. Обратно, уж извиняйте, панычу, подбросыть не можу. Трясовица, едрит ее в дышло, заела на старости лет. Завтра на этом же месте поговорим. Не боись, один я буду.

Юлия удивленно вытаращилась на возвращающегося коллегу.

— И все?

— А ты чего ждала? Реслинга на пять персон?

— Да нет… Но как-то… Ну, добре. Пидемо, хлопчик, к мине до хати.

Знакомая, блин, лексика. Да и интонации узнаваемые. Но видно, в этой стае на такой мотив воют. Подпоем, куда деваться.

…Был кофе с коньяком в микроскопических чашечках. Немного классической музыки, немного полумрака. Нежный поцелуй на прощанье — с точно рассчитанным количеством теплоты. Волчица… Голову метелило и кружило.

На следующий день у ворот школы после первой смены замаячил темный «Сааб». Владимир сторожко скользнул к машине, перетек на сиденье, прислушался к себе. Вроде все чисто. Подстав он не учуял.

Автомобиль, тихо шурша, заехал в ближайший дворик, встал между двух замусоленных пятиэтажек. Серебристый мужик заглушил мотор, повернулся всем грузным корпусом к Володе, пристально ощупал глазами, хлопнул себя по ляжкам.

— Слушай, братка. Я не дурак. Сразу все точки расставим и разбежимся. За телку разговаривать не буду. С тобой разбираться не хочу. Честно и откровенно — я тебя боюсь.

Щелкнул «Зиппо», затянулся «Житаном».

— А боюсь я в жизни только одного — неизвестности. Так вот. Ты для меня величина неизвестная и потому — опасная. Я тебя проследил. До 30 августа прошлого года. Это — натуральное. Остальное все липа. Хорошая липа. А тебя нигде нет. Вообще нет. Ни мертвого, ни живого. Так в принципе не бывает. Но есть же, вот он ты. А кто ты? Что ты? Один герр Хер знает, потому что он вообще все на свете знает. Я этого прояснять не хочу. У меня своих заморочек хватает. А тут еще чужого дерьма на лопате подбрасывают. В чужую хренотень вляпаться не желаю. Если Юльку хочешь — забирай. Я еще найду. Курский вокзал, первый вагон. Но пусть она сначала долю мою вернет. Доля-то — моя. Следовательно, мне принадлежит. А ты проследишь на досуге, чтобы баба не фордыбачила. А я тебя за это не копаю и фамилию, имя, отчество твои забываю.

— Какая доля?



— Сто тысяч… У.е. Уел? За долю — поцапаемся, а за стервянку эту — да ну ее наконец!.. И просеки фишку, как мой внучек, красотулечка моя, говорит: она тебя, лоханца, подставляет, не я. Ты уж за правду-матку звиняй меня, хлопче. Небий только диду по морде. Сапохамы.

— Какая доля? Какая?! — Юлия рыдала громко, навзрыд, не вытирая ручьями бегущих крупных светлых слез.

Пожалуй, все же чересчур громко.

— Врет он все, гадина паршивая! Волк позорный! На понт тебя берет! А ты всему и веришь! Откуда у меня такие деньги? Ну, скажи, откуда? Я же училка простая!..

Он неслышно взял ее руки в свои, присел рядом на певучий диван, заглянул глубоко-глубоко в мгновенно пересохшие лживые глаза и заговорил тихо, размеренно, проникновенно.

Голос его, казалось, лился в самую душу, выворачивая все тайнички наизнанку. Не прошли даром месяцы изнуряющего психотренинга и годы соответствующей практики. Володя умел вызывать страх, ужас, панику, доверие, веселье; наверняка, дружеское расположение и, возможно, любовь. Тренировка гормональной системы, немного феромонов, четко отработанные жесты и мимика. Он мог подчинить себе волю человека. Мог проникнуть в область бессознательных импульсов и образов (все эти враки про чтение мыслей вызывали у него лишь приступ смеха). Правда, последнее время он всем этим почти не пользовался, стараясь походить на обыкновенного человека.

Юлия начала тихонько покачиваться взад-вперед, зрачки ее расширились. Она не могла отвести чуть испуганного взгляда с шевелящихся перед нею красиво очерченных жестких губ:

— Юля, успокойся, расслабься. Слушай меня, только меня. Мне нужна правда. Ты скажешь мне правду. Ты брала деньги?

Губы девушки шевельнулись против ее желания, разлепились нехотя:

— Б… б… брала.

— Зачем?

Она посмотрела на него, как на кретина-ученика.

— Как — зачем? А жить-то на что? На зарплату учительскую? Я жить хочу! Понимаешь, ты! Жить! — взвыла Юлия срывающимся на визг голосом. — А не существовать от пенсии до пенсии! Я мир хочу посмотреть! Что я в этой жизни видела? Морды эти уродские? Я в Париже хочу жить. Лондон, Рим посмотреть. Не на картинках, наяву!..

Отчасти он ее понимал. Но девочка ввязалась в опасные игры. Очень опасные. Лучше их сразу прекратить. Раз и навсегда. Пока еще можно по-хорошему, без последствий.

— Юля, — как можно мягче и душевней заговорил Володя. — Это не твои деньги. Их надо вернуть.

— Да-да, — словно стряхивая некую тяжесть с души, почти обрадованно заговорила молодая женщина. — Их надо вернуть. Но как? — вдруг забеспокоилась она. — Они же не здесь. Их невозможно достать.

— Ты их потратила?

— Не все. Большую часть вложила в бизнес, в разные предприятия. Через адвокатскую контору в Швеции. Они уже крутятся. Это капитал. Дело. Проценты на годы, на годы жизни.

М-да. Девочка-то не такая уж и наивная.

— Зачем ОН тебе? Зачем? — словно выползая из кошмарного сна, быстро спросила Юлия. — Почему ты о нем думаешь, а не обо мне? Хочешь, поехали со мной! Да, поехали! Ты сильный, сильнее этих… Мы спрячемся, никто не найдет.

Он снова рассмеялся своим пугающим смехом, выставляя острый кадык.

— Юля, за такие деньги найдут везде. Спокойно жить ты не будешь никогда. А скрываться всю жизнь, быть все время в тени… ты не сможешь. Не тот характер.

— Что же делать? Он меня убьет, да?

Легко надавил ей на глазные яблоки, закрывая веки, уложил на диван, укрыл пледом.

— Спи. Я что-нибудь придумаю.

Серая тень скользнула мимо ворот ярко освещенного в ночи загородного особняка. Метнулась к неприметной металлической дверце в густых кустах, откуда хозяин выпускал обычно своих девиц. Сегодня девицы еще не ушли, дверь была обесточена. Можно легко пробраться внутрь, имея дубликаты ключей.

Камеры… Крупный серый зверь на брюхе подобрался к мусорному бачку, загремел крышкой. Караульные собаки взла-яли было коротко на непрошеного гостя и разбежались, поскуливая по-щенячьи, со вздыбленной шерстью. Хриплое, грозное, на грани слышимости, ворчанье быстро остудило их боевой пыл.

Хронометраж передвижения охраны. Вот они все, как на ладони. Здоровые, сытые, громко смеются, курят, переговариваются. Спасибо хозяину — дурачков нанял. Сегодня убивать никого не придется.